Эадор. Книга третья. Чужие воспоминания

— И? — неуверенно сказал я.

— В итоге люди заменили счастье жаждой наживы. Несчастные сами, они делают несчастными других. Выясняется, что в Эадоре слишком мало земли, кристаллов и золота, чтобы удовлетворить чьи-то неумные запросы. Вот и выходит, что с точки зрения так называемого "разума", я сделал несусветную глупость, истратив кристалл на помощь несчастному мальчишке, вместо того, чтобы сплавить его подороже какому-нибудь боевому магу, дабы тот, в свою очередь, использовал его для опасного заклинания, сделав очередную несчастную женщину вдовой за несколько кусочков желтого металла. Не так ли?

— Мммммм..., — глубокомысленно промычал я, прикидываясь умным и понимающим.

— В итоге, все люди несчастны, — поднажал жрец, — и те, кто ходит в грязных обносках, и те, кто носит шелка и золотые украшения.

— Простите, ваше святейшество, — произнес я, — но лучше быть несчастным в шелках и золоте, чем в лохмотьях и с вечно пустым брюхом.

Я инстинктивно сжался, опасаясь реакции жреца. Споры с представителями духовенства нередко заканчивались очищением души праведным огнем. И хоть мой спаситель не религиозный фанатик, пинок или подзатыльник я вполне могу схлопотать. К тому же, дьявол разберет, какие они на самом деле — эти фанатики, вдруг он только сейчас тихий, спокойный и милосердный....

— А не лучше ли отбросить алчность и отказаться оттого, что на самом деле не нужно? — поинтересовался жрец. — Я тоже носил золотые кольца, и знаешь что?

— Что?

— Они оставляют мозоли на пальцах. Зачем мне такая красота? Моя одежда проста и удобна. Я не богат, но не испытываю нужды. Моя душа спокойна.

Жрец дотронулся до своего золотого амулета.

— Вот единственная вещь, что представляет для меня опасность, — сказал он, — несмотря на святое изображение, для большинства людей мой амулет лишь инструмент удовлетворения неуёмной алчности. Я же верен своему предназначению. У меня есть всё, потому что я взял от Эадора лишь то, что действительно нужно. Например, мне нравится мой посох, он хороший помощник в пути, но если его украдут — в конце концов, невелика потеря. На нашем осколке много деревьев и талантливых мастеров, которые сделают мне не хуже. А вот если бы я погнался за так называемым "счастьем" и, подобно многим, взял посох из чистого золота, то он стал бы мне не помощником, а хозяином. Я бы сдувал с него пылинки и постоянно боялся потерять, неся в своих руках такую тяжелую и по-настоящему не нужную мне вещь. Большинство людей выбиваются из сил, тащат на своём горбу ненужное барахло, почитая его, как величайшую ценность.

Я выразительно посмотрел на золотой амулет священника, а затем перевёл взгляд на свои грязные обноски.

— Эх. Мне бы проблемы вашего святейшества, — не удержался я от колкости.

Знаю, в благодарность за спасение мне следовало упасть в ноги жреца и, скуля, начать благодарить его за милосердие, однако после его напыщенной речи радость сменилась злостью. Да чего он, в конце концов, о себе возомнил? Выучил правильные слова и вымолил у Светлого Владыки себе на хлеб с маслом, а, может, и ещё кое с чем. А у меня вот нету связи с Богом-Орлом, не выучил я нужных и правильных слов, вот и хожу оборванцем, потому что с родителями мне тоже не повезло. И после всего он стоит и рассуждает о том, что, дескать, все мои проблем оттого, что я хочу слишком многого!

— Согласен, — неожиданно легко согласился священник, — тогда давай, я отдам тебе свой амулет!

— Что-что?! — опешил я, вытаращившись на золотого орла.

— Ты сам сказал, что желаешь обменяться проблемами. Я сказал, что главную опасность для меня представляет амулет, — усмехнувшись, жрец протянул мне свою драгоценность, — бери!

— Но....

— Ты же хотел получить мои проблемы?! Или уже передумал?

— Я ... Я ... Я уже передумал.

Жрец самодовольно подмигнул.

— А ты не дурак! — сказал он.

— Конечно, амулет вашего святейшества — моя смерть. Ни один человек никогда не поверит, что я его не украл. Любой стражник или вор, да и просто горожанин перережет мне глотку за этот амулет.

Священник удовлетворенно кивнул.

— Хоть это ты понимаешь, — серьезно произнес он, — вот мы снова приходим к тому, что основная угроза твоей, да и моей жизни — неумная людская алчность.

В который раз за день жрец указал на солнце.

— Вот ОН не поддался общему пороку, поэтому и стал новым Светилом, когда Эадор пожирала огромная зияющая пустота, зажегся свет, и все увидели, что тьмы нет. Вовсе нет.

В этот момент мой живот снова болезненно заурчал, требуя пищи. Всё-таки жрец неправ. Тьма существует.... У меня в желудке. Абсолютная и беспросветная.

— Мне всё понятно, ваше святейшество, благодарю, — в который раз солгал я.

Жрец сочувственно покачал головой.

— Я понимаю, — произнес он, — сейчас ты просто не в состоянии думать о подобных вещах.

— Да, ваше святейшество, — охотно кивнул я, — о судьбе мира лучше рассуждать с полным животом.

Жрец презрительно фыркнул.

— Ничего подобного, — сказал он, — когда человек слишком занят потреблением вкусной пищи, он забывает о духовной работе. Поверь, на полный желудок ещё не родилась ни одна умная мысль.

Я удивленно заморгал.

— Странно, а мужикам в ближайшей таверне почему-то приходит в голову решать глобальные проблемы только после того, как они запихают себя по ножке жареного поросенка и вольют следом два-три кувшина сивухи.

Жрец рассмеялся.

— Так ведь они ни о чём не размышляют! Это вино развязывает им язык. Пьяный громко кричит о том, о чём трезвый предпочитает помалкивать.

— Тоже верно, — согласился я, всё-таки мой спаситель не слишком оторвался от реальности.

— Самоограничение — основа любой работы, — наставительно сказал жрец, — когда кузнец или плотник начинают работу, они отказываются на время от удовольствий. Вместо того, чтобы гулять и развлекаться, они берутся за тяжелый труд и в итоге создают своими руками полезную людям вещь. То же и с душой — проявив смирение, твердость и волю, можно создать подлинную красоту.

Я пожал плечами. Может, оно и так, но мне-то что с того?

— Ты не споришь, но внутренне отвергаешь мои слова, — произнес жрец, — я не обвиняю тебя, а просто хочу помочь.

— Помочь? Вы уже сегодня помогли мне, ваше святейшество, — сказал я с искренней благодарностью, — если бы не Вы, то я бы уже болтался в петле.

Священник покачал головой.

— Ты всё равно окажешься в ней, если не прекратишь воровать.

— Больше не буду, — сказал я, ну, совсем чуть-чуть неискренне.

— Похвально, — заметил жрец, — но нельзя отказаться от пагубных наклонностей, не изменив образ жизни, как ты намерен жить дальше?

Я опустил голову и замолчал. Обычному священнослужителю вполне хватило бы и моего публичного покаяния, но этот, похоже, стремился залезть в душу.

— Не знаешь? — поднажал жрец.

Молчание. Что здесь скажешь?

— Я бы мог дать тебе денег или купить еды...., — начал жрец.

Моё лицо просветлело, я с надеждой и обожанием посмотрел на жреца, не забыв протянуть руку. Надеюсь, на меня сейчас не смотрит какой-нибудь городской попрошайка. Гильдия нищих отрежет мне руку, если увидит, что я побирался без откупа.

— ....но ты всё потратишь, а затем снова вернешься к привычной жизни, — закончил он, — выходит, моя помощь окажется напрасной.

— Тогда зачем Вы спасли и исцелили меня? — спросил я.

— Чтобы дать тебе шанс. Смерть — не решение проблем! Чтобы жить и совершенствовать тело и душу, тебе необходим кусок хлеба и крыша над головой.

— Где ж их взять?

— Пойдем со мной.

— Куда? В приют? — испуганно сказал я.

— Почти, — ответил жрец, — я держу свой путь в монастырь Верхнеречья.

— Верхнеречья?

— Одна из провинций Великого Королевства, в двух неделях пути к юго-западу от столицы. Вот уже две сотни лет братья монахи молятся в стенах монастыря за души грешников. Не могу обещать тебе вина и жареного поросенка, но голодным и в лохмотьях ходить не будешь. Я знаю тамошнего настоятеля, он всегда рад воспитанникам. Ну, так как?

Резко отпрыгнув назад, я развернулся и припустил бегом по улице.

— Куда же ты? — удивленно крикнул священник.

Не обращая внимания, я проскочил ближайший переулок и вылетел на соседнюю улицу. Едва-едва не столкнувшись с каким-то дряхлым дедом, я побежал дальше. Священник и не думал меня преследовать, но я не останавливался. Нужно убираться, как можно скорее! Нашёл дурачка! Как же.... В приют, да ещё и в Великом Королевстве! Пусть голодный и в обносках, зато свободный. Сказывали нам про дворян-рыцарей. С утра до вечера спины не разогнешь.

Пробежав следующую улицу, я оглянулся. Священника не было видно, но меня преследовали! Примерно в двадцати шагах позади я увидел высокую черноволосую женщину, одетую в длинное зеленое платье горожанки, что найдется в лавке любой ткачихи Алиссии. На незнакомке обычный наряд смотрелся нелепо. Как будто злобную лесную волчицу облачили в розовое одеяние принцессы. Острый самоуверенный взгляд женщины ничуть не походил на глупые взоры горожанок. В её глазах чувствовалось что-то злое и беспощадное.

— Стой! — крикнула женщина, — есть разговор!

О, Светлый Владыка, ну что за день сегодня!? Прибавив шаг, незнакомка направилась ко мне.

— Постой, мальчик, — повторила она, — у меня к тебе дело!

Вот уж нет! Одного взгляда её черных, как сама тьма, глаз мне хватило, чтобы понять — я не хочу с ней разговаривать.

"Нужно бежать! Спасаться! Спасаться!", — забилась тревога у меня в голове.

Не могу сказать почему, но даже верзила-стражник не внушил мне такого ужаса. Бросившись в узкий проход между домами, я выскочил на соседнюю улицу и побежал со всех ног. По счастью, мне удалось быстро оторваться. Видимо, таинственная злодейка посчитала беготню за мальчишкой занятием ниже своего достоинства.

Ну и прекрасно! В конце концов, не такой уж и плохой день. Я избежал когтей Марфы, виселицы, рабства в монастыре и, под конец, злобной незнакомки. Как в старой, как сам Эадор, сказке про колобка, который и от бабушки, и от дедушки ушёл.... Я же не только ото всех ушёл, но и слопал два вкуснейших пирожка. Ещё мягких, теплых, с мясом. Всё-таки риск — дело благородное, приятное урчание в животе наглядно это подтверждало. Нужно будет наведаться к Марфе ещё разок, только на сей раз заранее обдумать все пути к бегству. Хех! Лучший вор Алиссии — Феофан! А почему нет? Мне нравится! Насколько я знаю, вором быть приятно, главное, не попадаться.

Довольно насвистывая себе под нос, я перешёл на шаг, направившись в сторону родных трущоб.

Алиссия напоминала огромную навозную кучу с прекрасной розой на вершине. Купеческие дома потрясали роскошью, соперничая друг с другом в красоте отделки. Богатый являлся местом битвы лучших архитекторов и зодчих Эрмса. По слухам, даже дворцовый район столицы Великого Королевства не мог похвастаться таким количеством роскошных особняков. В центре Алиссии раскинулись усадьбы с садами, фонтанами, редкими зверями, мраморными статуями и прочим великолепием. Алиссия — Жемчужина Эрмса, торговый рай, свободный ото всех налогов и пошлин. Правящая городом Торговая Лига мгновенно пресекала все попытки членов городского совета ввести любые подати, за исключением арендной платы за землю, да и то на самой низкой ставке, чтобы хватало денег платить дворникам. Чиновники и стражники сами себе зарабатывали.

С севера Алиссии постоянно угрожали орки. Правда, некоторые купцы, желая отменить ненавистную аренду, предлагали запретить в городе смертную казнь, а из пойманных воров и бандитов формировать отряды "добровольцев", зажимая их между городом и Ордой. По счастью, на сегодняшний день гениальный замысел городских сквалыг всерьез не обсуждался. Как-никак за городской чертой тоже расположены богатые купеческие виллы, потрясающие путешественников своей невиданной роскошью.

Увы, подобного нельзя сказать о жалких лачугах остальных жителей Алиссии и прилегающих ферм. По соседству с богатыми многоэтажными особняками царствовала беспросветная нищета. Маленькие лачуги, скорее напоминающие сараи, тесно жались друг к другу, образуя узкие улочки, впитавшие за долгие годы неистребимый тошнотворный запах. Смрад вечно немытых человеческих тел перемешивался с запахом скотины. Многие горожане держали в своих лачугах кур, овец и даже свиней. За неимением свободного места животина и хозяева зачастую делили одну циновку. Конечно, крестьяне с близлежащих ферм постоянно завозили в город продовольствие, но большинство горожан просто не могли позволить себе купить и маленькое куриное крылышко. Фермеры установили на свои товары откровенно шкуродерские цены и зачастую сами не могли всё сбыть. У большинства горожан сроду не водилось серебряных монет, не говоря уж о золоте. Однако снизить цены крестьяне не могли. Официальных налогов в городе не существовало, зато стражники у ворот и головорезы из Гильдии Воров не пропускали без откупа ни одной сельской телеги. Как я слышал, за каждую тощую курицу фермер выплачивал две серебряные монеты стражникам и вдвое больше ворам. Отсюда и цены. Если у крестьянина не получится продать весь товар, то воры всегда рады выкупить остатки за сущие гроши, чтобы затем перепродать купцам в порту. Алиссия считалась крупнейшим поставщиком мяса на северном побережье Озера Слез.

— Вот он где! — раздался звонкий голос за моей спиной.

Я вздрогнул. Нет! Похоже, какая-та высшая сила твердо решила меня наказать. Может, сам Светлый Владыка осерчал за то, что я не покаялся в воровстве.

— Феофан!

Обернувшись, я увидел Хому. Приятель стоял в окружении стаи мальчишек.

— Где ты был? — спросил я.

Хома замялся.

— Вот, болтал с приятелями, — сказал он.

— С приятелями?

Из стаи вышел самый здоровый мальчуган. Он выглядел на пару лет старше меня, и был почти на голову выше.

— Да! — произнес вожак, — мы тут с Хомой пообщались, и он сказал, будто у тебя сейчас полные карманы жратвы!

— Что? О чем вы?

— Не финти! — пригрозил рослый парень, — твой дружок уже рассказал, как вы обчистили старуху Марфу. Правда, появился стражник, и Хоме пришлось убежать. Он не видел, что произошло, но ты ещё не на виселице, выходит, всё закончилось хорошо. Так что, давай!

Мальчуган вытянул вперед руку.

— Чего давать?

— Ты чего, дурачок? Еду давай! Пироги, что ты спёр у Марфы!

С холодной яростью я посмотрел на Хому, тот избегал встречаться со мной взглядом, спрятавшись за спиною мальчишек. Вот тебе и друг называется!

— У меня ничего нет! — отрезал я.

— Не ври-ка! Что у тебя под губой, а?!

Я провёл рукой по лицу и ... смахнул пальцами несколько крошек. Вот черт!!!

— Давай поделимся, Феофан! — крикнул Хома, — парни тоже голодные. Они обещали принять нас в свою банду.

— Банду? — воскликнул я. — Какую банду?

Хома, похоже, совсем спятил. Стайка малолетних оборванцев возомнила себя бандой.

— Черные ястребы! — гордо воскликнул вожак. — И мы хозяева этой улицы!

Я сокрушенно покачал головой. Мальчуган, судя по росту, старше меня будет, а вот умишка словно у пятилетнего. За подобные слова уже настоящие хозяева этой улицы могли язык отрезать. Невзирая на возраст.