Как это будет

— Он что-то пишет? — спросил стоящий в дверях Уинстон.

— Да, папа, и ты его сочинения весьма одобряешь, читая газету "Стандарт".

— Ты хочешь сказать, что "Реставратор" — это мсье Костен?

— Уже говорю. Последнюю статью о жителях Тира и Александре Македонском он писал при мне.

— Статья замечательная, как и все статьи "Реставратора". Представляешь, Клемми, он сравнил финикийский город Тир, стоявший на острове, с нашей Британией. Тирийцы полагали, что находятся на острове в безопасности, так как отделены от берега проливом в полмили шириной, окружены мощной крепостной стеной и имеют самый сильный флот в Восточном Средиземноморье. Поэтому на требование Македонского о сдаче они только посмеялись над ним. Но владыка Эллады приказал и к Тиру была подведена в течение полугода насыпь. Осажденным удалось ее частично разрушить, — тогда Александр собрал все корабли из городов Финикии и блокировал бухты Тира. После чего нашел слабое место в стене, расшатал ее, разрушил и взял город штурмом. Вздумай Британия запереть себя во время войны на острове под прикрытием Ройял Нави и история может повториться — Гитлер найдет современные способы вторгнуться на остров и тогда англичанам, отвыкшим от сухопутных войн, придется несладко.

— Сколько, говоришь, ему лет, Сара? — спросила мать.

— Двадцать четыре, мой ровесник.

— Атташе в двадцать четыре года? Наш Уинстон стал депутатом парламента в 26 лет.

— У него в друзьях числится Альбер Лебрен, президент Франции. Кто знает кем мсье Костен станет через два года, — перешла в атаку дочь.

— Так он здесь по поручению Лебрена? — задумался вслух Черчилль. — И газету эту они, вероятно, финансируют... И все для того, чтобы продвинуть меня в премьер-министры? Вот что, доченька, приведи к нам в гости мсье Костена — в это же воскресенье. Я хочу с ним познакомиться и поговорить.

Сергей ехал на встречу с Черчиллем с некоторым трепетом: этот персонаж был куда круче добрейшего и маловлиятельного Альбера Лебрена. С другой стороны, он должен понимать, что в негласном союзе с французскими дипломатами и с влиятельной газетой его позиция в парламенте и в консервативной партии будет укрепляться. Стоило опасаться и Клементины Черчилль, которая мечтала подыскать своей дочери достойного жениха, а она продолжала искать романтики в отношениях с мужчинами. Сара же смотрела на Сержа Костена со стороны (с утра прихорашивала его на все лады) и не находила в нем изъянов.

Ехать пришлось около часа, так как воскресные дни, да и многие другие Уинстон предпочитал проводить в своем загородном доме Чартвелл-хаусе к югу от Лондона, в графстве Кент. Шел уже август и дождливые дни начинали преобладать над солнечными. Но в это воскресенье солнце лишь пряталось периодически за облаками, не позволяя им сеяться дождем. Когда кабриолет Костена, сияя чистотой, въехал на площадку перед староанглийским коттеджем (бурокирпичным, многофасадным, с разновысокими крышами), он показался Сергею мрачным. Лишь ветви плюща, его увивавшие, смягчали впечатление, да окружавшие дом садовые деревья. На ступенях поместья Сержа и Сару встретили дворецкий Браун (седой джентльмен в белых перчатках) и рыжий кот по имени Джок (так отрекомендовала его Сара, к ногам которой кот стал льнуть). На вопрос Сары "где же родители" Браун кротко ответил, что мадам кормит рыб в большом аквариуме, а сэр Уинстон находится в саду за мольбертом.

— Ну да, где же ему еще быть! — слегка воскликнула Сара и уже хотела повлечь Сержа в сад, но тут они увидели высокую даму в бриджах, рубашке и коротких резиновых сапогах, вывернувшую из-за угла. Дама слегка заулыбалась, глядя в лицо гостя, и сказала:

— Прошу простить мой мужской наряд — я кормила красных рыб в бассейне; в платье мне было бы неудобно. Значит, Вы и есть совратитель моей дочери по имени Серж Костен?

— Он самый, — поклонился Сергей. — Я же корыстный владелец квартиры, где Ваша дочь снимает угол. Впрочем, в углу в итоге оказался я.

— Вы это жалуетесь или шутите? К Вашему сведению, такова судьба всех совратителей английских леди: их сначала загоняют в угол, а потом гонят прочь.

— Я, значит, на первой стадии искоренения, миссис Черчилль. Но упаси бог, я не жалуюсь. К тому же Сара исправно платит квартплату.

— Надо полагать, натурой? — сдвинула брови Клементина.

— Мама! — воскликнула Сара. — Твои шутки перешли границу.

— Клемми! Ты осмелилась подшучивать над гостем? — раздался баритон сэра Уинстона, подошедшего со спины. — К тому же обладающим дипломатической неприкосновенностью?

Сергей обернулся на голос и сказал:

— Добрый день, мистер Черчилль. Мы помешали Вам творить очередной шедевр?

— Называть мои картины шедеврами — явное желание подольститься, молодой человек. Где Вы, кстати, их могли видеть?

— Я о них пока только слышал, но сегодня, вероятно, увижу? А шедеврами их называют Ваши поклонники, которые прознали о результатах анонимной выставки картин в Британской академии художеств. Сразу шесть Ваших полотен были отмечены как заслуживающие внимания — я не ошибаюсь?

— Действительно шесть. Поразительная осведомленность у человека, приехавшего в Англию три месяца назад. Сноровка у Вас тоже поразительная: успели купить газету, стать в ней основным репортером и поднять в три раза тираж, а между делами соблазнить одну из самых красивых и титулованных девушек Британии.

— Тсс! Информация о газете является секретом! Не дай бог, кто прознает об этом — и лифт, предназначенный для поднятия Вас в премьеры, обрушится!

— Я оценил Ваши старания, юноша, и потому Вы сейчас здесь. Но не преувеличивайте своих заслуг: путь в премьеры не так прост, как Вам кажется. Впрочем, прошу войти в мой дом. Мы, англичане, любим говорить, что дом — наша крепость. Вот такую крепость я купил около 20 лет назад и не устаю ей любоваться. Только здесь мне комфортно и работать и отдыхать. Надеюсь, то же чувствует и моя подруга по жизни, Клемми, которую я, кстати, тоже умыкнул у мужа — миллионера из Нью-Йорка. Только дети рвутся куда-то вдаль и готовы жить в городских конурках, но в гуще "цивилизации".

Для начала обосновались в столовой, хотя до ланча было еще часа два.

— Пустяки, — заверил хозяин. — Сегодня воскресенье, день бранча, то есть почти беспрерывной обжираловки между завтраком (брэкфастом) и ланчем. Лично я после двухчасового пребывания в саду жутко хочу есть. Но все же обойдусь парой сэндвичей с ветчиной и форелью в сочетании с большой чашкой чая.

— Мне, пожалуйста, один сэндвич с форелью и огурцом и чай, конечно, — поскромничал Серж. — Приходится блюсти спортивную форму.

— А мне сэндвич с одним огурцом и чай без сахара, — заявила Сара. — Спортом я не занимаюсь, зато формы мне надо блюсти пожестче, чем Сержу — иначе он начнет коситься на излишние телеса.

— Хорошего человека должно быть много, — хохотнул Уинстон.

— К женщине это не относится, — возразила Клементина. — Стоит мне перебрать лишний килограмм и ты, милый друг, перестаешь смотреть на меня с вожделением.

— Охо-хо, — сказал Черчилль с сожалением. — Если бы с этой страстью все было так просто....

Глава сорок вторая. Два допроса.

После перекуса Черчилль увел Сержа в кабинет, усадил в очень удобное кожаное кресло, сам плюхнулся в такое же, поднял на него неожиданно тяжелый взгляд и сказал:

— Мой секретарь подготовил по Вам справку. Вы, оказывается, русский перебежчик?

Сергей чуть поежился (очень уж привык к своему новому статусу) и стал вяловато озвучивать свою легенду:

— Это так. Моего отца, профессора истории, внезапно арестовали и объявили врагом народа. В таких случаях репрессиям подвергаются все члены семьи. Мать благословила меня на побег в Европу, который удался. Но здесь у меня нет родственников и даже знакомых, пришлось выживать самому. К счастью, я занимался спортом в университете и решил зайти на Олимпийский стадион Парижа. После удачного прыжка в высоту тренеры воодушевились и решили включить меня в олимпийскую сборную, для чего подсуетились и в считанные дни оформили гражданство. Дальнейшую мою историю вы знаете....

— Не вполне. Каким образом Вы стали протеже Альбера Лебрена?

— Он очень добрый человек. Гражданство обеспечил мне именно он. И очень радовался, что я стал олимпийским чемпионом. Устроил учиться в Сорбонну, на последний курс филологического факультета, а когда я его успешно закончил, то направил работать в МИД. Бонно же послал сюда.

— Почему именно сюда?

— Я с детства учил английский язык — наверно, поэтому.

— И французский учили?

— И французский. Отец говорил, что человек не может считать себя образованным, если не знает этих двух языков.

— А немецкий язык Вы не учили?

— Только в школе — потому говорю на нем через пень-колоду.

— Простите мою настойчивость, — в более благожелательном тоне сказал Черчилль, — но мне хочется узнать, насколько Вы инициативны. Поэтому я спрашиваю: чья это была идея — купить на корню английскую газету и заставить журналистов плясать под вашу дудку?

— Я предложил это президенту как самый удобный и эффективный способ влияния на тех англичан, что ощущают себя гражданами. Невилл Чемберлен нас категорически не устраивает в качестве премьера — он отдаст малые страны Европы и саму Францию в руки Гитлера. Ваша жесткая позиция представляется нам единственно правильной.

— Ого! Да Вы, юноша, уже манипулируете президентом? Вот это новость! Лебрен, конечно, не правит Францией, но подсказать главе правительства те или иные ходы может: в частности, перераспределение средств в военном бюджете. А эти ходы ему подсказываете Вы?

— Я лишь сказал в частной беседе президенту, что тратить огромные средства на строительство военных кораблей сейчас не имеет смысла, раз объединенный франко-британский флот в несколько раз больше германского. Зато количество и качество танков и самолетов надо срочно наращивать: именно они будут основными ударными силами в будущей войне.

— Пожалуй, да, — задумчиво сказал теневой лидер тори. — Но Вы-то каковы! Во все суетесь, ничего не боитесь и все Вам удается. Хотя я тоже в Ваши годы был очень инициативен....

Тут Сергей решил, что свою инициативность следует подтвердить и опередил следующий вопрос Черчилля:

— Мне кажется, у нас осталось очень мало времени, сэр — с полгода. Вы совсем недавно писали в "Стандарте" о вероятном развитии агрессии Гитлера: захват Судет, потом Богемии, ультиматум Польше и т. д. Я предсказываю, что по мере выполнения этого плана в восточных государствах Европы (Словакии, Венгрии, Румынии, Югославии, Болгарии, Турции, а также Норвегии, Дании и Финляндии) к власти придут прогерманские правительства и тогда мощь начального итало-германского союза возрастет в полтора-два раза. Разумно ли ждать этого усиления? Не лучше ли его предвосхитить и нанести превентивный удар под лозунгом "Руки прочь от Чехословакии"?

Черчилль хитро прищурился и спросил:

— Почему в этом раскладе сил Вы не упомянули свою бывшую родину — СССР? Ведь это самое мощное государство Восточной Европы....

— Потому что во главе его стоит диктатор Сталин, — твердо ответил Сергей. — Он по национальности грузин, то есть азиат. Азиаты же издревле известны своим коварством. Сейчас сталинская пропаганда клеймит фашизм, национализм и лично Гитлера, а советские бойцы бьются в Испании против франкистов, фашистов и нацистов. Но в преддверии большой европейской войны Сталин может развернуться на 180 градусов и заключить вдруг с Гитлером пакт о ненападении, а то и договор о дружбе, сотрудничестве и военной помощи. Тогда Польша будет обречена на очередное разделение, и ваша слишком отдаленная помощь ее не спасет. Тем больше резонов начать войну самим и уже в этом году — тогда тот же Сталин может оказать вам весомую помощь, будучи ближе всех к Чехословакии.

— Он отделен от нее румынской Буковиной.

— Так окажите давление на своего союзника, а заодно и на благожелательных к Британии венгров, чтобы они пропустили советские войска к Праге, Братиславе и Вене.

— Я в общем тоже так думаю, — признал Черчилль. — Хоть начинать самим войну — худший вариант....

— В защиту суверенного и союзного с Францией, да и Британией государства? Вас даже Лига наций поддержит и осудит агрессию Гитлера!

— В политике есть такое понятие: пропорциональное применение силы. Одно дело угрожать войной или применить войска для операции малого масштаба и совсем другое сделать то, что предлагаете Вы: обрушиться всей мощью на промышленные предприятия Германии и уничтожить их....

— Эти предприятия производят вооружения в нарушение Версальского договора. Поделом им!

Черчилль в очередной раз вгляделся в собеседника и заключил их беседу:

— Теперь я убедился, что Вы — вполне состоявшаяся личность с большим потенциалом. Наше сотрудничество в "Эвенинг Стандарт" будет продолжено. И если объединенными усилиями мы свалим Невилла к зиме, то я попрошу Блюма сделать Вас своим доверенным лицом для связи с моим правительством.

Когда Серж вышел из кабинета Уинстона, его перехватила Клементина и увела в свою комнату, смежную со спальней. Усадив его в один угол дивана, сама села в другой и тоже приступила к допросу:

— Какие чувства Вы, мсье Костен, испытываете к моей дочери?

— Восхищение, мадам. Мне нравится все, что Сара говорит и делает. Молчит она тоже восхитительно.

— Гм. Это понятное чувство для первого месяца обладания женщиной. Но медовый месяц пройдет и встанет вопрос: как вам жить дальше?

— Остроумный приятель моего отца Жванецкий говорил: переживайте неприятности по мере их поступления. Я совершенно с этим постулатом согласен. Никаких терок у меня с вашей дочерью пока нет. А я надеюсь, что и не будет.

— Вот как? Вы намерены оставаться в этом посольстве вечно? Но Ваша жена может с этим не согласиться и однажды появится на пороге вашего гнездышка на Ханс-роуд.

— Вы совсем не в курсе надвигающихся событий, миссис Черчилль? Вижу, что нет. Так вот, на порог к нам с Сарой (да и ко всем европейцам) первой придет война. Та самая, о необходимости которой Ваш муж говорит в парламенте уже с полгода. На войне все мы будем выживать. А что будет потом — одному богу известно.

Клементина округлила до предела глаза, разглядывая несносного французского балбеса, прежде чем устроить ему разнос за такую фантасмагорию, но осеклась: очень уж серьезным было лицо у этого Костена. Через пару секунд она вскочила на ноги и умчалась за разъяснениями к мужу.

Глава сорок третья. Мюнхенский сговор.

Спустя месяц, в сентябре конфликт вокруг Судет обострился. Но что же это за Судеты такие и где они, в конце концов, находились? — вправе спросить современному читателю. На карте горная цепь с таким названием расположена вдоль границы Чехии и Польши и достигает в длину 300 км. В районе города Либерец (Райхенберг) с ней смыкается горная цепь ЮЗ простирания под названием Рудные горы, отделяющая Чехию от Саксонской области Германии. Эта цепь доходит до города Хеб (Эгер), где смыкается с хребтом Чешский лес, имеющим ЮВ простирание и являющимся границей между Чехией и Баварской областью Германии. Далее граница Чехии становится субширотной, отделяя ее от Австрии. Так вот по всему этому периметру в 17-19 веках расселились немцы (преимущественно специалисты в области горнорудного дела) и стало их к 1938 г. около 4 млн — с семьями, конечно. Всю эту протяженную область (более 1000 км) их компактного проживания (90% населения) и называли Судетенланд. Будучи в составе Австро-Венгрии судетские немцы ощущали себя титульной нацией и в ус, как говорится, не дули. Зато в Чехословакии они стали этническим меньшинством, вынужденным изучать государственный чешский язык. До боли знакомая картина, не так ли?