Альманах "Признание-3" -2008 (проект)

— А кончится всё полным развалом, — сказал Максим. — Нам дали попользоваться. Ну, а мы, что смогли — поломали. И за собой тянем всё, чем пользовались. Как утопающий лезет на голову тому, кто хоть немного держится на воде. Может, это у природы рычаги такие: как только нормализуем свою жизнь настолько, что начинаем воевать не за из-за куска хлеба, а из-за спора, чей пирог слаще, так оно всё и рушится. Я думаю, это не в первый раз. Наверняка, с нами и в прошлом также поступали. А может, это какой-то глобальный сифон экосистемы: как только человек становится на ноги, всё летит к чёртовой матери. Не исключено, что к этому сводится основное предназначение человека — на корню губить всё живое. И гибнуть вместе с природой. А после, без человека, всё опять расцветает. Принцип Феникса. Глобальный сброс. Обнуление системы. А потом уцелевшие остатки людей вновь карабкаются к вершине пищевой пирамиды, чтобы вновь всё порушить и поломать...

Несколько минут они молчали.

— Какой может быть смысл у такого цикла?

— Бог его знает, — пожал плечами Максим. — Какой смысл в голубизне неба? Или в бирюзе океана? Работал бы эффект Комптона чуть иначе, наш мир был бы разукрашен по-другому. Что нам до смысла? Пользуем, что имеем. А что имеем, то и пользуем.

— Приятно говорить с учёным человеком, — с досадой произнесла Светлана. — Экологом, говоришь, был? Важная, конечно, профессия.

— Не нужно злиться, Света, — примирительно сказал Максим. — Легко спорить о том, чья профессия важнее: космонавта или музыканта, пока на столе булка с колбасой, а в морозильнике — пельмени.

Его прервал сигнал зуммера. Максим глянул на экран радара и притормозил.

— Что это? — насторожилась Светлана, присматриваясь к "картинке".

— Очень похоже на баррикаду, — ответил Максим. — Только непонятно куда Вакса с Толиком делись. Они впереди нас минут на пять, может, десять... Впрочем, сейчас увидим.

Он не ошибся. Не прошло и минуты, как они увидели: впереди, колёсами кверху, перегородив дорогу, разлеглась Ауди. Максим остановился в метрах десяти от изуродованной машины, осветив ее дальним светом.

Они посидели какое-то время, открыв окна, прислушиваясь. Потом Максим заглушил двигатель, включил противотуманки и аварийку, достал пистолет, передёрнул затвором и вышел на дорогу.

Одно из колёс Ауди всё ещё крутилось. Наверное, поэтому, сосредоточив внимание на вращающемся колесе, Максим не сразу заметил человека в ватнике.

Тот сидел на асфальте, ближе к обочине, к Максиму спиной. Человек что-то бормотал, чуть раскачиваясь в стороны, лёгкий ветер доносил его невнятное бормотание.

Максим, держа пистолет перед собой, подошёл ближе:

— ... братику, не дури, — тихонько скулил человек в ватнике. Он прижимал к себе труп, у которого на месте головы была чёрная лохматая тряпка. — Вань, слышь, поднимайся. Тебя Марьюшка ждёт, Степанка и Василиска. Уходить нам надо, Вань...

Максим огляделся: скрученные кольца троса, вывороченный бетонный столб отбойника... Вращающееся колесо Ауди.

"Тихо как"... — подумал Максим и поднял пистолет.

Человек обернулся, поднял измазанное кровью лицо и пожаловался:

— Я сказал: "обожди". А он сунулся. Я ему: "быстро едет, порвёт трос". А он...

"Трос лопнул и ударил разбойника, — подумал Максим. — А это, значит, подельник убивается, что вместо добычи домой труп везти надо"...

Он всё ещё держал пистолет и не знал, на что решится. Горе разбойника было столь очевидно, что Максим замер... и смотрел... и слушал...

А потом сзади подошла Светлана. Спокойно приблизилась к человеку и выстрелила ему в затылок. Тот дёрнулся, взмахнул руками, будто пытаясь взлететь, и, как сидел, нырнул вперёд, на труп своего брата. Светлана сделала ещё шаг и зачем-то ещё раз выстрелила ему в голову. Тот не пошевелился.

"Будто молотком по доске", — отстранённо подумал Максим. Выстрелы звучали непривычно глухо и тихо. А может от того тихо, что в ушах всё ещё звучали стоны: "Братик, Марьюшка"... "И Степанку он называл"...

В груди ширился и давил тяжёлый ком ненависти: к миру, к Богу, к Светлане...

Она, наверное, что-то почувствовала, обернулась:

— Опусти пистолет и иди в машину.

Максим увидел, что всё ещё держит пистолет и опустил руку.

— Принеси мою сумку, — сказала Светлана. — У меня там перчатки и нож.

"Василиска, — вспомнил Максим. — Точно, он сказал "Степанка и Василиска"... Зверьё! Мы все — звери. Нам тут не место. Прекрасные пейзажи, горы и океаны, восходы и закаты, величие живого, баланс и равновесие тайных и явных сил... Это всё не для нас. Это для каких-то других людей, которые умеют любить, жить... Которые знают, что такое счастье от самого факта бытия, от жизни самой по себе"...

Звонкие пощёчины привели его в чувство. Стоны разбойника сразу стали глуше, а через секунду пропали совсем. Теперь только звенела тишина, да еле слышно поскрипывало колесо на перевёрнутой Ауди.

— Ты очень чувствителен, — с непонятной завистью сказала Светлана. — Иди в машину, я сама всё сделаю.

— Что... что ты сделаешь?

Он никак не мог понять, что она собирается делать.

Она отвела его к машине и усадила на переднее пассажирское кресло. Постукивало реле аварийки, едва слышно подвывал ветер.

Светлана заботливо пригладила ему волосы и достала из багажника свою сумку-рюкзак:

— Сегодня был тяжёлый день, милый. Скоро всё кончится. Мы поедем в Одессу, ко мне домой. Горячая ванна, массаж... посиди, я скоро.

— Что ты будешь делать? — настаивал Максим.

— Премию пополам, идёт? Фотографии, отпечатки... Ты что, за головы разбойников денег от комитета спасения никогда не получал?

— Нет, — сказал Максим. — Не получал.

— Вот я и говорю: ты здесь посиди, я сама всё сделаю.

— Скальпы там тоже нужно будет предъявить?

— Нет, только фотографии и кисти правых рук.

Она отвернулась и быстрым шагом двинулась к Ауди. Засверкали вспышки фотоаппарата. К немалому облегчению Максима, колесо, наконец, замерло. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как Светка склонилась над крестьянами. Сразу навалилась дурнота, и усилился звон в ушах...

"Боже мой! — подумал Максим. — Господи, что я тут делаю? Всё равно ведь умирать. Боже! Сделай ЭТО сегодня. Сделай ЭТО сейчас"...

— Только не пугайся, Макс, — прозвучал тихий голос с заднего сидения. — Это я, Вакса.

Максим замер. Ему очень хотелось обернуться, но он не мог.

— Вакса? — прошептал Максим. — Ты цел?

— Не совсем, Макс. Вернее, очень даже не цел, но мне нужно с тобой поговорить, времени мало. Сейчас эта сука закончит с разбойниками и вернётся. Меня к этому моменту тут уже не будет. Так что давай-ка к сути...

— Почему "сука"? — нахмурился Максим. — Нормальная девчонка.

— Она "нормальная", Макс, пока тебя во враги не записала. Ты даже сможешь с ней переспать, и получить от этого удовольствие. Но как только её начальство примет решение о твоей социальной опасности, она своими руками тебя скрутит и доставит, куда ей прикажут. А попробуешь дёрнуться — пристрелит.

— Убьёт? — зачем-то уточнил Максим.

— Именно. И доложит о ликвидации, не забыв приложить к рапорту фотографию и кисть твоей правой руки.

— Кто ты, Вакса? — спросил Максим. — Инопланетянин? Это вы нам экологию порушили?

— Нет, Макс. Мы не инопланетяне. Мы — иномиряне. И к обвалу вашей экологии имеем исключительно наблюдательное отношение.

— А помочь?

— Ну, да... — неприятно хохотнул Вакса. — "Прилетят марсиане и нам помогут". Нет, Макс, это только в анекдотах бывает. У нас к вам отношение исключительно утилитарное — изучаем опыт неудачников.

— А Толик? — спросил Макс. — Если ты не "наш", то кто Толик?

— Прикрытие, Макс, — в голосе усталая снисходительность. — Всего лишь отвлекающее от меня прикрытие.

— И что с нами будет? — угрюмо спросил Макс. — Что там дальше, Вакса?

— Ничего нового. Всё как обычно: стагнация, сокращение популяции, деградация, одичание...

— Как обычно? Значит, такое и раньше было?

— Я даже не берусь сказать сколько раз.

— А какой же в этом смысл?

— В этом-то вся и суть, Макс, — оживился Вакса. — Смысл в создании настолько устойчивого экоса, чтобы разумные твари в процессе интеллектуальной эволюции не смогли его разрушить. Представляешь масштабы задачи?

— То есть всё дело в нас?

— Нет, — не согласился Вакса. — Всё дело в экосе. Вы, с вашим способом мышления, — нахрен никому не нужны. Во Вселенной нет места убийству, но есть множество миров, нуждающихся в жизни. И здесь, у вас, испытательный стенд. Закладывается очередная модель: животные, растения... спускаются с поводка разумные трупоеды и поехали... Таблицы, графики... аппроксимация результатов наблюдений...

— Я не совсем понимаю, — признался Максим, у него опять в ушах зашептало: "марьюшка, степанка, василиска". — Кому это нужно?

— И не поймёшь, — ободрил его Вакса. — Для тебя совершенно не важно, "кто виноват". Для тебя важно, "что делать".

— И что же мне делать, Вакса? — покорно спросил Максим.

— Как приедешь в Преображенку, звони не в Контору, звони брату. Ты хороший парень, и мне хочется, чтоб у тебя всё сложилось. Иди в катакомбы. Если вам повезёт с лидером, спасётесь. Катакомбные социумы — это ростки в будущее.

— Неужели ничего нельзя сделать? Как-нибудь спасти...

— Звони Владу, Макс, не сомневайся. Здесь, через два года, всё вымрет. На этот раз ледник до моря не доберётся, — остановится на уровне Краснознаменки. Но будет очень холодно. Да и хищников на этот раз вам подобрали покрепче. Куда там волкам с медведями...

— "Испытательный стенд"... — пробормотал Максим. — Но мы хоть на "уровне", Вакса? По сравнению с теми, другими... долго держались?

— Опозорились, Макс. Скандально и бесстыдно опозорились. Двенадцать тысяч лет! Всего! По скорости перепиливания ветки, на которой сидели, равных вам нет. Герои!

— А сколько у тех, кто дольше всех?

— Много, Макс. Очень много! Не простое это дело — свою среду обитания уничтожить. Про динозавров что-нибудь слышал? Вот-вот. Десятки миллионов лет держались. И всё равно погибли. В камень сгинули. В прах. Ничто вас, людей, выдержать не может...

— Положим, ты тоже не "подарок", Вакса, — сварливо заметил Максим. — Зачем Джубу в кювет сбросил? И не остановился.

— Я не должен выделяться, Макс. Я должен быть таким, как вы.

— Но я же остановился...

— Вот поэтому я с тобой и разговариваю. Звони Владу.

— Но почему у нас так произошло? Всё же, вроде, шло нормально...

— Усталость, Макс. Вы не успели разобраться, что "усталость" бывает не только у материалов. Понятие "усталость" шире, чем вы думали. Любое накопление микронагрузок: на земные недра, на атмосферу или океан, или, скажем, на геном растений... Равновесие напрягается, и оно "устаёт". Держится до поры до времени, а потом, — Обвал... о! Идёт! Всё, Макс, пока и счастливо... и не забудь — зерно отдай Владу, не сомневайся...

И стало тихо.

Даже "марьюшка со степанкой" угомонились.

Подошла Светлана:

— Открой багажник, — попросила она, снимая длинные, до локтей, резиновые рукавицы, заляпанные бурыми пятнами. — Сольёшь... противно...

Максим послушно вышел из машины. Она бросила страшненький пакет рядом с запаской, а сумку-рюкзак уложила на крышку багажника. Максим покосился на её сумку: что там ещё может быть припрятано? Светлана перехватила его взгляд и улыбнулась:

— А ещё мыло, паста, зубная щётка, прокладки и не открытая пачка презервативов, дорогой...

И пока он сливал ей воду на руки, она всё говорила и говорила. Про то, что в Ауди никого нет. И ничего там нет, даже крови. Что за бандитов им дадут приличные премиальные, и они смогут две-три недели ничего не делать, а если повезёт, и "пальчики засвечены", то денег хватит даже смотаться в Стамбул с турпоездкой. А в Измире у неё бабка живёт. Там и тепло, и сытнее будет. И почему бы там не остаться? И что нужно дождаться грузовика, которого они обогнали возле Крыжаново, кажется его уже слышно. Она прикажет водителю сбросить разбитую машину с дороги...

— Милая, — прервал её трескотню Максим. — Мы не поедем в Турцию. Я хочу тебе показать потрясающее место, где твои навыки и умения будут стоить дороже всего золота в мире. Я познакомлю тебя со своим братом. Он хоть и ботаник, но очень хороший человек...

— С братом? — смеялась она, вытирая салфетками нож. — А ты не торопишься? Может, ещё и маме с папой представишь?

А потом подошёл грузовик. К немалому удивлению Максима, водитель остановил машину, а охрана ничего не имела против того, чтобы ими командовала женщина. Они отодвинули Ауди с проезжей части и уехали. Светка куда-то звонила, чтоб забрали трупы, а потом тормошила его, смеясь и заглядывая в глаза:

— Максик, да ты как пьяный! Куда ехать? За зерном или к брату?

— Влад в Усатово, — сказал Максим. — А в Преображенку поедем уже утром. Сейчас нужно Джубу из кювета вытащить. Да глянуть, что там Синька поделывает...

— К Джубе, значит, к Джубе, — согласилась Светлана, усаживаясь в кресло водителя. — Только знаешь, всё о твоём "короле обезьян" думаю. Здесь какая-то ошибка. По Киплингу, у Обезьяньего Народа не бывает вожака...

— Потому что память у Бандар-Логов короткая, — подхватил Максим. — "Не дальше вчерашнего дня"...

Критика

Вадим Филатьев

Член Союза Писателей России

Субъективные заметки по поводу...

Статья о втором выпуске альманаха Киришского литературного клуба.

Год назад вышел второй Сборник Киришских авторов, а каких-либо серьезных откликов не было, за исключением небольшой заметочки, в "Киришском факеле". Но это лишь объявление, лишь констатация: вот, мол, вышел сборник. Однако, хотелось бы несколько проанализировать это событие и дать оценку произведениям с художественной стороны, и хотя бы бегло пройтись, так сказать, по авторам критическим пером.

Событие это для г.Кириши чуть ли не беспрецедентное, если учесть, что городу скоро 45 лет, а литературному клубу — 15. Конечно, город уже довольно зрелый муж, зато Лито лишь подросток, но он уже не раз заявлял о себе как серьезный и думающий... В Киришах есть немало талантливых личностей, в том числе и в литературном отношении, в этом можно еще раз убедиться, читая этот Сборник.

Благодаря изобретению Гутенберга, а у нас, на Руси -деятельности первопечатника Ивана Федорова, мы не перестаем удивляться печатному слову. И даже вездесущий компьютер, вступивший в конкуренцию с книгой, заменит этому замечательному явлению.

Начнем с формы.

Оформление прекрасно, слов нет. Тут сразу нужно сказать спасибо А. Неуймину как руководителю проекта, и художнику В. Елисееву. Картина города Кириши узнается сразу. Причем, не просто фотография, как на обложке первого Сборника, а именно картина, написанная традиционно — красками на холсте. Даже какое-то тепло исходит от книги, когда держишь ее в руках.