Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

Довольный чаевыми малец уже примеривался улизнуть, когда меня осенило:

— Ну-ка погодь! Хорошую одежду достать сможешь?

— На вас, дяденька?

— Да. Нужна сорочка, — я на всякий случай потыкал пальцем в свою грудину. — Брюки и пиджак.

— Найду!

— Точно?

— Вот те крест! — малец быстро обмахнулся рукой перед собой. — Только вы, дяденька, никуда не уходите!

— Куда я от колбасы-то денусь, — пошутил, но видя недоумение, махнул рукой: — Беги уж!

Следующий стук раздался подозрительно скоро, мы с Сашей только-только успели расправиться с колбасой и приступить к персикам. Я ожидал увидеть толстую разбитную тетку или старого жулика с баулом шмоток, явилась же целая делегация. Во главе, с перекинутым через плечо матерчатым метром и швейной машинкой в руке, выступал седой импозантный еврей. За ним целых три девушки, вероятно дочери или внучки, нагруженные на манер ишаков — свертками, кульками, многочисленными рулонами ткани, дымящимся утюгом и гладильной доской.

— Альберт Моисеевич, прошу любить и жаловать, — отрекомендовался портной. — Костюм вам строить будем?

— Прямо так? — растерялся я. — С нуля шить?!

-Как же можно иначе? — укоризненно задрал брови Моисеевич. — Вы же изволили заказать хороший костюм?

— Конечно, но...

— Долго! — в одно слово конкретизировала мои страхи Александра. — Нам сегодня уезжать!

— Три часа, молодые люди, — укоризненно покачал головой портной. — Позвольте мне оторвать вас от важных дел на никчемные три часа.

Мы с Сашей переглянулись:

— Приступайте, раз так!

Дальнейшее действо более всего напоминало волшебство. Всего несколько мерок, быстро очерченные грифелем пунктир по ткани, и вот сметанная на булавках рубашка уже на мне. Еще несколько минут, и две девушки, расчехлив Зингер, принимаются сшивать части между собой хитрым французским швом.* Третья утюжит через мокрую марлю — "швея гадит, утюг гладит". Мастер тем временем кроит брюки — легко наметив опорные точки, он даже не удосужился провести линии — сразу взялся за ножницы.

Управились ровно к обеду. Как ни быстро мелькали девичьи пальчики с ниткой и иголкой — самым хлопотным делом стала обметка петель под пуговицы. Наконец, финальная примерка... вместо гопника-комсомольца из зеркала на меня посмотрел лощеный европейский джентльмен.

— Какую же дрянь тебе продали в Москве! — вынесла окончательный вердикт Саша.

— Берлинский непарный костюм, лучшее в мире немецкое качество, — издевкой передразнил я далекого спекулянта. — Проклятый контрафактчик!

Распрощались с Моисеевичем тепло, уже в холле, — он со своими девушками отправился домой, радоваться приработку, мы с Сашей — ловить извозчика. Последнее, чем мне запомнилась "Новая Европа" — любезной гримасой портье. Зря я вчера, в ответ на дежурное "мест нет", сунул ему за "самый лучший номер" целого Джексона. Судя по уровню местных цен, вполне хватило бы одного Гамильтона.**

У дверей гостиницы свободной пролетки не нашлось, и скоро произошло самое страшное: Александра обнаружила себя в глубине рыночных рядов.

— Леш, посмотри! — потянула она меня в сторону сумрачного однорукого мужичка с совершенно рязанской мордой лица, — Настоящий фильдиперс!

— Да хоть бы и шелк, — попробовал сопротивляться я. — Ты же запаришься в чулках!

— А стоят-то, стоят, в Москве фильдекос

* * *

дороже!

— Два рубля золотом?! Ты шутишь? В Тегеране возьмем за бакс!

— Пяточка гаванская... и шовчик, пощупай сам, какой ровненький!

— О-о-ох! Купи и пойдем!

Не сказать, что мы сильно задержались — однако спустя час я вынужден был констатировать очевидное:

— Сегодня все равно не улетим. Поехали, пока аэропорт работает, узнаем расписание и купим билеты, а потом вернемся... заодно погуляем по старому городу.

— Как скажешь, — Саша привычно вытянулась на носочках для поцелуя. — Только в собор заглянем, пока он рядом.

— Зачем? — нахмурился я.

— На одну минутку! Косынку я уже купила.

Признаться, местный культовый центр вызывал любопытство и у меня — прежде всего своими нескромными, подавляющими весь центр города размерами. Екатеринбургский, построенный в 21-ом веке Храм на Крови выглядел бы рядом с главным православным собором Баку маленькой заштатной церквушкой.

* * *

Пока Александра ставила свечки и шептала молитву перед центровой иконой Александра Невского, я изображал собой туриста — разглядывал изящную лепку вокруг купола и колонн, резные оклады, мозаичный пол, двухъярусный иконостас под роскошным мраморным шатром. Сохранность на удивление; золоченые оклады целы, краски фресок ярки, поповское "господу помолимся" звучит сочно и басовито. А вот прихожан, можно сказать, нет совсем.

— Все как раньше, только хуже, — я в очередной раз не удержался от цитаты из Василия Шульгина.

Сказанные вроде как для себя слова неожиданно гулко разнеслись под сводом нефа. Испуганно шарахнулась прочь завернутая в черный платок старушка. Вслед за ней, слабодушно и беспомощно, с сакральной фразы обвалилась шелуха ложного смысла. "Все как раньше" — сохранилось лишь в церквях на дальних окраинах СССР.

В стремительно меняющейся Москве мне и в голову не приходило вспоминать пронизывающий страницы "Трех столиц" рефрен. В мир приходят самолеты, трактора и мощные трансформаторы. Телевидение, противотанковые ракеты и небывалые урожаи картофеля на индустриальных заводских полях. "Все как раньше" стало историей, пусть бывший депутат Государственной думы

* * *

* грустит об этом в гордом одиночестве.

Моя цель, мой долг — отправить в небытие вторую часть его программы: "только хуже". В новом мире не случится великий террор и зверская коллективизация. Новый мир не увидит нацизма и печей Освенцима. Ради этого мы с Сашей выкладываем на зеленое сукно великой игры свои жизни. Христианскому смирению нет места — будущее мы делаем сами.

Не может быть как раньше; не должно быть и хуже!

— Вот ты где! — требовательно дернула меня за руку жена. — Пойдем скорее!

Оказывается, я шепчу странные, ни капли непохожие на молитву слова рядом с настороженно косящейся на меня старушкой, в боковом пределе, у ларца с мощами.

— Святой Варфоломей,

* * *

** — мне с трудом удалось разобрать золотые церковнославянские буквы на установленной тут же небольшой иконе. — Уважаемый апостол, надеюсь, вы не против нашего нового мира?

\*Ничего хитрого во французском шве (french seam) нет — это весьма распространенный в быту "двойной бельевой шов". Ранее, из-за сложности обметки, (отсутствия оверлоков) использовался практически везде.\

\**Двадцать долларов США — купюра с портретом Эндрю Джексона. Десять — с портретом Александра Гамильтона.\

\

Фильдекос — тонкая хлопчатобумажная пряжа. Фильдеперс — особо обработанный, более шелковистый и тонкий фильдекос, изделия из фильдеперса были заметно дороже, чем из обычного фильдекоса.\

\

ГГ несколько преувеличивает. Хотя Александро-Невский собор Баку (снесен в 1936 году) действительно значительно выше Храма на Крови (высота 81 метр против 60 метров), но по объему эти сооружения приблизительно равнозначные.\

\

*Василий Шульгин — депутат Второй, Третьей и Четвёртой Государственных дум, во время Февральской революции — принял отречение из рук Николая II. Один из организаторов и идеологов Белого движения. Так же — прообраз Кисы Воробьянинова из "Двенадцати стульев".\

\

*Согласно преданию, святого Варфоломея распяли вниз головой, но он продолжал свою проповедь, тогда его сняли с креста, сняли кожу, а затем обезглавили.\

От аэропорта такого крупного города как Баку, я ожидал порядка и масштаба, хоть не Московского, но, по крайней мере, не уступающего Харькову. Увидел же второй Тихорецк — полдюжины сараев, спокойствие, тишину и запустение. Всего разницы — вместо привязанной к ограде коровы — полтора десятка разномастных коз.

Конторщица или кассирша, никого выше званием обнаружить не удалось, вопрос билетов до Тегерана осветила предельно просто:

— Вам Вадим Титыч надобен, он частенько к персам летает.

— Начальник аэропорта? — попробовал догадаться я.

— Нет, летун наш, — тетка смахнула с губ застарелую семечную шелуху. — В лавке своей, небось, торгует.

— Пилот?!

— Вы не волнуйтесь, товарищи, — успокоила нас тетка. — Летун он справный, коли что надо, непременно исполнит.

— Где же его лавку искать? — вмешалась Саша.

— Велосипеды чинит, тут недалече, в Разинке, у полустанка, — быстро затрещала тетка, и испуганно поправилась, как видно вспомнив, что мы собираемся зарубеж, а значит люди, по-определению, непростые: — В рабочем поселке Азнефти имени товарища Степана Разина.

— Хорошо хоть пролетку не отпустили, — буркнул я недовольно. — В Москве нам обещали регулярное авиасообщение, а тут какой-то колхоз!

Делать нечего. Полтина серебром извозчику, три версты по пыльной дороге. Можно сказать рядом — до самого Баку вчетверо дальше. Лавка, а вернее ремонтная мастерская, нашлась сразу. Хозяин, очевидно, разбирался не только в велосипедах — к нашему появлению он как раз заканчивал торг за ремонт диковинной вуатюретки,* на которой из оригинальных деталей осталась лишь табличка с гордым животноводческим названием Le Zebre.

— Офицер! — шепнула мне Саша перед тем, как мы подошли. — Посмотри, как голову держит!

Не знаю, что особенного жена увидела посадке головы, но рабочие галифе и гимнастерка, пыльные, испятнанные черным маслом, сидели на авиаторе как парадный мундир. Строго по плечам, пуговицы застегнуты под самое горло, в груди и талии не больше и не меньше необходимого, высокие сапоги плотно по ноге. На строгом лице — мягкая и добрая улыбка, хотелось бы такой верить, однако в сочетании с холодным взглядом серых глаз она воспринималась скорее как скрытая угроза, или, по крайней мере, тайный и непонятный мотив.

Мы поздоровались, представились, перебросились вежливыми фразами о жаре и проблемах поставки нужных для качественного ремонта запчастей, затем я перешел к делу:

— Хотелось бы узнать, когда ближайший авиарейс в Тегеран?

— Недели через две, приблизительно.**

— Ни... хрена себе! — с большим трудом я удержался от мата. — В Москве нам обещали ежедневные авиарейсы!

— В Москве... — произнес пилот многозначительно, и замолчал, чего-то ожидая.

— Вы, случайно, не из Петербурга? — попробовал я развить отношения.

— Случайно.

Ни полусловом больше!

— О билетах, как понимаю, говорить бессмысленно, — констатировал я очевидный факт.

— Дорогих заказов у меня и без вас в достатке.

Намек дан — пришла пора для последнего, универсального довода. Я вытянул из кармана три двадцатки, зажал их между пальцами.

— Нельзя ли ускорить отлет?

Авиатор не возразил, но и не сделал попытки взять деньги. Я добавил еще бумажку, потом еще...

— У вас, молодые люди, паспорта-то хоть есть? — наконец-то проявил интерес к сделке пилот.

— А как же, — полез я в карман. — Все в полном порядке.

Пилот мазнул взглядом по развернутой бумаге:

— Выкупились, значит?

— Значит, — передразнил я манеру пилота.

— Дело хорошее. И виза есть... Польши?!

Вот глазастый гад!

— Получим транзитные, — как можно небрежнее откатил вопрос я. — В конце концов, крюк через Персию совсем небольшой.

— Бумажки у вас имеются, — пилот как-то совсем по новому оглядел меня. — И те, и другие.

Ненадолго задумался о чем-то своем, затем быстрым, но вместе с тем изящным жестом изъял баксы из моих пальцев.

— А если без бумажек, — я заглянул в его серые глаза.

— Пятьсот рублей золотом, — пилот выразительно ткнул пальцем вверх. — За каждого.

— Знать бы заранее! — расстроился я. — Столько пустой суеты!

— Не все так однозначно, — с деньгами к пилоту вернулся дар связной речи. — В Пехлеви наши могут сделать очень многое, причем не спрашивая шахского разрешения. Поэтому ваши паспорта стоят своих денег.

— Постойте, постойте. Какой Пехлеви? Нам нужно попасть в Тегеран!

— Там немцы летают, — отрезал пилот. — Каждый день, как часы.

— Еще и им платить!

— Других вариантов нет.

— Вылет завтра с утра? — Обидно, но качать права не время и не место.

— Хоть сейчас, — пожал плечами пилот. — Машина у меня всегда наготове, только заправить. И лететь-то тут тьфу, четыре сотни верст не будет. До заката успеем с большим запасом.

— Чего же мы тогда ждем?! — обрадованно заторопился я.

— Вас! — на лицо пилота вернулась "добрая" улыбка. — Езжайте на аэродром, я на мотоциклетке все одно поспею раньше вас.

Не обманул. Когда мы дотряслись на конной тяге до аэропорта, самолет уже стоял рядом с одним из сараев, с откинутым вверх и назад жестяным капотом, совсем как автомобиль перед длинной дорогой. Вадим Титыч и механик в замасленной спецовке возились с ведрами — заливали бензин.

Таможенный досмотр? Подписи на документах? Паспортный контроль? Ничего подобного. Увидев нас, пилот небрежно махнул рукой в сторону стоящего на отшибе сортира типа "эм-жо":

— Уборной на борту нашего Юнкерса нет.

* * *

— Мы уже, — с видом бывалого путешественника возразил я. — Не первый раз летим.

— Тогда залезайте внутрь, располагайтесь, — пилот указал на дверку, распахнутую прямо над крылом. На ступеньках, пожалуйста, осторожнее, там техник масло пролил третьего дня.

Изнутри "иномарка" более всего походила на люксовый внедорожник 21-го века. Мягкая кожаная обшивка стен, квадратные окна. Два широких и мягких кресла впереди, роскошный диван сзади. Кабина пилота за перегородкой, сквозь врезанное в нее стекло виден штурвал, педали и нехитрые приборы — аж целых три циферблата.

Еще немного, еще чуть-чуть, и все решится. Рации на борту нет, пограничное ПВО отсутствует как класс. Стоит лишь взлететь... в воздухе никакое ГПУ нас не достанет. Трудно поверить, этого мгновения я ждал больше года! И вот, когда оно так близко, не могу унять предательскую дрожь в руках. Пытаясь спасти нервы, я развернул случайно захваченный из отеля "Красный нефтеперегонщик". Фотографии чумазых передовиков и непонятных железок меня не впечатлили, а вот длинная передовица зашла чудесно, как вполне качественный гротеск. Добравшись примерно до середины, я не выдержал и давясь от смеха, зачитал Саше фрагмент:

— "Исключительная настойчивость была проявлена правотроцкистскими и эсеровскими вредителями в подрыве кормовой базы животноводства и в создании диспропорции между развитием животноводства и его кормовой базой".

Дальше читали вместе. Где-то к подробному разбору "значительного сокращения поголовья скота, особенно конского поголовья" зачихал, и тут же зарокотал двигатель. Простучали шаги по крылу, и вот наш пилот уже запрыгнул на свое место в открытом кокпите. Обернулся, сверкнул консервами очков, помахал нам затянутой в кожаную перчатку рукой и взялся за штурвал. Еще минута... ура! Мы в небе!

— Прощай, страна чекистов! — радостно воскликнул я.

— Прощай, Россия... — подозрительно хлюпнула носом Саша.