Говоря об "отсутствии новгородских источников", мы имеем в виду вот что. Ни одно тамошнее официальное лицо или ведомство, из обладавших по долгу службы доступом к соответствующей информации (Джуниор, скажем, или Висковатый, или хотя бы Басманов-старший), не проронили ни слова о конкретных деталях произошедшего в Москве — так что на той обширной поляне историкам поживиться оказалось совершенно нечем. Новгородом не было предпринято даже попыток использовать эту историю для пропаганды — что уж явно напрашивалось. И этот "заговор молчания" выглядит весьма странно.
Называя вещи своими именами, историческая наука оказалась тут в полном тупике. В коем она и пребывала вплоть до появления на сцене легкомысленного оксфордского аспиранта Роджера Уилкинсона — Веселого Роджера по своей итонской кликухе.
4
Уилкинсон и вправду был веселым авантюристом, опоздавшим родиться, по собственной оценке, минимум лет на полтораста. До того как остепениться, занявшись в Оксфорде историей Елизаветинской эпохи (как самой близкой ему по духу), сей отпрыск сталелитейного магната фотографировал белых акул без страхующей клетки, волонтёрил на эпидемии Эболы в Конго и сплавлялся в одиночку по сибирским рекам пятой категории сложности — откуда, как уж водится, привез в итоге жену, красавицу-и-умницу. По его словам, только там, в Сибири, он и чувствовал себя по-настоящему комфортно — среди таких же вот "парней с левой резьбой".
Неудивительно, что в рамках избранной им эпохи он решил заняться как раз Первым русско-английским альянсом: "роман в письмах" между Елизаветой и Иоанном, героические "Балтийские конвои", и прочее в том же духе. И понятно, что пройти мимо истории Курбского — причем именно в ее романтическом, байроновском, варианте (получившем вроде бы внезапное полу-подтверждение в виде московской тайнописи) — он не мог никак. Заметим в скобках, что только такой вот авантюрист и мог вписаться за "теорию шпионского триллера", остававшуюся, повторим, для исторического мейнстрима уделом "полоумных конспирологов".
Ход рассуждений Уилкинсона был таков. Прочесывать по новой английские архивы на слово "Курбский" бесперспективно: тут придется идти по следам десятков предшественников, которые за два века "вытоптали всю поляну" и наверняка уж "сняли все пенки, сливки и прочую высококачественную сметану". А давайте-ка мы вместо этого поищем на "невидимые чернила" и "кобальт"! Будем искать любые упоминания этих не слишком общеупотребимых для соответствующего времени субстанций — их, надо полагать, будет не слишком много. Обложившись для начала химическими справочниками и алхимическими трактатами и не поленившись потратить несколько месяцев на то, чтобы вникнуть в соответствующую терминологию, Уилкинсон приступил к своим архивным разысканиям и — как и положено "на новенького"! — почти сразу наткнулся на искомое: в рассекреченной и доступной для исследователей части архивов британской "Интеллигентной службы".
Это был один из отчетов, направляемых лично знаменитому елизаветинскому начразведки, "Great Spy Master — Великому Повелителю шпионов" сэру Фрэнсису Уолсингему, не менее знаменитым Джоном Ди, одним из самых загадочных людей своей эпохи: великий математик, картограф и астроном, каббалист и алхимик, доверенное лицо и личный астролог королевы, ну и, разумеется, разведчик — у них, в Англии, без этого никак. Донесения свои Ди имел обыкновение подписывать "007" (да-да, это никакая не шутка), а в переписке с Уолсингемом пользовался очень сложным личным шифром, который лишь недавно удалось "расколоть" лингвистам и математикам. Обратим внимание читателя на интересное обстоятельство: вообще-то, все прочие бумаги Уолсингема давным-давно свободно лежат в "Эс-Пи", отделе государственных бумаг (State Papers) Национального архива в Лондоне, а вот документы, касающиеся деятельности Ди, британская разведка и по сию пору рассекретила лишь частично — откуда и несколько необычная локализация той переписки.
Так вот, переписка та (производящая впечатление полу-, а то и вовсе неофициальной) касалась розысков некого человека, которого они называли между собой "Серебро — Silver", а также "Странник — Peregrine", и который, как они предполагали, завладел неким магическим артефактом — что не есть хорошо. В своем донесении от 12 октября 1562 года, обратившем на себя внимание Уилкинсона, великий астролог и алхимик сообщал, что "Серебро", на старый след которого он недавно напал, оказался, к сожалению, вовсе не тем человеком, кого они ищут (как он сам написал: "Серебро оказалось не той пробы"); однако в том, прошлом, деле "Серебра-2",— по удивительному совпадению — всплыли "те самые" самообесцвечивающиеся "чернила-маятник", которые он, Ди, изготовил как раз в те времена для некого "Августа".
Как известно, "Правильно поставленный вопрос — это половина ответа". В изложенном далее Ди деле "другого Сильвера" не упоминалось не то что имя Курбского — там, явно специально, были тщательно вычищены вообще любые привязки к конкретному месту-времени действия (а по извращенной хитроумности той интриги можно было бы заподозрить скорее каких-нибудь там венецианцев). Так что не веди Уилкинсон свой поиск именно на упоминания средств для тайнописи ("чернила-маятник"), он почти наверняка проглядел бы этот документ "по диагонали" и отложил его, просто не став вникать в этот ребус.
Итак, по версии Ди, некто "Август" затеял переписку со своим врагом, неким "Ренегатом", перешедшим на сторону враждебных соседей (при слове "Ренегат" Уилкинсон, естественно, опять сделал стойку). "Август" замыслил расправиться с "Ренегатом" руками его новых сотоварищей; для этого он между строк своих посланий вписывал невидимыми чернилами сообщения (о существовании которых его корреспондент, разумеется, не подозревал), долженствующие при прочтении создать впечатление, будто между корреспондентами давно идет регулярный обмен шпионской информацией. Когда этих "уличающих свидетельств" накопилось достаточно, "Августу" осталось лишь известить своих врагов, что "казачок-то засланный"; напрямую, однако, делать такое нельзя: те сразу сообразили бы — ага, подстава! Поэтому на ту сторону был послан, под видом перебежчика, "невозвратимый агент" (в терминологии Сун Цзы) "Серебро".
"Серебро" (которого проинструктировали, будто "Ренегат" — наш человек на той стороне) имел два задания. Во первых — известить "ту сторону", что где-то у них там, на самом верху, сидит "суперкрот", работающий на "Августа". При этом сообщаемая "той стороне" дезинформация об утечках была составлена так хитро, что как раз от "Ренегата" она подозрения (вроде бы...) отводила, создавая тому алиби. Ну и во-вторых — "одно уж к одному" — следовало передать тому средство для тайнописи, которое у того якобы закончилось, и которое тот якобы срочно запрашивал в своем предыдущем донесении.
На самом же деле в легенде "Серебра" было несколько преднамеренных "встроенных дефектов", которые никак не могли пройти мимо внимания контрразведки. Агент, как и было запланировано, оказался под колпаком, и был схвачен с поличным в момент передачи адьютанту "Ренегата" (который тоже был ни сном, ни духом) посылки со скрытой в ней склянкой "чернил-маятника". "Серебро", однако, ушел в глухую несознанку и даже под пыткой всё отрицал: история-де его перебега — чистая правда, о содержимом посылки он ведать не ведал, а в контакт с человеком "Ренегата" вступил, надеясь поступить на службу к земляку... Эта его упёртость оказалась совершенно некстати его собственной Службе; тем в итоге пришлось официально признавать "Серебро" своим агентом, предложив "той стороне" обмен (что, конечно, уже "низкий сорт, нечистая работа").
Как бы то ни было, у контрразведки "той стороны" появились вполне веские основания ознакомиться с перепиской "Ренегата": тайнопись проявили, содержание сообщений оказалось в высшей степени компрометирующим, а ничего толком объяснить (будучи захвачен врасплох) тот так и не сумел. Плюс еще и попытка создать ему фальшивое алиби доказанным вражеским засланцем... Дальнейшую судьбу "Серебра" Ди не отследил: скорее всего, тот был казнен вместе с "Ренегатом".
По прочтении сего "шпионского триллера" (а как это еще назвать?) Уилкинсон впал в задумчивость; сплясав, понятное дело, сперва джигу. С одной стороны, все, лишь мешавшие доселе, фрагменты пазла вроде бы сложились на загляденье — начиная с необъяснимого прежде факта: почему тайные записи хлоридом кобальта есть на московском письме, но отсутствуют на всех ивангородских. Что до Джона Ди, то биография сего "Титана эпохи Возрождения" (как ее живописуют исторические монографии и еще более многочисленные сайты разнообразных любителей мистики и оккультизма), разумеется, до сих пор пестрит белыми пятнами и темными местами — однако связи его с Новгородской Русью имеют вполне солидные подтверждения. В частности, он вел специальные навигационные исследования для "Восточно-Балтийской" и "Московской" торговых компаний (что суть одно) по поискам северного морского пути в Китай, огибая "Сибирскую Татарию". Тем не менее реакцию профессионального сообщества на свое открытие Веселый Роджер представлял себе вполне отчетливо: "Остроумно, но бездоказательно. Вам бы, молодой человек, сценарии для "исторических" сериалов Netflix сочинять!" Уж если даже прошлый, однолинейный, конструкт с Курбским-лазутчиком проходил для тех по разряду заведомой конспирологии...
И на этом месте аспирант принял весьма важное решение: неизвестно, удастся ли ему убедить в своей правоте старших коллег — но уж для себя-то лично он эту загадку решит с достаточными (по личному же разумению) доказательствами! Итак, какие подтверждения изложенной Ди истории — полагая ее правдивым (с неизбежными погрешностями) описанием реальной операции секретной службы Грозного по ликвидации предателя-Курбского — можно надеяться отыскать, хотя бы и косвенные? С учетом того, что все новгородские источники хранят на сей предмет мертвое молчание — и теперь, кстати, понятно по какой причине.
Иоанн, по ходу дела уже, открыл для себя, внезапно, что "уязвительная переписка" та приобрела совершенно непредвиденную им популярность и, если так можно выразиться, "высокий индекс цитирования" у современников (а там, глядишь, и у потомков...), и теперь предуготованный финал этой его хитроумной интриги смотреться со стороны будет понятно как: "Грозный-то, по факту, полемику слил, а Курбского забанил и потёр коменты!" Неудивительно, что новгородский владыка, заботясь о своей репутации, засекретил всю эту свою спецоперацию наглухо.
Уилкинсон сразу понял, что без консультанта по русским делам ему тут не обойтись никак, и тем же вечером отправил мейлом пару вопросов Ивану Риттельмайеру из Юрьевского университета, специалисту по истории "Балтийских конвоев" (когда британские якобы частные торговые компании снабжали Новгородскую Русь современным вооружением и стратегическим сырьем в обход эмбарго, установленного императором Священной Римской империи Фердинандом I, прорывая польско-немецкую блокаду Ливонских портов). В прошлом году Уилкинсон здОрово помог русскому коллеге с кое-какими рассекреченными (но так и не попавшими в общий доступ) документами Уолсингемова ведомства, и вот сейчас просил того навести кое-какие справки в российских публикациях и архивах: "Хочу проверить одну гипотезу, красивую, но настолько сумасшедшую, что я даже объяснять тебе пока ничего не стану, дабы не спугнуть", — и двойной смайлик.
Вопросы же он задал вот какие. Во-первых, не было ли каких-нибудь перебежчиков от новгородцев к московитам в промежутке август-сентябрь 1559-го (то есть перед Московским процессом Курбского, даты которого известны)? Во-вторых, не зафиксировано ли каких-то обменов пленными в октябре 59-го (соответственно, во время и после того процесса)?
Риттельмайер отписал буквально через считанные минуты. Ностальгически вопрошал: "Помнишь кофейню в Сохо?" и просил нежно поцеловать Таню, верным рыцарем которой он числит себя по гроб жизни; про "перебежчиков" ему вот так, с ходу, ничего не припоминается — он предметно займется этой темой на той неделе, чуть только разделается со своими лентяями-дипломниками; что же до "обмена пленными" — тут сразу приходит на ум странная история с московитским воеводой Шестопаловым.
Дело в том, что сей небезызвестный silovik, сыгравший впоследствии не последнюю роль в московских событиях 63 года, провел полгода в плену у новгородцев и был ими освобожден точь-в-точь после осуждения Курбского — где-то в 10-х числах октября 1559 года, причем то ли за символический выкуп, то ли вовсе без такового. В качестве объяснения той странной сделки Грозный впоследствии ехидничал, что "Во главе московитских ратей сей воитель нам куда полезнее, нежели сильцем в нашей темнице: с такими врагами никакие союзники не надобны!" В общем-то это было чистой правдой: полководческие дарования этого юноши из хорошей семьи были отлично известны — "ужас-ужас-ужас"; тем не менее подобную практику — "Свой игрок в чужой команде" — при всей ее полезности никак нельзя назвать штатной... Действия Шестопалова ("труса и дурака"...) по ходу Событий 63 года оказались в общем и целом на руку Грозному, однако предвидеть сами те события в 59 году, не мог, разумеется, никто: тут всё-таки потребна уже не интуиция (которой и вправду славился новгородский владыка), а самое натуральное ясновиденье...
По этой причине некоторые историки (и он, Риттельмайер, в их числе) вполне допускают, что там имел место секретный обмен: московиты тоже кого-то выпустили — вероятно, спалившегося шпиона. Но здесь уже надо лезть в источники и искать "косвенные улики": Шестопалов всё-таки — личность историкам небезызвестная, если бы на сей предмет сохранились какие-то официальные документы — их бы давно раскопали.
5
В конце следующей недели Риттельмайер, как и обещал, соскайпился с британским коллегой и доложил ему результаты своих разысканий:
— ...По освобождению Шестопалова — считай, ничего не клюнуло. Как, в общем-то, и следовало ожидать. Что в Москве ничего нет — это и без того понятно: от тамошних архивов после Большого пожара остались рожки да ножки; но вот в Иван-Городе на сей предмет тоже какая-то удивительная, я бы сказал — торричелиевая, архивная пустота... Единственная любопытная деталька всплыла: конвоировали Шестопалова до границы люди из разведслужбы Джуниора, а принимали его там — люди из Особой контрразведки Годунова. К чьим ведомствам вся эта история, казалось бы, никаким боком не относится...
— Спасибо, деталька и вправду любопытная, — поблагодарил Уилкинсон, — но на доказательство точно не потянет.
— Именно так. В общем, по обменам — "full stop, Enter". Но зато вот по перебежчикам — похоже, есть поклёвка! Короче: в августе 59-го в ливонском приграничье приключилась нечаянная стычка между фронтовыми разведчиками — rangers, по-вашему — и Малютиной Sonderkommando, типа "friendly fire", с убитыми с обеих сторон. Рейнджеры не стали дожидаться однозначно светившей им петли, дезертировали и ушли на "ничейную территорию" между Литвой и Московией. Малюта рвал и метал, его "Чрезвычайка" официально объявила их в розыск, с оцененными головами — все эти документы вполне себе сохранились, я их нашел. Это не то ли, что тебе надо? — прием!
