Обычно одиночество страшило меня, но здесь страха не было, просто не хотелось никуда спешить. Судя по количеству восстановленных связей, моей деятельности вскоре настанет конец; я, наверное, никогда больше не увижу этого зачарованного места. Сомнений, должна ли я довести дело до финала, не было, просто хотелось сосредоточиться, чтобы сохранить в памяти степь, небо и особое ощущение покоя, что снисходит на душу, когда делаешь что-то безусловно правильное.
И так я лежала долго-долго, пока не почувствовала, что дальний уголок подсознания, отведённый этому периоду моего существования, заполнен до отказа.
Потом я поднялась и принялась за работу.
Восстановление шло бешеными темпами. Едва лишь я подносила одну нить к другой, как концы начинали тянуться друг к другу, и узелки завязывались мгновенно. Время остановилось, любезно дозволив мне сделать как можно больше. И усталости я не чувствовала, хотя иногда от одного разрыва до другого приходилось идти достаточно долго.
Бог знает, сколько километров было пройдено за эту ночь. Но любая работа рано или поздно подходит к концу, и вот передо мной оказался последний разрыв. Так же, как раньше я интуитивно догадывалась, где искать тлеющие клубочки, так же и сейчас мне было очевидно — это действительно финиш.
Последний промежуток оказался совсем небольшим, с пару моих ладоней, нить для него тоже была коротенькой.
Я медлила.
То, что я сейчас собираюсь сделать, запустит грозный механизм, который своими пришедшими в движение шестерёнками сможет размолоть меня в труху. В любом случае я снова вернусь в кошачье тело, и как знать — не навсегда ли?
Несколько раз я глубоко вздохнула, собираясь с духом, и уже стала наклоняться, чтобы всё-таки замкнуть цепь, как вдруг какое-то движение почудилось мне впереди.
Тёмная фигура приближалась издалека, легко перешагивая-перепрыгивая через огненные линии. Я ещё не могла толком разглядеть лицо, но длинноногий широкоплечий силуэт с закрученными рогами на голове опознала сразу же.
Чудовище в своём первоначальном виде шёл ко мне.
Он подходил, и это было диковинней всего — видеть не громоздкого гиганта, а существо обычных человеческих размеров. Он был высок — но не сверхъестественно, это простое, в сущности, обстоятельство почему-то придавало ситуации невероятную фантастичность, хотя такая характеристика не совсем подходила для сновидения, где может произойти всё, что угодно.
Когда Чудовище приблизился, я обнаружила, что там, где должно было быть лицо... или морда... ну хоть что-нибудь, не было ничего — там сгустился чёрный мрак.
Но всё равно это был Чудовище, и я его не боялась.
— Не делай этого, — донеслось из мрака.
А вот голос был новый, тот, что прорывался у Чудовища в последнее время, — его настоящий голос. И манера разговора больше не напоминала речь подростка.
— Не делать чего?
— Не делай этого, сгоришь.
Он подошёл совсем близко, забрал у меня последнюю нить и указал себе на грудь.
— Положи левую руку сюда, — сказал Чудовище.
Я послушалась и положила ладонь ему на грудь. Под грубой серой тканью сильно билось сердце, и каждый удар вливал волшебное электричество в моё человеческое тело.
Будто по венам побежали искры, насыщая кровь магией.
Чудовище дважды обернул красную нить вокруг моего запястья, оставшиеся кончики он завязал узелком.
— Не снимай никогда, не отдавай никому.
— А тебе?
Где-то там, во тьме, кто-то усмехнулся.
— Мне — тем более.
Я не торопилась убирать руку. Ладонью я чувствовала биение сердца, и от горячей пульсации у меня слегка кружилась голова.
— Можно я тебя ещё потрогаю? — Я замедленно провела по выпуклой груди Чудовища, и голова закружилась ещё больше. Что-то со мной творилось — мне хотелось осязать и осязать Чудовище — так, как это может делать только человек с человеком. Я почти забыла, каково это — прикасаться к кому-то рукой, чувствовать, что там, под тканью, гладкая тёплая кожа, до которой можно добраться... Я вспоминала и теперь испытывала такие острые ощущения, что от волнения мне было трудно дышать.
Вместо ответа Чудовище наклонил голову, и тёмные пряди закрыли мрак лица. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к прикосновениям.
Моя рука скользнула выше, на ключицу, потом на шею. Я любила обнимать его лапами за шею и утыкаться в неё носом, а Чудовище всегда сообщал, что нос у меня холодный и мокрый, а я всегда отвечала: "Но тебе же это нравится, я знаю", и он соглашался, что да, нравится...
Мне вдруг захотелось уткнуться лицом в шею Чудовища и прикоснуться к ней губами.
Это было сумасшествие, и это надо было остановить. Бог знает, до чего я могла дойти.
Я сделала над собой усилие — невероятное усилие! — и убрала руку, с сожалением скользнув напоследок по плечу Чудовища.
— Прости, — сказала я, приходя в себя. — Я так давно не была человеком.
— Я тоже, — ответил Чудовище глухо.
Я смотрела в темноту и чувствовала, что темнота тоже смотрит на меня.
Отвести глаза получилось не сразу.
— А с этим что делать? — босой ногой я показала на разрыв в пентаграмме. — Это последний участок. Лишних нитей нет.
Чудовище присел на корточки.
— Ничего, здесь мы немножко смухлюем.
Он взялся за концы нитей и потянул их друг к другу. Несмотря на мизерное расстояние, это было нелегко, я видела, как напряглись жилы на сильных руках, но он это сделал, он соединил два конца, не подходивших друг к другу.
Нити срослись, как родные, и сразу же стало светлее. Свечение усилилось, и потрескивание стало громче, к нему прибавилось гудение, так гудит пламя, когда набирает полную силу.
— Теперь я уйду. — Чудовище встал. — Мне пора.
Мне не хотелось, чтобы он уходил.
— Погоди... поговори со мной ещё немного.
Чудовище погладил меня по голове и повторил фразу, так насмешившую меня прошлым вечером:
— Я не видел никого красивее и умнее тебя.
Только теперь было не смешно.
Потом он повернулся и пошёл прочь.
В этот момент степь загорелась. По нитям заскользили языки пламени, и пламя перекинулось на ковыль. Фигура Чудовища наполовину скрылась в огне.
А я вдруг поняла, что это было прощание. Чудовище приходил со мной проститься. Мы больше никогда не увидимся.
— Стой! Не оставляй меня! — закричала я и рванулась вслед за ним.
Пламя взметнулось навстречу мне, заслонив уходящего.
Огненная стена стала в человеческий рост, к гудению прибавилось завывание, будто тысяча демонов вышла на тропу войны.
Я инстинктивно вытянула руки, защищаясь, и огонь отступил. Но момент был упущен — Чудовища нигде не было видно. Я бежала по степи, вытянув вперёд руки, рассекая огненные стены, которые сразу же смыкались за моей спиной; я звала Чудовище, но он не откликался.
В конце концов, я споткнулась, упала и заплакала.
Мне было не найти его.
Дурацкий, дурацкий сон!
Красная нить на запястье, повязанная Чудовищем, защищала от огня, но я рыдала так, что плакала ещё некоторое время после того, как проснулась.
...Светало, на обоях трепетали бледные утренние блики.
— Это ещё что такое? — услыхала я вдруг недовольный голос. Это был тот самый, новый голос Чудовища, однако таких интонаций я от него ещё не слышала. — Откуда ты взялась? А ну, брысь отсюда! — И меня резким движением смахнули на пол.
Было не сколько больно, сколько обидно. Я немедленно наглухо заблокировала свои мысли: стало тревожно. Тот, кто сейчас сидел на лежанке и настороженно разглядывал стены, пол, потолок, Чудовищем не являлся. Его взгляд перебегал с одного предмета на другой, можно было поклясться, что это место он видит впервые в жизни.
Наконец, незнакомец холодно взглянул на меня.
— Бардак, кошки какие-то... — произнёс он, поморщившись. — Какого дьявола? — и отвёл равнодушный взгляд.
Кошки какие-то?! Это про меня, про самую красивую и умную? И где бардак? Видел бы он, что тут было раньше! А мы с Чудовищем недавно нашли в одном из шкафов косынку в цветочек и постелили её на комод. И стало гораздо уютнее. И пол мы подметали вчера... то есть, Чудовище подметал, а я охотилась на швабру...
От этого воспоминания я чуть не разревелась снова.
Не-ет, этого типа невозможно называть Чудовищем. Он этого не заслуживает.
Он некто, кого я не знаю.
Буду звать его Нектом.
"Нипочём не отдам Некту яблоко" — вспомнила я из "Буратино".
Тем временем тот, кого я окрестила Нектом, взял в руку длинную свалявшуюся прядь своих волос, повертел её в руках как чужую, подёргал себя за отросшую бороду, посидел, подумал, после встал, ещё раз оглядел комнату и, более не обращая на меня внимания, вышел.
Я, крадучись, посеменила за ним.
В коридоре Нект приостановился, озираясь по сторонам, но заметил зеркало и решительным шагом направился к нему. На мгновение он задержался, разглядывая свою физиономию, потом так же решительно вошёл в зеркало, словно ни минуты не сомневался, что пройдёт сквозь него. И ему это почти удалось, но зеркальная плёнка спружинила и выкинула его обратно в коридор, да с такой силой, что Нект приземлился на пятую точку в проходе, ведущем на кухню.
Я усмехнулась.
Зеркало сказало ему "брысь!"
Земля круглая, дружок.
Нект поднялся и вновь пошёл на приступ. Он усвоил урок и попытался плавно и постепенно продавиться сквозь плёнку, но и это ему не удалось, его снова выпихнуло в коридор.
Надо отдать демону должное — он не ругался, не плевался, не впадал в истерику и вёл себя вполне цивилизованно. Он только сильно хмурил брови, а на его лице застыло выражение мрачной сосредоточенности.
Впрочем, сосредоточенность не помогла.
Недобрым глазом следила я за его тщетными усилиями, спрятавшись за одеждой, висевшей на вешалке. А ты думал, какие-то кошки здесь просто так сидят, да? Из любви к уединению?
Потом он ещё потыкался в разные места, включая ворота в соседний двор и другой конец коридора, — с тем же результатом.
Я утешалась его неудачами, но не только потому, что была оскорблена пренебрежением. Страшно подумать, что бы со мной стало, если бы тот, в ком навсегда растворился Чудовище, прошёл бы через зеркало и исчез в неведомом измерении. Вряд ли, вырвавшись на свободу, он когда-нибудь вспомнил об оставленной в западне зверюшке.
Утомившись, Нект ещё немного побродил по комнатам, а потом направился на кухню, чему я обрадовалась. Действительно, пора бы и позавтракать. Нормальные люди в такое время обедают.
Как пользоваться холодильником он знал и, немного постояв в раздумьях перед распахнутой дверью, извлёк большое овальное блюдо, на котором лежало что-то красное, непонятное — снизу было не разглядеть. Нект отнёс блюдо к столу, уселся и принялся за еду, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания. Послышался странный треск и — мои ноздри задвигались сами по себе — повеяло весьма интересным ароматом.
Я вспрыгнула на стол и увидела, что непонятное красное — это большущий омар, который покоился на листьях салата, кудрявых и свежих. Вокруг ракообразного горками располагался сложный гарнир, украшенный розочками из лайма и маслинами.
Гурман, однако, оценила я. Мы с Чудовищем до омаров не додумались, нашим главным деликатесом была копчёная курица. Мне тут же очень захотелось омара.
— Мяу-у-у! — завопила я, выразительно глядя на Некта.
Он перестал жевать и в ответ уставился на меня непонятным взглядом. Глаза у него оказались тёмно-серыми, продолговатыми, с длинными веками, словно оттянутыми к вискам, и я знала, что, будь я в человеческом обличии, такие глаза мне бы не понравились — холодные какие-то и неприветливые. И вообще, мимики у него было не больше, чем у удава.
Но кошке было всё равно, кошка желала позавтракать омаром.
— Мяу-у-у! — требовательно повторила я и вытянула лапу к блюду.
Нект положил на тарелку отломанную клешню и встал.
Я ещё успела подумать, догадается ли он, что омара мне нужно не только очистить от панциря, но и нарезать на мелкие кусочки, как он подошёл, сграбастал меня за шкирку и на вытянутой руке донёс до входной двери.
Я в оцепенении висела тряпочкой.
Далее Нект бросил меня на крыльцо, отряхнул руки и захлопнул дверь. После чего, надо полагать, вернулся к прерванной трапезе.
Растерянно посидев на крыльце, я поплелась в бурьян, забралась на любимый пригорок Чудовища и свернулась там меховым клубочком. Через некоторое время мысли стали выгрызать меня изнутри. Невозможно было избежать понимания, что фактически я уничтожила Чудовище своими собственными руками. И ради кого? Ради вот этого хладнокровного удава?
Может, попробовать поговорить с ним? Я, на минуточку, вернула его сущность из небытия, мне за это пирожок с полки полагается. Или омар. Но что сделает демон, узнав, что я имею власть над его драгоценными пентаграммами? Не придут ли ему в голову те же соображения насчёт обратного процесса, что однажды пришли мне?
После того, что с ним сотворили, Некту вряд ли захочется повторения. А вывод напрашивается простой — нет кошки, нет проблемы.
Я маленькая, а он большой — не только в смысле физического размера, но и в смысле всего остального тоже. Насчёт расклада сил иллюзий не было. Вчерашняя школьница versus мультипентаграммный демон, которому, небось, лет сто.
Ещё одной смерти я не переживу — каламбур грустный, но верный.
Всё было так мерзко, что даже плакать не имело никакого смысла — легче бы не стало.
Я занималась самоедством до самого вечера. Когда стемнело, начал сеять мелкий осенний дождик. А вскоре должны были явиться ночные кошмары — те, где меня заживо разрывают на куски. Только непосредственный контакт с Чудовищем изгонял убийц из моих сновидений, но Чудовища больше не было.
Я готовилась к худшему, когда дверь открылась, и в жёлтом прямоугольнике дверного проёма показалась знакомая длинноногая фигура в мешковатой одежде. На мгновение мне померещилось невозможное — меня просто подкинуло с места.
Но тут прозвучало:
— Эй, Страшила! Домой! — И я очнулась.
Страшила?! Ладно, запомним.
Какое-то время я не двигалась с места. Но очень недолгое время. Насколько я успела понять этого типа, ждать он не будет.
И потом прозвучало — "домой". Значит, тип всё-таки признаёт, что это и мой дом?
Я вышла из бурьяна спокойно, как бы делая одолжение, неторопливо потянулась и, гордо задрав подбородок, прошествовала к крыльцу. Вообще хотелось пройти мимо него как мимо пустого места, но я всё-таки чуть не споткнулась, когда обнаружила, что пока я горевала на пригорке, Нект времени даром не терял — он сбрил бороду и обрезал волосы, довольно коротко, где-то на уровне подбородка. Странный поступок для колдуна в беде — волосы имели мистическую силу, и чем длиннее они были, тем легче было управлять магией. Но кто их знает, этих обитателей Ада...
Конечно, мне стало любопытно, и очень хотелось немедленно рассмотреть нынешнюю внешность бывшего Чудовища, но я задушила любопытство в зародыше (сказав — ещё успеется), отвернулась и прошла мимо.
