| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— То есть ты предлагаешь сидеть и ждать? — Бриньяр хотел сказать грозно, но не хватило сил и получилось холодно и равнодушно. Однако эффект получился лучший. Дентри испугался. Именно равнодушие. Так говорят с осужденными, отказывая в помиловании. Все решено окончательно и бесповоротно. А как решили с ним?
— Ни в коем случае! Ни в коем случае, — заспешил говорить равдух. — Убийца птох и значит, ему, хочешь, не хочешь, а надо сроч-но поступать на службу. Он умелый воин, его с удовольствием наймут. Мы возьмем под наблюдение все конфликтные ситуации. Их не так много. В Маргиане, Гаррии, Магаре. К тому же его внешность позволяет сразу выделить его среди прочих. К тому же отсиживаться убийце в захолустье опаснее, чем воевать.
Бриньяр поморщился. Из-за недомогания он мог прослушать важное.
— Убийца, убийца, — раздраженно произнес Бриньяр. — Мы даже имени его не знаем.
— Почему же? Его зовут Бор...з, — равдух нечаянно поперхнулся на последнем слоге и буква ,,о" выпала из слова.
— Борз*? — встрепенулся Бриньяр.
— Борз, — обомлел Дентри.
Борз?! Из Эвергетов?! Борз! Волк! А с ним мехахо — торгаши, пхьу — псы, монгалхо — косари! Мехахо приходят покупать. Обяза-тельно найдутся те, кто захотят денег. Найдутся, которые запросят золота слишком много или откажутся, посчитав, им предложили слишком мало. Этих поручат борзам и это будет первая кровь. Кровь древних родов и фамилий. За борзами придут пхьу. Им достанут-ся фигуры помельче. Псы привнесут в жизнь ростки паники, страха и недоверия. За псами — монгалхо. За монгалхо не остается ничего. Только поля мертвых и сожженные дотла города и деревни. Тактика Эвергетов проверена и приносит плоды. Всегда и со всеми!
Бриньяр посмотрел наверх. Синие чистое небо подглядывало за ним в линзу окна.
— Ступай, — отпустил он равдуха. — Скажи асикриту, я хочу побыть один.
Дентри выскочил за дверь, закрыл её за собой и привалился спиной.
— Иллюстрис просит его не беспокоить. Он хочет побыть один, — передал просьбу равдух.
Бриньяру нечем дышать. Словно не воротник, а удавка сжала горло. Эгуменос дернул ткань, растягивая сутану. Золотая пуговица отлетела прочь и покатилась по столу. Как монета. Орел или решка? Орел или решка? Не вошло ли у него в привычку полагаться на случайность? И на кого поставить? На кого? Кто стоит за Эвергетами? Кто указал им цель или кто позвал их, заложив как в ломбард целую империю? И чем пожертвовать ради выкупа Манора из залога? Жизнями! Десятками! Сотнями! Тысячами жизней!
Эгуменос откинулся на спинку, с раздражением слыша скрип дерева. Так кто же тот или те, что готовы отдать страну врагу? Кто? Важно выделить ключевую фигуру. Она всегда в тени, всегда за спинами других, всегда не на виду. Надо отрешиться от показного, того что на поверхности, того что отвлекает, того что кажется важным. Важным? Глориоз? Империя нужна ему самому! Кайрин ди Смет? Эвергет Борз? Мэдок ди Хенеке? Они пешки, солдаты, наймиты, кто угодно, но не они! Просто ширма, за которой прячется... Кто? Кто?
— Туром? — вырвалось у Бриньяра имя само напросившееся на язык.
И сразу в памяти всплыл давнишний разговор. Тогда они еще могли спокойно разговаривать друг с другом. Бриньяр не был эгуме-носом, а Туром не сидел в Шароне, под бдительным оком вестарха Гроза.
— ... Мы напрасно чураемся Эвергетов. Ведь они, так же как и мы, дети Создателя. На их знаменах трехцветная пирамида!
— Но поступают они почему-то вопреки заветам Всевышнего.
— Ну, у Создателя для каждого из нас свой завет.
— Для них он единственный. Воевать! И никаких прочих!
— Создатель не отказывается ни от мирян, ни от воинов. Кому-то надлежит сеять, кто-то создан сражаться.
— Скажи лучше грабить. Всегда и всех!
— Не только. Кроме войны они успешно торгуют. К примеру с чикошами. Орден единственный кто с ними торгует.
— Ты называешь это торговлей? Награбленное идет в уплату за оружие, чтобы затем грабить еще больше.
— А когда мир существовал по иным законам? Вспомни историю возникновения империи Манора. Наши предки постарались на славу, откроив неплохой кус землицы.
— И потому ты не находишь предосудительным союз с грабителями и мародерами?
— А какая собственно разница с кем дружить. Был бы нам прок.
— И какой прок от Эвергетов?
— Они помогут восторжествовать учению Создателя в империи! Хе-хе-хе! Не этого ли мы страстно хотим? Не об этом ли молимся денно и нощно?
— Вера на чужих мечах?!
— Не на мечах, на крови. То, что сцементировано кровью, стоит долгие века!
Они оба были амбициозны, оба долго находились в тени, оба стремились подняться по иерархической лестнице. В какой-то момент им стало тесно. Если бы Бараман, купленный с потрохами за обещание не придавать огласки некоторые из его прегрешений, еще неизвестно кто сидел бы в Шароне. И сидел бы? Туром не слишком миндальничал с противниками. Он отправлял их не в ссылки и не в тюрьмы, а на погост.
"Наконечник на оружие птоха!" — вспомнил Бриньяр загадку гибели рейнха.
Эгуменос сжал голову руками. Казалось, она лопнет от гула пульсирующей крови. Туром! Туром! Туром! стучал в висках крово-ток.
— Если это он, то тогда.... За ним.... Надо проверить.... Проверить и перепроверить.... Проверить и перепроверить.... С самого на-чала.
Следствием напряженных размышлений и переживаний оказалась сумасшедшая головная боль и обильное носовое кровотечение. Сами размышления повлекли ряд действий. Равдух Дентри, как частное лицо, тем же вечером отбыл инкогнито в Венчу для сбора ин-формации о некой особе, о её брате и о связях княжества с орденом Эвергетов. Приговоренный к смерти фальшивомонетчик и вор Гибиус был выпущен, получив устное указание Бриньяра. Какое? Никто этого не знал. Но рыдающий от счастья мошенник клялся всеми клятвами и целовал прах под пятой эгуменоса, обещая оправдать доверие. Тогда же, на утро, вызвали дьякона Тренна, ученейшего мужа, заведующего архивами церкви и инквизиции.
14.
Войдя в двери кабинета глориоза, Мэдок ди Хенеке остановился на третьем шаге. Согласно этикета, первый уважительный поклон отцу, второй, легкий, едва обозначенный кивком головы, остальным. Говорят, он родился в этом доме. На втором этаже, в комнате над цветником. В час, освященный Кайраканом, на большой и широкой кровати, в специальном установленном для роженицы кресле без сидения. Так появлялись на свет многие Бекри. И поколение назад, и три, и шесть, восходя к далекому предку Энгусу Длинному Ножу. Но в отличие от своих братьев, Мэдок двенадцати часов отроду был изгнан из-под отчего крова. И его, орущий напуганный сверток, сердобольная нянька, тащила звездной ночью через столицу, в район Сломанных Мечей, под крышу полуразвалившейся хибары, к своему дальнему родственнику, Марчу ди Аё. Ветеран рейдов на чикошей, передвигался на костылях, предпочитал вино еде, и ходил по нужде под себя, когда не успевал до ночного горшка. Вот к нему и поселили Мэдока, несостоявшегося Бекри и канувшего в лету Хенеке в одном лице. Если ты не подох в младенчестве, можешь поблагодарить небеса. Но справедливей сказать спасибо тем, кто не пожалел тебе последний фолл на молоко, поделился куском хлеба, дал место у огня. Когда ты болел, облегчал, как мог твои страдания, когда плакал, вытирал твои слезы и сопли, когда ты делал первые шаги, поддерживал тебя. Спасибо им! Няньке, чье имя забылось и ветерану Марчу ди Аё, обозленному на весь свет калеке.
В малолетстве время не воспринимается. Ни физической единицей, ни божьим велением, ни прихотью Бытия. Вообще ничем! Его для тебя не существует. Но, тем не менее, ты растешь, ты вглядываешься в окружающие и пытаешься угадать свое место в этом мире. И если оно не по нраву, присматриваешь другое, ибо чего ты достоин, как не лучшего!
Юноша вспомнил, как однажды, над ним зло пошутил Аё, увидев препоясанным веревкой и заткнутой за нее деревянной палкой. Кир Мэдок!
— Убирать за инвалидом не малая доблесть. За горшки тоже положен рыцарский статус.
Тогда Мэдок захотел убежать из дома, в поисках лучшей доли, фрайх Аё удержал его.
— Там не лучше, чем здесь. Ты ничего не умеешь, мало что смыслишь. Тебя съедят. Здесь, по крайней мере, ты знаешь одного ста-рого пса.
— Ну и пусть! — не желал внимать Мэдок предупреждению и готовый прибить инвалида, если понадобится расчистить путь к сво-боде.
— Тебе опротивел я или ты хочешь перемен? — спросил его хитрый Аё.
— И то и другое! — признал мальчик.
— Давай поступим так. Я постараюсь не быть тебе слишком большой обузой, а в замен научу кусаться. Надеюсь, я не забыл, как это делается.
Мэдок принял соглашение. Наверное, потому что иметь свой дом и учителя не так и плохо. Большинство его ровесников в Сломан-ных Мечах не имели и этого.
Ты навсегда запомнишь тех, с кем рос. По именам, привычкам, обидам и мечтам. Их голоса снятся тебе. И не будет вкуснее уворо-ванных и разделенных поровну яблок, как не будет теплей костра согревающего тебя и их, и не достанется свободы большей, чем идти вместе на закат ли, от заката ли, под дождем, под снегом, под ветром или зноем. Сколько их осталось? Двое? Трое? Тех, кому навсегда ровня. С кем в уличных драках, держался плечо к плечу, а когда приходилось совсем туго и врагов было слишком много, вставал спина к спине. Твою и их жизни выводили одними чернилами на единых страницах книги Судеб. И там не было длинных строк. Никто не отпускал им и тебе долгого срока земного бытия. А когда высший промысел свершился, ты остался один.
В ту пору Мэдок не знал о своем происхождении. Нянька давно умерла, и они вдвоем с Аё жили на скудную ветеранскую пенсию. Потом на смертном одре Марч открыл ему тайну рождения и причину нахождения у него. Мэдок не знал радоваться или выть от зло-сти, поскольку происхождение обязывало другое положение в обществе. Марч прочел его мысли. Или угадал.
— Не стоит обольщаться, сынок. Если о тебе не вспомнили до сих пор, значит, крепко забыли. Или надеются, ты околел. Не осуж-дай и не огорчайся. Ты умеешь держать клинок, а это искусство востребовано под небесами во всех краях и уголках земли. Возьми жизнь на остриё. Мой тебе совет.
Все что он получил в наследство после смерти Марча ди Аё, меч. Децимийский добрый меч старой работы и крохотный клочок бумаги. Не рекомендация, а скорее просьба к старому другу пристроить Мэдока к делу. В бумаги он звался Мэдоком ди Аё.
— У старого блядуна был сын? — удивился получатель записки. Он был сух как старая береза и столь же крив и скрипуч.
— Я его приемыш.
— Интересно, чей же ты ублюдок? — усмехнулся будущий покровитель. — Раз Аё прикормил тебя
— Глориоза Бекри, — ответил Мэдок.
— Ух, ты! — загоготал тот. — Не всякий знает своего папашу. Обычно матери предпочитают называть выдуманные фамилии.
— Моя мать носила фамилию Хенеке. Как и я.
Получатель записки смял бумагу и выбросил её.
— Парень, мне не нужны лишние заботы. Я, конечно, кое-чем обязан Аё, но...
Тогда Мэдоком овладела необычное упрямство.
— Я, Мэдок ди Хенеке, и точка! Платите, раз обязаны. Марч завещал мне свои долги.
Глупо было ругаться с единственным человеком, который мог помочь.
— Умение скалиться не означает умения укусить, — услышал в ответ Мэдок и, получил чувствительный удар в лицо. Он упал, тут же вскочил и выхватил клинок. Бой на мечах удивил противника.
— Узнаю руку Марча, — удостоился похвалы Мэдок.
В конце концов, опыт одержал верх. Мэдока обезоружили и прижали к стене. Под изучающим взглядом противником, он, из по-следних сил, сдерживал слезы бессильной ярости.
— Так мы договорились?
— Нет. Я, Мэдок ди Хенеке. И ни кто другой! — твердо стоял на своем юноша и, жертвуя целостностью одежды и собственной плоти, вывернулся из-под клинка. Подсечка по ногам сзади, уронила его на пол. Мэдок прокатился кубарем, но успел подхватить свой меч. В проигрышной позиции, лежа на спине, он выставил оружие, готовый к новой схватке.
Так он попал в орден Хранителей Дорог и начал свой путь как Мэдок ди Хенеке. Возможно это и вправду было ошибкой. Но со-вершал он её сознательно. Под этим небом у него было лишь две вещи. Меч завещанный Марчем ди Аё и родовой имя матери — Хенеке. Ни того ни другого он опозорить не мог. Ибо тогда что ему в имени и мече?
Шесть пар глаз впились в немом вопросе, что ты собственно тут забыл, ублюдок? Ублюдок это обязательно. Это как звание, по-жизненная определяющая всем прошлым поступкам и будущим, как приговор всем стараниям и надеждам, как указующий перст — где твое место от ныне и вовеки веков.
— Смелый поступок, — произнес Брин первым. Старший сын стал возле отца, готовый в любую минуту защитить родителя если по-требуется или удержать того от необдуманных действий, если возникнет необходимость. А она могла возникнуть.
— Моя смелость не причем, — спокойно ответил Мэдок. В отличие от братьев он был действительно спокоен.
— Как понимаешь, вышвырнуть тебя отсюда, мне мешает данное императору слово встретиться с тобой, — прозвучал напряженный голос глориоза. Рука Брина легла на плечо отца. Не траться попусту. Мы сами разберемся.
— Явиться сюда меня подвигло одно обстоятельство, которое требует разрешения.
— И оно не могло подождать? — Грегор, как всегда улыбался. Его улыбка полна яда сарказма.
— Не могло.
— И в чем же суть? — опередил брата Брин, иначе предстояло долгое словесное противостояние.
— Монаршим указом честь рода моей матери восстановлена...
— И ты как раз вертишь в руках писульку о том, что фамилия Хенеке чиста перед законом и вашим Создателем? — произнес Брин.
— Бумага со мной совсем по другому поводу. И надо мной длань Кайракана.
— Можно я угадаю? Ты пришел получить земли своей матушки обратно, — погрозил пальцем Грегор. — Я угадал?!
— Нет, не угадал, — ответил ему Мэдок. — Это мое отречение от владений принадлежавших моей матери и перешедших под руку к роду отца.
Лицо глориоза помрачнело, словно он услышал неприятное известие.
— Чтобы не затягивать визит, разрешите изложить суть. Вы вправе отказать мне или принять то, что я предложу. Но, думаю, так бу-дет быстрее.
— Разумно, — согласился Брин.
— Кир, — обратился к отцу Медок, — выбирая себе жену, вы нашли мою матушку достойной вашего выбора. Вы с ней обвенчались по закону Кайракана и закону Святой Церкви.
Глориоз терпеливо слушал, Брин кивнул соглашаясь. Действительно так. Он присутствовал на свадебных событиях. Тогда ему бы-ло весело. Его щедро угощали, многие старались с ним поиграть. Ему нравилась новая мама. Она была голубоглаза, безумно красиво, как фея из книги сказок, улыбчива, а речь её нежная и спокойная напоминала шелест травы.
— Потом род моей матери, но не моя мать, принял участие в заговоре против императора. И вы посчитали это достаточным поводом порвать с мятежным родом. Вопрос, причем здесь Брэйгис ди Хенеке оставим другим. Мое рождение не ознаменовалось вашей радость, но я премного благодарен, вы сочли возможным оставить мне жизнь.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
