Турнир

Суть разговора ни для кого не являлась новостью. Ее аппетит, связанный с ускоренным обменом веществ, требовал — и в особенности, по утрам, — много пищи, из которой в процессе диссимиляции организм Габи выкачивал потребную ее Дару энергию. И в этом смысле, мясо с его животными белками и жирами и хлеб, в широком смысле этого слова, с его углеводами были просто незаменимы. Но и это не все. Когда Тристан понял, что она не разбирается в высокой кухне, — а другой в тех местах, где она имела обыкновение есть, попросту не могло быть, — он нанял еще двух поваров и приказал готовить как можно больше как можно более разнообразных блюд с тем, чтобы Габи не только насыщала свой работающий на повышенных оборотах организм, но и училась, осваивая новый для нее мир изысканной кулинарии. Так что, Жером был, разумеется, прав: если ожидалось, что за столом будет Э клана Мишильер, шеф и его помощники из кожи вон лезли только, чтобы угодить ей и ее заботливому брату. Но, разумеется, их изыски доставались не только ей, но и остальным сотрапезникам, хотя для большинства едоков, собиравшихся в трапезной по утрам, обед вместо завтрака казался нонсенсом. Для многих, но не для Жерома, который оказался тем еще гурманом, да и аппетитом обладал, что называется, на зависть врагам.

— Как бы свинина не встала у вас поперек горла, лейтенант, — обычно положение в клане того или иного колдуна за столом не озвучивалось, но, коли уж он сам полез к ней со своим "коннетаблем", то и ей можно. Тем более, что она здесь главная, и, кажется, это наконец дошло и до ее визави.

— Извините, Габриэлла! — чуть поклонился Жером, одновременно стирая с губ улыбку. — Больше не повторится. То есть, я попробую не...

— Пробуйте! — указала Габи кивком головы на стол. — Вижу, нам с вами есть чем поживиться. Бон аппетит!

Да, здесь определенно было чем восполнить недостаток калорий. Мэтр Юбер Бельгард приехал в столицу из Прованса, но любил готовить блюда лангедокской кухни, хотя сам, как кажется, не был коренным жителем ни Прованса, ни Лангедока. Однако факт остается фактом — готовил он так, что, начав есть, остановиться уже было невозможно. Сейчас он специально — из уважения к Габи, — пришел из кухни, встал около стола и стал давать краткие пояснения к яствам, которые предлагал сегодня на завтрак.

— Petit pБtИ de NНmes, — назвал он очередное блюдо, указывая на поднос с выпечкой, — на лангедокском наречии это означает "маленький паштет из Нима". Начинка из телятины и свинины в песочном тесте...

Но, разумеется, маленьким паштетом дело не ограничилось, поскольку далее в списке поданных на стол блюд значились лангедокская вяленая ветчина, Фрегинат, оказавшийся южным вариантом фрикасе из свинины, а так же Гардианна — тушеная баранина, приправленное тимьяном и шалфеем и кабанятина по-севеннски...

— Это блюдо, — объяснил между тем шеф, — взято из крестьянской кулинарной традиции. Его готовят, как жаркое: мясо тушат вместе со сладким луком, каштанами, лесными грибами, оливковым маслом и прованскими травами. А это жаркое называется "daube". Это маринованная говядина, тушеная в красном вине с зеленью и чесноком...

И так девять перемен мясных блюд на завтрак, а также три вида провансальского и лангедокского хлеба, пять сортов сыра, привезенного из тех же мест, три сладких пирога и красное вино — Гренаш Нуар из Прованса, но его Габи пить не стала. День только начинался, и алкоголь мог обождать. Ограничилась апельсиновым соком, водой и большой кружкой кофе, черного, как душа колдуньи, и горького, как ее судьба...

2. Трис

Вечер выдался на редкость спокойным, вернее, Трис сам его таким сделал. Не велика хитрость — послать вместо себя на раут к герцогу де Бофремону свою младшую сестру. И протокол соблюден, — Мишильеры представлены своим коннетаблем, — и Габи довольна. Ей такие мероприятия все еще нравятся: возможностью покрасоваться в "фамильных" драгоценностях и платьях "от-кутюр", посвинговать, выпить немножко шампанского, к которому она как-то незаметно пристрастилась, завести какой-нибудь скоротечно никакой роман. Гулять по-настоящему, она пока не начала. Во всяком случае, Трис на это очень надеялся, исходя из предположения, что, если она с кем-нибудь и успела переспать, то однократно и мимоходом, не наделав этим большой беды и не создав ни себе, ни ему лишних проблем. Итак, у него нежданно-негаданно образовался свободный вечер, и после нескольких коротких, но важных встреч, Трис отправился в свой секретный архив.

Дело в том, что, — как он и обещал своему новому приятелю, — Трис, в самом деле, занялся разбором архивов своего "великого отца". Причина, впрочем, была не в просьбе Зандера, — да и разбором бумаг Августа Мишильера Трис озаботился еще до знакомства с доктором фон Берлингом, — а, прежде всего, в том, что вопросы, связанные с теорией множественности миров, были ему отнюдь не безразличны ни как ученому, ни как человеку, прошедшему однажды сквозь Великий Барьер. Трис мало что помнил о своей прежней жизни, но, основываясь на случавшихся у него тут и там странных оговорках, нетривиальных ассоциациях, "чуждых" мыслях и необъяснимых реакциях на самые обыденные вещи, — типа собственного отражения в зеркале, — сумел в какой-то мере "реконструировать" образ себя прежнего. Он "вычислил", к примеру, что прожил там и тогда довольно долгую жизнь, однако умер скорее всего пожилым, но все еще дееспособным мужчиной, а не стариком. Внешность у него в том мире была, наверняка, вполне заурядная, поскольку "здесь и сейчас" его поначалу чрезвычайно удивлял тот недвусмысленный интерес, который проявляют к нему особы противоположного пола, даже если не знают, что он богач, аристократ и глава клана. Теперь он был явно выше и физически сильнее себя прежнего, и, разумеется, в своей прошлой жизни Трис не был знаком с магией. Однако, там, как и здесь, он, по-видимому, являлся широко образованным человеком и профессионально занимался наукой. Однако имелись и различия. Здесь, в этом мире, он являлся наследником знаний и умений Августа Перигор-Мишильера, во всяком случае, части этих интеллектуальных сокровищ, тогда как Там он, предположительно, получил отличное формальное образование, имел научную степень и, возможно, даже преподавал в университете.

Разумеется, реконструкция эта существовала только в его голове, — в "ментальной виртуальности" его сознания, как он это называл, — так как доверить эту правду бумаге он попросту не мог. Слишком много бед, как он знал, случилось со многими небесталанными людьми из-за их простодушной уверенности в том, что хорошо спрятанные личные записи никто и никогда не найдет, и конечно же не прочитает. Поэтому Тристан был в этом смысле крайне осторожен и ничего из того, что, попади оно в чужие руки, раскроет тайну его личности, не записывал. Память у него, слава богам, была не просто хорошая, — а исключительная по своим характеристикам, — и все, что нужно, он мог легко хранить в голове. Однако интерес ко всему, что связано с Барьером и миром "по ту сторону реальности", скрывать было не нужно. Не было необходимости, поскольку такой интерес не должен был вызвать подозрений. Он ведь легко объяснялся простой любознательностью "просвещенного дилетанта".

Другое дело, что для подобного рода изысканий у Триса, к сожалению, не находилось достаточно времени. Архив, оставленный ему в наследство Августом Перигор-Мишильером, был огромен и хранился, как минимум, в трех разных местах, в трех принадлежащих ему замках в долине Луары, в Арденнах и в графстве Сентонж. Однако за последние четыре месяца Трис собрал все бумаги отца под одной крышей: в специально оборудованных, — то есть защищенных от чужого проникновения, а также от сырости, огня и грызунов, — глубоких подвалах палаццо Коро.

В этом огромном архиве работали два квалифицированных библиотекаря, составлявшие каталог всех бумаг, книг и предметов, сложенных в большие деревянные ящики еще при жизни первого тана. Раз в неделю Трис получал от них краткие отчеты и, после ознакомления с описями, распоряжался в какой раздел архива поместить ту или иную вещь, поскольку не только хотел знать, что же именно оставил ему в наследство его "великий отец", но и организовать хранение этого всего таким образом, чтобы потом можно было быстро найти то, что ему понадобится в тот или иной момент жизни. Ну а для этого нужна была научно обоснованная и логичная система хранения и, разумеется, тщательная каталогизация всех бумаг, рукописей и документов, книг и атласов, и множества самых разных, порой весьма диковинных, а порой и попросту неизвестных Трису и непонятно для чего предназначенных артефактов, приборов, минералов и прочего всего.

Ему очень хотелось самому покопаться в этих залежах разнообразного знания, но, увы, обязательства главы клана не оставляли для этого достаточно времени и сил. Его дни были наполнены напряженной работой с финансовыми и юридическими документами, деловыми встречами, брифингами, совещаниями и разбором внутреклановых проблем. Но и это не все. Являясь одним из Высоких Князей империи, Трис должен был появляться и на состязаниях, проходивших в рамках Турнира, и на светских мероприятиях, — хотя бы некоторых из них, — проводившихся в столице в связи со все тем же гребаным Турниром и не менее отвратительными капризами императора и принцессы Эвы Сабинии. Впрочем, кое-куда он ходил не только из необходимости поддерживать свое реноме. С некоторыми людьми, — с тем же князем Трентским или с герцогиней Перигор, — он встречался отнюдь не по обязанности. Кое-кто был ему лично интересен и симпатичен, а кое-кто попросту необходим. Трис ведь являлся здоровым молодым мужчиной. И ему хотя бы иногда — а по правде говоря, едва ли не каждую ночь, — нужна была женщина в постели, чтобы днем работать, а не отвлекаться на глупые мысли, возникающие из-за естественных потребностей плоти. Однако с проститками и профессиональными куртизанками он этим заниматься не любил, — хотя и снисходил до них временами по истинной нужде, — а романы, даже самые скоротечные из них, отнимали слишком много драгоценного времени, да и душевных сил, порой, на них уходило не мало. Поэтому на столь любимые им научные изыскания времени почти не оставалось, а жаль.

Спустившись по нескольким лестницам в глубину скалы, на которой стояло палаццо Коро, Трис достиг, наконец, последней из трех заговоренных дверей, той, за которой, собственно, и находился его архив. Здесь, в просторном зале с довольно низким сводчатым потолком, опиравшимся на приземистые кирпичные колонны, стояли застекленные шкафы с книгами и рукописями. Все остальное богатство: артефакты, приборы, забавные вещицы, чудом пережившие долгую череду веков, редкие минералы и прочие чудесные и попросту уникальные вещи хранились в другом помещении, но сегодня они были Трису не интересны. Его визит в архив был связан с подборкой документов, имеющих отношение к теории множественности миров. Сейчас все эти бумаги были аккуратно и в хронологической последовательности сложены в четыре небольших архивных коробки, которые, в свою очередь, ожидали Триса на полке рядом с его рабочим столом.

Усевшись в приготовленное для него кресло, Трис открыл первую коробку и тщательно просмотрел хранящиеся в ней бумаги. Все они оказались ему знакомы, поскольку он довольно хорошо помнил их памятью Августа Мишильера, но ничего по-настоящему ценного в них не было, кроме, разве что, конспекта пятой главы небезызвестных "Трудов" Виглера, его, так называемой, "Трансцендентной физики". Само это редкое издание, тот его уцелевший по случаю экземпляр, который "великому отцу" Триса удалось вынести из огня во время пожара, случившегося в 1832 году в Падуанском университете, стоял сейчас в шкафу вместе с другими редкими книгами. Однако было очевидно, что показывать эту книгу князю Трентскому незачем. Не настолько они на данный момент были близки, чтобы делиться такого рода секретами. Другое дело сделанный в давние годы конспект, составленный рукой Августа Перигор-Мишильера. Вот его вполне можно было дать почитать своему новому знакомцу.

Князь Трентский нравился ему, как человек, не говоря уже о том, что с ним можно было говорить на многие и многие темы, чуждые и непонятные большинству окружающих Триса людей. Возможно, со временем, они действительно станут друзьями, но дружба — не любовь и не возникает в один день. Она вырастает медленно, — если это, разумеется, настоящая мужская дружба, — и требует усилий с обеих сторон. Зандер, по сложившемуся у Триса впечатлению, к такому "подвигу" был готов, поскольку испытывал симпатию и к главе клана Мишильер, и к его сестре. Но лишь время покажет, что выйдет из этих обоюдных усилий. А пока Трис был готов поделиться с князем Трентским лишь конспектом, но не самой книгой. Однако и здесь все оказалось не так просто, как полагал Трис, беря эту рукопись в руки.

Начать с того, что это оказался совсем не тот конспект, о котором он помнил памятью своего творца. Это была всего лишь копия известного Трису документа, сделанная отнюдь не рукой самого Августа Мишильера. Некий анонимный переписчик скопировал конспект аккуратным округлым почерком на бумаге отличного качества. Формат in-quarto, плотная, пожелтевшая от времени венецианская бумага, черная ничуть не выцветшая тушь. Страницы пронумерованы и сшиты вместе суровыми нитками. И, разумеется, это был совсем не тот экземпляр, который "читал" Трис.

Перелистывая страницы рукописи, он обнаружил, что рукой Августа Мишильера — и совершенно другими чернилами, — в конспект внесены многочисленные схолии, замечания, "мысли вслух" и прочие маргиналии. В некоторых местах текст, вписанный миниатюрными буквами между строк и на широких полях, был столь плотен, что наверняка превосходил по объему то, что было изначально записано на этом листе. Обычно вставки были сделаны красными или зелеными чернилами, но иногда встречались так же фиолетовый и черный цвета. Однако и это не все. В продолжении изучения тетради Трис обнаружил два "неродных" листа того же размера ин-кварто, не вшитых, а просто вложенных в рукопись между тридцать седьмой и тридцать восьмой страницами, но имевших общую с другими страницами нумерацию: 37.1, 37.2, 37.3 и 37.4.

Вчитавшись во все эти дополнения и разъяснения, Трис забыл о времени и обо всем вообще. Он не помнил этого текста, вот в чем дело. Август Мишильер не передал ему это знание, а, возможно, и не предполагал посвящать своего "сына и наследника" во все эти опасные секреты. Скорее всего, этот экземпляр конспекта уцелел по ошибке, по счастливому для Триса стечению обстоятельств и вопреки планам его "великого отца". Ценность же данного документа было трудно переоценить, поскольку здесь Август Мишильер не ограничился одними лишь теоретическими спекуляциями, но сосредоточился на практических аспектах вопроса, на технике и методах, и на отсылках к конкретным экспериментам, которые проводились несколькими разными учеными на протяжении последних пяти веков. Откуда старик узнал об этих исследованиях, теперь можно лишь гадать. Скорее всего, он имел доступ к несохранившимся до нашего времени источникам. Но лиха беда начало! Если сохранился этот экземпляр конспекта, то, чем боги не шутят, возможно, в этом же архиве или в других подобным ему тайных собраниях найдутся и другие документы, которые позволят Трису понять, как Августу Мишильеру удалось заглянуть за Великий Барьер.