Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Просто удивительно, что при этом у нас так не любят бюрократию. Что же тогда сказать про те, западные страны?
И удивительно, что СССР повторяет этот путь. При том что идет Холодная война, при том что экономика усложняется и расширяется, штат людей всем этим управляющих даже сокращается. Последний раз — в 1982 году.
Частично эта тенденция в истории России связана с ее хронической бедностью — у государства просто не было денег на содержание чиновников. Но сейчас то что?
Это кстати типичная ошибка молодого директора — пытаться решить новые задачи старыми кадрами. Расширение должно быть обеспечено, должны быть люди, которые этим занимаются, а не просто текучку тянут.
— Егор, я сам с Кручиной поговорю. Средства надо изыскать. Хоть как. Может санаторий, какой не построим
Или дачу в Форосе
— ... но люди нужны.
Снова собрали Политбюро. По телефону поговорили с Тбилиси, ни с кем из местных я принципиально говорить не стал, поговорил с Пирожковым. Тот заверил что порядок есть и готовится пленум для избрания нового Первого.
Как Пирожков навел порядок — это мне потом неофициально доложит Кравец. На первом же собрании бюро дело дошло, чуть ли не до драки с местными. Пирожков хам еще тот — типично имперский наместник. Не знаю, что лучше — это или то, что сейчас...
Потом накоротке переговорили с Алиевым, поставил задачу искать нового Первого для Грузии. Но чтобы не был, ни русским, ни грузином. Русским — чтобы не сказали что имперское подавление, а грузином ... Грузия слишком далеко зашла по пути национального строительства, чтобы ее возглавлял грузин. Этого допускать нельзя.
Ну и уже под вечер, когда стемнело, и уже надо было ехать домой (я по крайней мере на это надеялся) секретарь сказала, что просится по личному вопросу Ельцин. Причем не записался, как положено, а приехал к Генеральному секретарю как снег на голову...
Признаться, я не знал, что делать с Ельциным. Его отрицательные качества уравновешивались положительными, и наоборот. К тому же — чтобы двигать реформы, нужны как раз непослушные. Послушными сыт по горло, как и страна. Послушные посадили страну на мель.
Но что касается личных качеств Бориса — нарциссизм тут присутствует и в огромных количествах. Он точно не командный игрок, точнее не игрок команды. Он командный игрок, только если это его команда.
Вошел Ельцин — огромный, неуклюжий, тогда еще не такой седой и старый. Обменялись положенными политесами. Потом он бухнул с плеча
— Михаил Сергеевич. Если можно откровенно, как коммунист коммунисту
— Давай, Борис Николаевич ...
— Я в Свердловске провинился чем-то?
Я сделал лицо
— С чего ты взял?
Ельцин не ответил, но красноречиво нахмурился
— Борис Николаевич, давай так. Ты, наверное, обиделся на меня. Там ты был царем, считай хозяином области, которая и иную союзную республику переплюнет, а тут ты кто? Министр строительства? Рассчитывал на место в аппарате ЦК? Зав отделом?
...
— Хочешь, переведу, прямо сейчас решим. Но ты потеряешь. Много потеряешь.
...
— Так вот. Мне кое-кто сказал, что ты трудностей не боишься, и любое задание разобьешься в лепешку, но выполнишь и других заставишь работать. Тебе на твоем сегодняшнем месте поле работы такое дается, что я и сам с трудом все это представляю.
...
— Первое — до конца двухтысячного мы должны полностью закрыть очередь по жилью, снести все бараки и переселить людей хотя бы по минимальным нормам. Это раз.
...
— Два — нам надо будет после двухтысячного начинать постепенный снос хрущевок, сначала в Москве и Ленинграде, а потом и по всей стране. Это уже не жилье, они и так перестояли. Три — нам надо начинать высотное строительство в городах — миллионниках, сначала в Москве и Киеве, потом во всех остальных. Надо осваивать технологии, разрабатывать документацию. От пятидесяти этажей и выше. И все прочее.
...
— Три. Будет очень много работы по инфраструктуре. Вторая ветка БАМа, новые порты, будем расширять дорожное строительство и замахнемся на дорожного дублера Транссиба, то есть дорогу от Ленинграда до Владивостока связывающую все крупнейшие города РСФСР. И видимо будем делать дорогу Москва — Киев — Одесса. Дорогу, судя по всему, придется делать как в Америке бетонной, то есть производство бетона придется увеличивать в разы, как и всех стройматериалов. Ну и... частного строительства будет намного больше, под него нужны материалы. Все это будет на тебе.
...
— Справишься.
Ельцин подумал. Но недолго.
— Справлюсь, Михаил Сергеевич.
— Кандидат в Политбюро ты уже сейчас. Справишься — и место в Политбюро от тебя никак не уйдет. Речь идет о том, чтобы застроить всю страну, от и до. Только по жилью в идеале надо сдавать по одному квадрату в год на человека. Это триста миллионов квадратов в год. У нас сейчас и ста пятидесяти нет.
— А фонды выделите? Это же...
— Выделим... выделим.
...
— На помощь братским партиям поменьше потратим, но выделим. Где-то военных ужмем... а то они взяли за моду. Если у американцев тысяча ракет, то им надо тысяча плюс одна. И военным в таком вот расточительстве раз за разом потакали...
— Михаил Сергеевич?
— Ну? Сомневаешься?
— Да нет... просто... реформы намечаются, верно?
Я кивнул
— Планы есть.
Ельцин снова бухнул
— Разрешите принять участие.
Вот это для меня было новостью.
— Борис Николаевич ... не видел в тебе реформатора раньше. Больше на консерватора похож. Давай, объяснимся тогда. Что ты хочешь изменить?
— Да всё! — Ельцина прорвало — все надо менять. Танки делаем, а детских колясок не хватает. Ракетные шахты строим, а люди до сих пор в бараках живут. Но главное...
Я жестом подбодрил
— Считаю, что мы, партийцы, оторвались от масс, от низов партии. Ездим на служебных машинах, питаемся из распределителей. Разве это правильно?
Вот ты как! Я то, кстати, думал, что этот твой демарш, которого еще не было — он на публику. А оказывается — нет, от души...
Есть взять объективную статистику - по сравнению с любой развитой страной чиновников у нас мало и обходятся они откровенно дешево. У СССР одна из самых скромных и дешевых систем управления в мире, настолько дешевых, что это уже сказывается на качестве. Секретарь обкома даже если питается икрой из распределителя, ездит на Волге и имеет дачу, по американским меркам скромную, какую там себе рабочий может позволить — он все равно обходится дешевле, чем любой американский элитарий, а работает он больше. Это здесь не понимают.
Народ стоит в очередях по несколько лет на простой Москвич — и потому его так бесят черные Волги. А Ельцин — одно из его сильных качеств как политика, это инстинктивное чувство больных мест, куда нужно ударить, болячек общества, которые надо расковырять. Он чувствует это как лосось дорогу к месту нереста, и понимает, что политик только тогда имеет шанс на власть, когда называет вещи своими именами и бьет по больным местам, заставляя общество проснуться и встать на дыбы. Политик — это тот, кто не боится сказать вслух то, о чем другие боятся и подумать.
Парадокс СССР — он был создан великим публичным политиком по фамилии Ленин, но после Ленина был великий непубличный политик по фамилии Сталин. Сталин убил публичную политику как таковую, при нем называть вещи своими именами стало опасно в самом прямом, изначальном смысле слова. Целое поколение жило впроголодь, отдавало последнее, гибло на фронтах в устроенных бездарными военачальниками котлах. Но это не обсуждалось, политики об этом не высказывались, отражение тех лет в культуре отдает изрядным цинизмом — снимали Кубанских казаков, когда крестьяне с голоду мерли. И этот страх — сохранялся какое-то время, но очень недолго. При Брежневе научились высказываться на кухне, а вот сейчас пришла пора, таких как Ельцин. Опасность ситуации и в том, что если один выйдет на площадь и начнет говорить в полный голос, то потом это уже не остановить, и лавина гласности сметет всё. Может поэтому я держу того кто может быть этим первым — Ельцина — при себе. Загружая работой и вероятно, пытаясь чего-то ему передать, чему-то научить, хотя бы со временем. Я кстати не исключаю, что вторым президентом СССР со временем будет именно Борис Ельцин.
Почему я боюсь лавины гласности? Из-за потери управляемости. Научиться гласности — намного проще, чем научиться ответственности за сказанное...
— Давай так, Борис Николаевич. Дешевого популизма я не позволю. Ни тебе, ни себе, никому.
...
— Проблему надо ставить не так — не у нас есть слишком много, а у людей есть слишком мало. Именно ради этого затеваются реформы. Не ракетные шахты будем в первую очередь строить, а жилые дома. Ты и будешь строить. Часть средств от производства танков будет перенацелена на производство гражданского автотранспорта, в Елабуге комбайновый завод перепрофилируется на авто с мощностью полмиллиона в год только по первому пусковому комплексу.
Это я от строителей Камаза набрался, у них "пусковые комплексы" даже фактически адреса заменили. Хотя работы там еще...
— Второе. Научную группу по подготовке реформы возглавляет доктор Валовой. Я с ним переговорю на твой счет. У тебя министерство очень интересное, в том плане, что стройка всегда держалась на инициативе, на инициативных людях. Строили артелями, строили комсомольскими бригадами. Если проверять на практике какие-то идеи — то только у вас, согласен?
Ельцин явно обрадовался
— Готов Михаил Сергеевич.
— Ты так не радуйся, Борис. Шишек то — набьем.
— Так без шишек ничего нового и не бывает. Сколько я их в Свердловске набил — себе, другим. Но дело то — делалось...
Я встал
— Ну, Борис, давай руку. Мыслим одинаково...
* Еще раз объясню. СССР во многом погиб, потому что его экономика базировалась на порочной модели оценки и оплаты труда: брали валовою выработку предприятия в рублях и процент от нее и был зарплатой. Прямым следствием этого было то, что предприятию было крайне выгодно повышать цены на свою продукцию и вообще вести хозяйство как можно более расточительно. Строители, например — чем больше потратят материалов, тем больше получат зарплаты. Это привело к целому ряду тяжелых перекосов — например, цены на потребительские товары были зафиксированы, а вот цены на оборудование на котором они производились постоянно росло, разрыв закрывали за счет "усовершенствований" — в колбасу клали сою а то и бумагу, при производстве обуви не выполняли часть операций, что делало обувь некачественной.
** В.Д. Захарченко, главный редактор Техники молодежи с 1949 по 1984 годы. Уволен за то что допустил публикацию романа Артура Кларка, некоторые герои которого имели имена известных диссидентов. Увольнение Захарченко было настоящим преступлением
Информация к размышлению
30-летие украинского референдума 1.12.1991 прошло тихо. А ведь для тех лет это было событие эпическое! И не только для Украины, но и для России. "Снаружи" (за пределами Украины) это воспринималось тогда как нелепая фантастика, как дикая сказка — как это, Украина отдельная будет? Но ведь мы же одна страна, одна экономика и по сути один народ! Однако нет — большинство тех, кто голосовал на весеннем референдуме за сохранение СССР "в обновленном виде", проголосовали через 9 месяцев за незалежность второй по значению республики СССР. Причем 3/4 из них — это не какие-то там убеждённые западэнцi или диссиденты, а простые обычные люди — в основном русскоязычные в быту и часто "русские" по паспорту. Коих тогда было юридически более 10 миллионов на территории УССР. Странно, правда? Особенно странно потомкам это видится сейчас, с послезнанием — когда мы знаем про 2004, про 2014 годы и про все события деградации Украины.
Но тут дело в том, что обычные люди живут не с послезнанием — они живут именно в том текущем моменте, который складывается "на сейчас". Так же, как мы с вами ничего не знаем о том, что будет в 2024 году и как повернётся фортуна, а тем более в 2035-м; так и они не знали о том, что Украина поползёт не вверх в своём развитии, как все привыкли — а совсем наоборот. Да даже и себя лично вспомните году этак в 2018-м — что, вы знали о какой-то там пандемии, которая закроет все мировые границы и отправит в аут авиацию и свободное перемещение по странам? Да вы бы посмеялись над таким предсказателем. Так что трудно требовать от жителя УССР конца 1991 года предвидения и таланта стратегического политолога. И мотивация такого удивительного (на сегодняшний день) голосования лежала сугубо в житейских плоскостях, а вовсе не в почитании бандеры или шухевича, или любви к шевченке.
Причём я говорю это не просто так, не от фонаря — а по личному опыту. Дело в том, что я в 1989-1992 гг. состоял в переписке со своим другом, камчатским одноклассником по 11-й школе Петропавловска, Сергеем Николаенко. Он до 25-ти своих лет прожил на Камчатке, учился со мной 5 лет в школе до выпускного класса, а потом внезапно переменил место жительства и уехал в Донецк, там женился. Донецк считался "практически Россией", там говорили только по-русски, там не было никакой мовы, кроме суда и прокуратуры (и то везде было двуязычие). А я учился в институте в Хабаровске и в 1985-м вернулся обратно на полуостров. И вот наступает декабрь 1991 года, и я получаю от него письмо — где он пишет, что тоже голосовал за незалежность. Для меня это было дико, я ему пишу в ответ — как же так? Зачем? Это же нелепо? Ну ты же такой же, как и я, зачем отделяться? Он отвечает примерно так: "Знаешь, Сергей, по факту мы в любом случае одна страна — поезда ходят, самолеты везде летают, границы никакой нет, у нас же СНГ. У нас всё по-русски, но вот в России сейчас неспокойно. Люди не хотят, чтобы их сыновей призывали в Чечню и Карабах, нам нужна нормальная жизнь, а не буйство озверелой толпы, как в Москве летом. А на Украине все спокойно и тихо. Можешь сам приехать и посмотреть. Так что я вот подумал, и тоже проголосовал за спокойствие. А так, мы никуда друг от друга не денемся, и будем нормально ездить в гости".
Надо добавить ещё и то, что на Северах было очень много людей из Украины (намеренно пишу так — не "украинцев", а людей оттуда, с тех мест). На 1990 год, думаю, среди капитанов и штурманов в гражданском флоте на Камчатке людей с одесскими, херсонскими или николаевскими дипломами было не меньше трети. В ВМФ — если и меньше, то ненамного. Те же подводники-офицеры демобилизовывались и не чуя никакого подвоха, спокойно уезжали отставниками в какой-нибудь Днепропетровск, Мелитополь или в вожделенную Одессу (она считалась вершиной успешного переезда в отставку). Белгород считался дырой в сравнении с Харьковом, а Брянск — днищем по сравнению, например, с Сумами. Мало кто тогда думал, что его может ждать в будущем и как это повлияет на его судьбу. Говорю же, бжезинских и киссинджеров даже среди отставных капразов КТОФа практически не было.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |