| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А, то есть мы в роли живца? — хохотнул Уткин.
— Можно и так сказать. Но, как выразился Миша, цигель-цигель-ай-люлю — операция, о которой вы все знаете, началась по плану, и вы — поскольку произошли некоторые изменения, в ней плотно задействованы. Но об этом не здесь. Мой кабинет не прослушивают, но вас видели, то есть — вы залегендированы, конечно, но пока идет подготовка к операции, не нужно слишком часто мелькать в нашем ведомстве. Тем более, что вас "ведем" не только мы — я уже говорил об этом. Итак, сейчас вы все получаете свои удостоверения внештатных сотрудников КГБ — они вам пригодятся, поверьте. Позже капитан Краснощек вас отвезет на конспиративную квартиру и там каждый их вас будет проинструктирован.
— А в каком качестве мы вам вдруг понадобились? — задал вопрос всё тот же неугомонный Уткин.
— О вашем качестве мы поговорим потом. Главное, чтобы это качество было.
Леонов махнул рукой и поднял трубку телефона, давая понять, что, пора, мол, выметаться.
Москва, год 1977, 20 февраля. Конспиративная квартира КГБ
Задания все получили по своему профилю.
— Токугава вовремя продемонстрировал свои умения в искусстве Дим-Мак — технике отсроченной смерти. Теперь проблема устранения некоторых слишком одиозных членов Политбюро упрощается настолько, что снайперу Ивану Громову уже можно переключаться на регионы — Узбекистан и Таджикистан. Закавказье было решено пока не трогать, а после того, как в операция "Рокировка" закончится Москве, в Комитете государственного контроля решили послать туда Цвигуна. Пусть в Азербайджане порядок наведет. В Грузии понаблюдаем за Шеварднадзе, проведем с ним беседу — и посмотрим. Начнет дёргаться, суетиться — Токугава посетит солнечный Тбилиси, — Леонов посмотрел на Костю. Тот молча кивнул.
Конспиративная квартира КГБ находилась где-то в Чертаново, но все попаданцы давно были обеспечены не только персональным транспортом, но и персональной охраной. Кстати, учтя опыт их визита в школу, теперь они разъезжали каждый на своем автомобиле, но не на черной "Волге", а на менее приметных аппаратах советского автопрома. Максим выбрал себе "Жигули" первой модели, Токугава тоже захотел "копейку", а вот Уткин упёрся и выклянчил-таки себе белую "Волгу".
— Хорошо, будет тебе "Волга", — сдался Леонов. — Но из таксопарка.
— Это что, такси что ли? — взвился было Витька.
Но генерал его моментально осадил.
— Тебе что важно — шашечки, или ехать?
Все засмеялись и отныне Уткин, как Семён Семёнович Горбунков из "Бриллиантовой руки", на все задания приезжал на такси. Так что Уткина в компании иначе, чем "Семён Семёнович" никто уже и не называл.
Ваня Громов ездил на "Москвиче", причем, ещё том, стареньком, но не обычном. Первый советский кроссовер "Москвич 411" предназначался для жителей села и напомнил попаданцам автомобиль "Нива" ВАЗ-2121, который только недавно появился на советских дорогах. Но и сейчас юркий и проходимый полноприводный хэчбэк, этакий советский Suzuki Jimny приглянулся Громову гораздо больше, нежели новенькая "Нива".
Ну а Филькенштейн с чисто одесским юмором попросил себе "Запорожец". Тот самый, "горбатый". И все помирали со смеху, когда длинный и нескладный Миша вылезал из своего авто. Кстати, прикреплённый к нему водитель был очень маленького роста и смотрелся рядом с Мишей весьма комично.
Генерал-майор КГБ Николай Леонов продолжал разбор заданий. Но, в первую очередь, он ориентировался на Максима Зверева. Как-то так получилось, что, будучи по возрасту здесь, в будущем, самым младшим, именно Зверев стал лидером пятёрки попаданцев. Хотя его боевой товарищ, Кёсиро Токугава был целым майором ГРУ, тем не менее, и он признал бывшего сержанта армии ДНР своим командиром, как и тогда, на Донбассе. Уткин тоже не стал рыпаться и качать права. Тем более, абсолютно спокойно воспринял главенство Макса Иван Громов, тоже, кстати, офицер ГРУ.
Самой интересной оказалась реакция Михаила Филькенштейна.
— Мы здесь все, конечно, не на помойке себя нашли и в жизни кое-чего стоили, голова у всех есть на плечах. Но в этой гнилой политике, ты, Максим, лучше всех знаешь, в какие двери войти, а главное — в какие двери выйти. Тем более, ты единственный в нашей шобле свободно ходишь и туда, и сюда. И если мы тут накосячим, то ты сразу сможешь все косяки исправить. Только я тебя умоляю, наше общее — это общее, но в наши личные дела, командир, ты не заглядывай, тут мы сами как-нибудь...
Зверь сразу понял, что из всей их пятёрки Филин был самым загадочным и непредсказуемым. Даже то, как он, рецидивист, смог уехать в Израиль и там оказаться полезным спецслужбам — это уже внушало уважение. Ведь евреи не только никогда не допустили бы человека с такой репутацией к себе, но и вообще не пустили бы его в страну. И это заставляло задуматься — что же за человек был Михаил Филькенштейн в своём времени? Точнее, в их времени. В любом случае, непрост был Миша, ой как непрост. Впрочем, и Кёсиро, который смог обмануть его ещё тогда, на Донбассе, кадровый разведчик и майор ГРУ — он ведь тоже не был простым. И Ваня Громов, который практически всё время молчал — что он за человек?
Одним словом, Максу был полностью понятен только Витя Уткин, самый открытый и самый безалаберный из всей их группы. Несостоявшийся министр, раздолбай, прожигатель жизни, любитель женщин, который единственный из всех, попав в прошлое и оказавшись в СССР, сразу стал строить свое собственное благополучие. Любая идея, конечно же, является благоприятной — потому что даёт возможность её автору приобретать приятные блага. Или, иными словами, реализовать собственный потенциал, как минимум, в потребительской сфере. Но это и отличало Уткина от всех остальных.
У Максима и его боевого друга Кёсиро были другие идеи — например, не допустить войны в Украине, а, значит, распада СССР. И при этом сохранить то, что в этом государстве было достигнуто — советский народ. Не тупую биомассу, не граждан, не обывателей — а народ. Потому что только народ побеждает в войне, только народ не делится по расовому, национальному или какому иному признаку и только народ действительно может создать свое государство. Ну и, конечно, его защитить.
Судя по всему, Иван Громов был того же мнения, хотя, по большому счёту, Макс так ни разу с ним по душам и не поговорил. А вот Миша Филькенштейн, как только он попробовал его прощупать, моментально пресёк эти попытки.
— Я, конечно, дико извиняюсь, товарищ Зверев, но вы свои оперские штучки, которые вы, журналисты, пытаетесь применять, где надо, и где не надо, оставьте для девочек, которые вас скоро будут интересовать. Не надо меня брать за нежное вымя и гундеть про родину, место под солнцем и наше предназначение. Все, шо надо, я сделаю и даже больше. Я не скажу, шо мне не обидно за развал Союза, но и сильно пейсы я на себе не рвал. Но раз мы все здесь, значит, можно попробовать переиграть партию. Только у меня есть и своя, личная партия, которую я играть буду один. О чем популярно и пояснил нашему генералу. Поэтому иногда я буду, Максим Викторович, действовать самостоятельно и без ваших, извините, команд. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Поэтому Макс контролировал только те задания, которые каждый получал сейчас от генерала Леонова, и увязывал с общими задачами в операции "Рокировка".
— Итак, операция уже началась, причём, благодаря прогулке Максима Зверева в будущее и обратно были своевременно внесены очень важные коррективы. Поэтому Токугава и будет подведён к некоторым фигурантам. Позже мы отдельно оговорим твои, Костя, задачи.
Токугава снова кивнул.
— Виктор Уткин продолжает внедряться в окружение Леонида Ильича. Во-первых, Витя, на тебе лежит одна из самых важных, можно сказать, центральных задач — вручение цветов генеральному нашему секретарю. 3 марта он буде выступать перед профсоюзами, там ты и поздравишь дорогого Леонида Ильича. Не кривись, ну, поцелует тебя Брежнев, переживёшь, — генерал махнул рукой Уткину, пытаясь не дать ему возразить.
Но тот не мог смолчать
— Да не будет он меня целовать... я думаю. Дело не в поцелуях — а если будут накладки? Например, не Брежнев цветы возьмёт, а его охрана, референт какой-нибудь?
Леонов улыбнулся.
— Так потому ты нам и нужен, пионер-герой. Брежнев обязательно поинтересуется, кто его будет встречать и вручать цветы. Увидев твою фамилию, сам лично к тебе подойдёт и цветы возьмёт. На то и расчёт. Ты сам предложил, так что теперь сам и выполняй. По составу жидкости вопросов нет, так что просто наш генсек начнет молоть чепуху и покажет всем, что пора ему на пенсию. В крови никаких следов не будет, так что и к тебе вопросов не возникнет. Впрочем, некому буде их задавать — 1 марта пройдет заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором выступит с докладом Григорий Васильевич Романов. После его доклада Андропов уйдет в отставку, с этого момента во власти начнутся перемены. И некому будет интересоваться судьбой Брежнева.
Максим, что-то пометив в своем блокноте, поднял руку.
— Простите, Николай Сергеевич, а эта троица — Суслов, Устинов, Громыко? Они же будут сопротивляться?
— Громыко уйдёт вслед за Андроповым — у Романова в докладе по его протеже, заместителю генерального секретаря ООН Аркадию Шевченко есть компромат убойный. Ведь не только КГБ проморгал такую диверсию — вербовку ЦРУ советского дипломата такого ранга. Это. Удар по Громыко. Шевченко ведь собирается отказаться возвращаться из США в СССР. Так что Громыко мы тоже свалим. А вот по Суслову и Устинову вопрос сложный. Для этого Токугава нам и понадобится. Кстати, ты там в блокноте не черкай ничего, хоть ты и секретный сотрудник КГБ, но никаких записей!
— Да что вы, товарищ генерал, я просто ставлю цифры и даты, у меня каждый из нас под номером записан, и я даты проставляю сразу, когда и кто будет где-то задействован. Вот и в школе надо будет директору докладывать, раз меня старшим назначили, — Зверев стал оправдываться, как провинившийся школьник.
Впрочем, он таким и выглядел. Посмотрев на мальчика, Леонов усмехнулся.
— В школе без тебя разберемся. Итак, Токугава вводится в операцию с 8 марта. Мы подведем его к Суслову, когда в КГБ уже произойдут перестановки. С Устиновым, боюсь, нам придется обойтись более жёстко. Там без вас сработают — на полигоне, куда отправится маршал, что-то взорвётся, в общем, это уже вас не касается.
Максим посмотрел на генерала.
— Вы извините, Николай Сергеевич, но мы для вас что — мальчики? Мы не только исполнители, у нас мозги еще есть. Которые, вы, кстати, хорошенько выпотрошили. Так вот, вы или делитесь с нами всей информацией, или мы наши договорённости пересмотрим. Вы нарубите дров, а я потом должен там, в будущем, попадать в очередную жопу? Хватит, устроили, понимаешь, вместо афганской войны парочку внутренних, так вы еще и чеченскую войну накликаете. Так что давайте по всей операции.
Генерал выдержал взгляд Зверя, потом тяжело вздохнул.
— Максим, никто от вас ничего не скрывает. Мазуров сказал, что наоборот, вам надо обо всём рассказывать, вдруг вы что подскажете. Но здесь чисто военная задумка, просто устранение Устинова. Вряд ли его гибель сильно изменит историю СССР, а вот его отсутствие на Политбюро даст нам больше шансов побороть брежневскую гвардию. Ну и армию надо брать под контроль. И, что самое главное, менять нашу военную доктрину. Но это уже потом. Детали операции я не знаю, это обсуждалось на силовом блоке Комитета государственного контроля.
— Хорошо, по Суслову и Устинову понятно. Громыко и Андропов уйдут в отставку, но этого, наверное, недостаточно? Будут воду мутить... — задал вопрос Филькенштейн.
Леонов кивнул.
— Да, Миша, ты прав. Но! Пока что операция "Парашютисты" приостановлена — мы посмотрим, кто и как будет, как ты выражаешься, мутить воду. Во-вторых, когда эти товарищи выйдут в отставку, они станут более доступны и Токугава сможет, если надо, их аккуратно и тихонько обезвредить.
Токугава, до сих пор молчавший, вдруг заговорил.
— А их обязательно надо убивать?
Леонов удивлённо посмотрел на японца, как будто с ним вдруг заговорила статуя Будды.
Кёсиро улыбнулся и пояснил.
— Искусство Дим-Мак только называется искусством отсроченной смерти. Но я могу не только убивать...
Глава шестнадцатая. Перестройка и ускорение
Строить всегда проще, нежели перестраивать. Неважно, что строить — дом, семью, государство. Лучше основательно все просчитать, взвесить, не поддаваясь эмоциям и не ориентируясь на чьё-то мнение. Например, создать семью только потому, что мама посоветовала жениться на этой девушке, глупо. Потому что вам с ней жить, а не вашей маме. А строить дом на том месте, которое вам понравилось, не беря во внимание тот факт, что рядом пролегает оживленная трасса, а неподалеку болото — это значит, терпеть постоянный шум и полчища комаров. Что говорить о построении государства? Заложить в его основу идеологические догмы, а потом удивляться, почему государство разваливается? Впрочем, даже если не будет в государстве идеологии — оно всё равно прекратит своё существование. Только гораздо быстрее, нежели построенное на какой-то идеологии. Потому что в строительстве чего угодно должна быть заложена идея. В основе семьи должна лежать идея любви и взаимной поддержки, поддержки в любой ситуации. В основе дома должна лежать идея архитектора, инженера и дизайнера. А в основе государства — идея счастья его граждан. Счастья хотя бы на бумаге. И механизма, который поможет это бумажное счастье сделать реальным. Пускай это будет длительный процесс, но он должен идти. И чтобы граждане это видели.
А если всего этого не будет, то перестраивать то, что построили, бесполезно. Потому что всё равно развалится...
Москва, год 1977, март
Весна 1977 года в Советском Союзе выдалась совершенно революционной. Нет, не в плане погоды, хотя и погода тоже была, скажем так, не совсем весенняя. В марте в Москве было не по-мартовски холодно — днем минус восемь, ночью до минус двенадцати. Обильных снегопадов не было и оттого казалось еще холоднее. Одним словом, стужа была лютая, да еще и промозглый и совсем не весенний ветер. Наверное, поэтому традиционно с размахом отмечаемый советскими людьми Международный женский день прошел как-то тихо и почти что буднично.
А может и не поэтому...
Просто именно с первого марта начались в СССР какие-то не совсем понятные, но очень стремительные перемены. Непонятные практически всем рядовым гражданам, так сказать, обывателям. Ведь многим советским людям, по большому счету, было всё равно, кто там стоит у руля — Брежнев правит страной или кто другой? Не Сталин — и уже хорошо! Нет войны — и чудесно! Цены не повышаются, зарплату платят, не голодаем — и нормальненько!
Нет, конечно, хватало и недовольных. Не только среди тех, кого называли диссидентами, но и среди тех, кто составлял эту самую новую общность — "советский народ". Простые работяги, которым хотелось больше зарабатывать, а ставка была одна и та же. И сверхурочные не спасали. Простые инженеры, получавшие меньше простых работяг и вынужденные жить скромно, копить на телевизор, ковёр, поездку на море и так далее. Такая роскошь, как автомобиль, была по карману очень немногим. Простые врачи, простые военнослужащие, простые учителя, простые геологи, ученые, милиционеры, водители — все простые советские люди жили просто и без излишеств. И, конечно же, хотели бы жить чуточку лучше. Но не могли. Потому что в обществе равных возможностей все были равны.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
