Тринадцатая звезда (Возвращение Звёздного Волка)

— А, к слову, ланисты-то ваши тоже показались мне страшно одухотворенными и набожными, — заметил я. — У ней песнопенья жутко трогательные, возвышенные, а он нам с егерем — храни, грит, вас Абсолют.

Соломенная шляпка энергично закивала:

— Да разве ж я против? Абсолют — Демиург — Бог (с чем никто и не спорит) — суть средоточие, в котором концентрируется всё духовное на этой и не только этой земле. Закавыка лишь в том, что показная набожность заключает в себе фальшь и ханжество, а любое ханжество есть еще и лицемерие: с одной стороны, обман окружающих, с другой — самоослепление бликами поддельного самоварного золота нимба, коим ты сам горделиво увенчал свою макушку да в придачу сам же и освятил. Так что лицемерие, сударь, — волшебная палочка о двух, извиняюсь, кончиках. Бьет в обе стороны и порою оч-ч-чень больно. Понятно?

— Понятно-понятно, — пробормотал я, хотя загогулистый пассаж про какое-то самоварное золото какого-то нимба дошел не слишком. — Ну а стих про мытьё того бедного негра всё же что означает? — вспомнил вновь о поэзии.

Ведущий экскурсовод фыркнул:

— Ежели одной фразой — горбатого могила исправит! Но дело-то, сударь, не в негре, точнее — эфиопе. Несчастный негр-эфиоп с его семикратным мытьём в данном случае лишь художественный образ, красивая метафорка. А вот вернусь-ка с вашего позволения к теме бездарности и бессовестности. — И — аж взвизгнул: — Так что?..

(Во разворошился, не остановишь!)

...Так что? Увеличивать, пусть и лишь микроскопической, стремящейся к абсолютному творческому нулю единичкой — ничтожным собой, гигантское число тех, кто всю жизнь вожделенно алкает подкрасться поближе к Пегасовым конюшням, но постоянно утыкается носом в Авгиевы, апломбливо не признаваясь в том ни себе, ни другим?.. Увы, перо оказалось для меня тяжелее камня, и я честно признался в собственной поэтической импотенции, не то что "эти"...

После долгих-долгих, томительных-томительных размышлений бессонно-горячечными ночами я вдруг точно прозрел — вдруг понял элементарную истину: вдохновение рождается не из нашей души, а от воздействия вне нас лежащего высшего начала. И, соответственно, н а с т о я щ и е поэты, сударь, стихов не пишут, они их, проникнувшись наивысочайшим видом грёз и воспарив к лучам Мирового духа, всего-навсего з а п и с ы в а ю т, как посредники и ретрансляторы сами догадываетесь кого, и поневоле выдают за свои. А ненастоящие... Ладно-ладно, молчу, хотя...

Хотя, право, обидно: на благоустроенной, богатой, упитанной Земле нынче, говорят, нет ни единой больницы либо хотя бы фельдшерско-акушерского пункта по исцелению от графофилии! А думаете, не открывали? Еще как открывали! Лекарства с чудо-вакцинами изобретали! Уйму сил и средств потратили! Графоманцев по всем континентам, архипелагам и островам отлавливали, пытались лечить. Врачи-графологи, бедняги, с таким контингентом измучились, аж сами до ручки с бумажкою чуть не дошли...

Ан всё бесполезно! Не лечится! Вы слышите: оказывается, холеру с чумой и ветрянку с грипком ликвидировать легче, чем победить эту напасть. Тысячелетия, века, годы идут, а их популяция не вымирает, напротив — таких не тонущих деятелей масса. И ведь что удивительно — некоторые прохиндеи даже процветают. Но процветающий графоманец — ни в коем разе не демиург, он всегда наемник, ландскнехт на жалованьи любого рода, а в первую очередь, конечно же, — эпигон, и ладно б еще грамотный. Ваши древние предки говорили: "Где львиная шкура коротка, там можно подшить лисью". Вот и подшивают... Так что делать? Ну не расстреливать же подобную публику, в конце-то концов?!

И кстати, даже вот любопытно, сударь: где и когда, а главное, в результате каких генетических либо же морально-нравственных сбоев психики или совести появился на Земле первый графоманец? Так сказать, нулевой пациент? Но ведь появился же, гадство, когда-то, и — понеслось! А сами небось знаете: стоит только какой-нибудь узкой консорции, конвиксии или банде породить новую проблему, итог закономерен и необратим — приплыли: дальше проблема живет уже своей собственной жизнью, проникая, как спрут, во все поры и дырки общества, а ее адепты, по сути ничтожества, махом выныривают на передовые позиции путем придумывания либо присвоения каких-нибудь достоинств и заслуг, им не принадлежащих...

Гном драматически помолчал и трагически продолжил:

— Я, милостивый государь, ей-ей, не последний Ганс в профилактории! Да неужто не смог бы найти себе подходящих ланисту или ланистиху, которые бы меня восхваляли, раздували, накачивали через аллегорическую соломину псевдоавторитетом, блеяли всячеќские осанны?! Да даже ту неудалую строфу из совестќливо заброшенной поэмы "Единожды словив..." такие, простите, мерчендайзеры от Каллиопы с полпинка ухитрились бы подать в более выгодном свете. Но что? Что, вопрошаю я вас, сие будет? Шут завел шута?!

Нет-нет, о, кажется, достаточно благоразумный приќшелец! Этак я не могу! Не могу и не хочу, понятно?

Да и чему, снова повторюсь, способны научить подобные ланисты?.. Признаюсь, договорился однажды с егерем, едва ль не единственным порядочным Гансом в "Блэквуде", о недолгой подмене... Вообще-то, эти штуки у нас строжайше запрещены, но я надеюсь и на вашу порядочность тоже. Что уста ваши будут хранить молчание.

Так вот, в обличье лесника и его шапочке с пёрышком, спрятавшись за ближайшими кустиками, я побывал на коллоквиуме с юной порослью в Рапсодьих выселках, и что же увидел? Логофилическая база, конечно, нулевая. Кто талантливы — талантливы и так, сами "ловят Пегаса"; с остальными же — просто приятственные, занимательные посиделки за чашечкой чая, что, в принципе, тоже неплохо: пускай лучше уж стишки сочиняют, чем глупостями разными подростковыми занимаются.

А я ведь всегда, поверьте, — всегда искренне радуюсь успехам чужого таланта. Но, грешноват, просто физиологически, аж до изжоги, не могу радоваться успехам ловкачей и бездарей!

Нет-нет, досточтимейший! Хвала Абсолюту, однажды взял себя в ручки и осознал: "прохудившаяся душа" — не мой идеал, позорище сие — ярмарка тщеславия на пустом месте — не мой путь! Не май вэй!.. Н е м о й и н е м а й ! Надеюсь, хоть вы-то это — по-ни-ма-е-те?!

— Ох, да понимаю, понимаю! — судорожно-согласно закивал я совсем очуманевшей от Гансова монолога головой, поскольку (говорил уже) до болезни вопросы литературоводства и графофилии не больно меня занимали.

Хотя вспомнил вдруг, как в первую нашу встречу ведущий экскурсовод продекламировал было пару строк, но махом заткнулся. Наверняка крамола — перестраховывался, не доверял. Ну а теперь-то? Надо напомнить.

Напомнил.

Гном кивнул:

— Естественно, крамола, естественно, и перестраховывался, и не доверял. Я и сейчас не особенно вам доверяю, но уже больше, чем тогда. Ибо даже гному — гному! — страшно хочется порой хоть кому-нибудь да довериться. Хорошо, слушайте.

За дело взялся преумело.

И ведь на всё хватило сил:

Изгадил "Блэквуда" он тело

И душу здравницы убил.

Я усмехнулся:

— А вы бунтовщик! О ком это?

— Творческое обобщение! — неинтеллигентно огрызнулся интеллигент. — Собирательный образ!

— Ну-ну, — снова хмыкнул я. — И почему ж вас, такого смельчака, терпят? Давно бы другого экскурсовода нашли, полояльнее да попокладистей.

— Другого?! — презрительно скривился гном. — Другого? А вам известно, что производство и подготовка любого — подчеркиваю: любого! — Ганса, особливо подобного мне или, допустим, пинакотекарю, дело очень затратное и трудоемкое. Чтобы меня убрать, меня надо кем-нибудь заменить, а кем? Насколько знаю, такие разработки сейчас не ведутся, то-то!

— И всё равно, не боитесь? Я-то ладно, мне по барабану и на тёрки здешние, простите, чихать, но соседские ипостаськи не сдадут? А то начальство по вашему собственному образу так настучит — потом не соберете! Вы ж с остальными Гансами каким-то манером иногда пересекаетесь?

Маленький собеседник снова поморщился:

— Пересекаемся. Однако это случается далеко не каждую минуту и довольно стремительно. Тут главное — не садануть крамолу в самый пик момента психо-перехода, или, по-иному, перетелепортации и квазиреинкарнации. Тогда действительно есть риск спалиться, но вероятность, повторюсь, невелика. И потом, уважаемый, эти вирши не мои, мне, к сожаленью, так сроду не сочинить. Автор — пациент, который отдыхал в "Блэквуде" много раз много лет и имел возможность собственными глазами наблюдать постепенную культурно-нравственную деградацию саќнатория при целом модельном ряде его руководителей...

Экскурсовод перевел дух и вдруг с надрывом воскликнул:

— А ведь можно с ним согласиться: ничего не попишешь, такое время! А у каждого времени свои вопросы и запросы. К примеру — вопрос о героях. Он ведь не только эстетический, он — о стабильности в социуме. Вот скажите, кого сегодня можно назвать героем? Условный герой — это же тоже запрос времени, но коли у времени запроса на героев нет, то последние превращаются в скоморохов. Как говорится, получите и поставьте крестик! И в результате, увы, — деяния сменяются делишками, производственный патриотизм — близоруким эгоизмом, подвижничество — шкурничеством, бессребреничество — алчностью, благородство — подлостью, хотя внешне всё должно выглядеть благородненько-благородненько!..

(Слушайте, а этот маленький, жалковатый на вид нечеловечек был в сей миг воистину чем-то прекрасен в своем искреннейшем аффектно-порывном гражданственном негодовании!)

— ...Вот, кстати, наш Ганс-психолог, — продолжал он, — говорил, что ежели кто-то решит заняться непотребным делом, то для этого непотребства следует придумывать различные громкие, но далекие априори от истинных целей названия. Потому что, во первых строках, хочется оправдаться и выглядеть красавчиком в чужих, да и собственных глазах. А во-вторых — замаскировать свои непотребные намерения любой хоть малость правдоподобной благопристойщиной. Ну и яркое художественное оформление гадости тоже имеет значение. Поэтому порою и кажется, что всякий начальник главнейшей задачею видит ввергнуть подданных во изумленье и оторопь любого рода. И они, изумленье с оторопью, — многолики, ох, многолики! Однако...

Гном помолчал. Потом вздохнул:

— Однако еще иной раз я думаю, что, возможно, у каждой поднебесной твари, даже ничтожной, жалкой вши, имеется свое космопланетарное задание, обязательства. В природе ж не зря, как в электротехнике, есть "плюс" и "минус". Хватанешь сдуру не тот провод — так током шарахнет, а то и убьет. Не исключено, в глобальную систему "насельник Земли (тут и вы, и мы, и прочие разумные бог знает кто) — планета — Вселенная" специально заложен баланс: "плюс" и "минус", Добро и Зло. Может, для этого негодяи всех мастей и нужны, иначе Добро не почувствует себя Добром и не будет развиваться, коли рядом не соседствует Зло? А?..

И вдруг снова осекся, повертев тощей шейкой, ошарашенно пробормотал:

— ...Ухх... эк меня нынче расколбасило, а ведь зарплатка скоро... — Зажмурился и прошептал: — Это, поди, кудесник Микрокосмос снова хозяйничает во мне...

И, тряхнув головой в панамке, — без малейшего логического перехода:

— Да, кстати, уезжая, тот пациент оставил на память еще и вот это. — Ганс вытащил из кармана сложенный вчетверо мятый листок бумаги. Протянул: — Ознакомьтесь.

Я развернул листок и прочел следуюшее.

ЖАЛОБА ГРАФОМАНЦА

Писать стихи несложно: где-то

Чего-то дёрнул у Поэта —

Про смыслы жизни, сладость снов,

Набрался рифм, метафор, слов...

Сейчас помимо я всего

От Гёте "Фауста" читаю,

Страницы жёлтые листаю,

Не понимая ничего.

...Луна ли тяготит в окне

Иль морок ветхого сюжета...

На кой, скажите, Гёте это?!

Да и на кой всё это мне?..

— Ядрёно! — крякнул я. — Смысл уловил не до конца, но чую — ядрёно. — Вернул стих экскурсоводу: — Не потеряйте. — И напомнил: — Так что там с остальными Гансами?

— Касаемо остальных Гансов... — Гном помолчал. — Ну, глядите, картина такова. Вашего любимчика пахучего сантехника отметаем сразу. Руки золотые, но в высоких материях дубина дубиной, согласны?

— Да согласен, — с некоторой обидой за благодетеля вздохнул я.

Ведущий экскурсовод снова кивнул:

— Отлично, идем дальше. Лесничий, или егерь. Вариант примерно тот же, хотя этот посмекалистей и столетия общения с пациентами, как ни крути, на кругозоре сказались. И, ей-ей, неплохой мужик. В нем нет гнили. Такие не продадут. Скорее найдут способ предупредить, шептануть на условное ушко: ты, мол, чё, совсем уже, а ну завязывай! Нет-нет, сударь, со стороны охранителя ойкуменской природы я подлянок не ожидаю.

И кто у нас остается? Ганс-метеоролог? Это по-хорошему сумасшедший затворник, который почти не вылезает с метеостанции, отгоняя от "Блэквуда" ненастья и всяческие погодные катаклизмы. Шеф-повар? Сомелье? Массовик-затейник? Завклубом? Главный золотарь? Вообще без комментариев. Эти Гансы — суперпрофессионалы, фанатики и подлинные мастера своего ремесла. До прочего им нет ни малейшего дела. То же касается кастеляна, кузнеца, конюшего, маркшейдера и старшего свинаря.

Ах да, чуть не забыл про Ганса — начальника службы безопасности! Но сей гном — благороднейшее существо во всём "Чернолесье". Как истинный ветеран он необозримо далек от наших суетно-мелочных заумствований, склок и интриг. Когда-то, еще на срочной, этот Ганс во время секретной локальной операции возглавил психическую атаку своих бойцов и был серьезно ранен в зад, а после контужен. И потому его интересуют лишь две вещи: внутренняя безопасность лучшей жемчужины земного здравоќохранения — двенадцатизвездочного санатория "Блэквуд", а также возможность порассуждать с кем-нибудь на досуге на тему "Умеренное применение чрезмерного насилия" и ничто кроме... — Экскурсовод пару секунд многозначительно помолчал. — Ну, сударь? И к кому мы в итоге пришли?

— Да ладно вам, — мотнул я головой. — Понятно, к кому. Валяйте уж, клевещите. — Поспешно добавил: — Шутка! Это шутка!

Гном тоже мотнул:

— Понимаю. Как понимаю и то, что с точки зрения морали и нравственности самый умный и интеллектуально развитый Ганс профилактория, увы, является Гансом самым и безнравственным, и аморальным. Нет-нет, внешне там всё прилично, и вреда без особой для себя нужды наносить не будет, потому как в придачу еще и трусоват, но...

Слышали ведь уже от меня термин "прохудившаяся душа"? Уверен, что с подобными "душами" вы встречались в жизни, конечно же, сто, если не тысячу раз, и...

И тут я перебил его. Мне чего-то такой поворот не понравился, и я почти грубо сказал:

— Ясно-ясно. Пинакотекарь — плохой. Так не юлите вокруг да около, охаивайте.

Экскурсовод обомлел:

— Охаивать?!

— Ну да, — подтвердил я и чуть-чуть вспылил: — Слушайте, я ведь только спросил, не заложат ли вас другие Гансы начальству за стишок про изгаженный "Блэквуд", и всё! Что библиотекарь — штучка та еще, давно догадался. Тогда, может, и довольно об этом?

Гном поджал губы:

— Воля ваша.