Я повторюсь, революция дело дорогое, затратное — нет сомнений. Да собственно любое дело требует вложений, другой коленкор, где их взять. Своих предприятий ни у кого из революционеров не было. И тут, очень кстати, просто по мановению палочки волшебника, откуда ни возьмись, появляются друзья России, которые прямо-таки мечтают отдать деньги на нужды этих деятелей, почему-то недовольных существующим строем в России. Искать таковых особо-то и не нужно, их видно издалека. Так же как и выяснять, кому пришло в голову в этот раз использовать идею революции в России. И хотя все это нашим "друзьям" выливается в сотни миллионов золотых рублей, но видимо, и выгода от этого ожидается немалая, рассчитывают при этом на добрую память у купленных политиков. Никто из последних никогда не скажет, что он занял теплое местечко лишь потому, что воспользовался "бескорыстной" помощью друзей, в большинстве случаев именно так и было. Разве можно считать личной наживой, если деньги идут в партийную кассу. Не ему же лично, на общее дело, а уж как там дальше все будет проходить известно немногим. Патриоты были, отрицать подобное глупо, они на хлебе с морковным чаем перебивались, копейки на себя не потратили, но мало кто из них дожил до победы социализма, я уж не говорю о коммунизме, не вписались они в коллектив вершителей судеб.
Подкуп деятелей от политики обычное явление, никто уже и не удивляетя, разве только обыватель начинает возмущаться. Все зависит от сумм. Неподкупных нет, бывает лишь недостаточно щедрое предложение — считают те, кто правит миром, и они в чем-то правы.
По статистике, которую я ради любопытства просматривал раньше, было понятно, что избыточные средства в это время есть только у США. Баснословные барыши наваривают на поставках всего, что необходимо для ведения войны. Банкиры, многие причем, это и тот же Варбург вместе со своим кланом, и Морганы, и Шифферы, Ротшильды, все они, вкладывая деньги в подрыв России, надеются получить земли и недра ее в свое полное владение. Отлично понимая, что этого достичь можно только при наличии в правительстве, а еще лучше во главе государства, человека, полностью находящегося под влиянием этих структур. Тут масса и других моментов имеется, которые, так или иначе, способствуют одной общей цели — развалу империи. Члены Антанты сегодня решили, что и без России выиграют войну, они уже строят планы, как разделят самую большую страну на четыре части, и, потирая шаловливые ручки, обсуждают, кому какая часть пирога достанется. Вот такие ватрушки в нашем доме пекут, жаль только, зачастую они имеют ядовитую начинку.
И не удивительно, что появился наш знакомый оратор на политической сцене. Они надеялись — этот человек именно тот, который все сделает, чтобы планы сильного, а главное богатого "кое-кого", не рухнули. И он почти выполнит их указания. Сделав вид, что ошибку при заключении мира с Германией совершил неосознанно, отдаст западные области страны врагу. Затем покается перед товарищами по партии. Его простят. Однако, не успев отряхнуться от грязи, он пригласит на северные земли молодой республики членов Антанты. Без них якобы с немцами не справиться. Допустит их в один единственный порт, через который идут грузы в страну, закупленные агентами еще царского дипломатического корпуса. Один только факт, что на складах Архангельска и Мурманска скопятся несметные богатства, которые в результате достанутся интервентам, уже окупят вложенные ими деньги в революцию. И он это знал, и опять спишет на ошибку. Короче открыл двери в овчарню для всех волков. С его помощью и чехи пошустрили на российских просторах, грабя и увозя к себе золото и другие материальные ценности. Будучи наркомом обороны, многих командиров, которые могли хоть как-то противостоять врагам, будет убирать с фронтов, а порой и казнить лютой смертью. Лишь Сталину удастся остановить неминуемый крах страны, подготавливаемый Троцким по приказу своих благодетелей, и то ему придется в результате прослыть чуть ли не антихристом.
Я увлекся, самому уже не понятно, какое время в моем рассказе фигурирует, все оказалось настолько взаимосвязанным и неотделимым, поэтому приостановил лекцию. Полковник, решив, что я уже ее закончил, тут же поспешил с выводами:
— Я по вашим словам вижу, вы многое знаете про всю эту гадостную публику, и если честно, только сейчас я начинаю понимать, почему у вас при первом осознании вашего появления здесь появилась мысль что-то изменить, переделать, исправить. Я, вероятно, стал бы думать в таком же ключе, но я, да и вы видимо тоже, поняли — остановить взбесившуюся лошадь, несущуюся на немыслимой скорости к обрыву невозможно, даже осознание неминуемой смерти, ничего не изменит, просто не сможешь этому воспрепятствовать, не успеешь. Также и то, что ей глубоко нас-ть, извините Крис, вырвалось нечаянно, но по-другому тут и не скажешь. Так вот, лошади не объяснишь в этот момент, что она несется в пропасть, ей не до того, все те мозги, которые и были в ее голове, они в результате эксцесса превратились в одну сплошную и сильную боль. Заглушить ее она не может, ей могли бы помочь люди, сведущие в этом деле, но на данное время их нет рядом. Вот такой мой вывод на все что вы мне рассказали. И я на вашей стороне, я согласен, в данной ситуации этой лошади, под которой я имел в виду Россию, можно только хирургическим путем помочь. Пусть это будет революция, вряд ли нам по силам остановить ее приближение. Зато в состоянии, исходя из ваших знаний, подстраховать, не допустить невменяемых извозчиков с кнутом в руке завладеть управлением несущейся вскачь каретой, лично я готов заняться предварительной очисткой. Будет результат, или нет, неизвестно, но попытаться надо обязательно. Так что прочь сомнения. Вперед и только вперед.
Глава 14
Лишь утром, уже почти прибыв к месту назначения, я понял, что именно имел в виду Павел, говоря о хирургическом вмешательстве. На палубе парохода слышались громкие женские крики, переходящие в рыдания, беготня по всему кораблю, а когда к нам в каюту заглянул помощник капитана с вопросом: — не видели ли мы господина Троцкого? — я понял — дело пахнет керосином. Наш невозмутимый поручик, круто зевая, делая вид только что проснувшегося человека, спросил:
— А кто это такой, Троцкий?
Не отстал от своего товарища и полковник, тоже искренне недоумевая, поинтересовался:
— А что там случилось с этим господином? Мы за время путешествия по морю вымотались наглухо, поэтому легли очень рано, и совершенно не в курсе происходящего на палубе. Просветите нас если можно, господин э-э-э....
— Помощник капитана корабля Спилберге, — поспешил представиться нам зашедший моряк — я дежурил вахту и по долгу службы обязан был наблюдать порядок на палубе. Однако я не заметил, каким образом и главное когда, исчез господин Троцкий. Утром жена господина поставила в известность о пропавшем муже, и тут же стала требовать, чтобы я принял меры по его розыску. Так как я ничего не видел и тем более плохо знаю пассажира, то вызвал вахтенного матроса и с его помощью стали просматривать каюты и помещения, куда мог зайти или упасть во время передвижения по качающейся палубе парохода этот человек. Такое бывало и раньше. Но пока результатов нет. Извините господа, что потревожил, я побежал, если что-то узнаете, то сообщите на мостик, капитан уже там. Мне еще предстоит докладывать ему о происшествии.
И он поспешил исчезнуть. А у меня нарисовался вопрос, естественно к полковнику.
— Павел Алексеевич, что все это значит?
— Вы о чем, Крис?
— Про Троцкого. Вы его куда дели?
— Да бог с вами, милейший. Откуда же я знаю, что там с этим еврейчиком случилось. Я же рядом с вами на соседней койке спал. Да и бог с ним. Одним плохим человеком меньше на свете стало, стоит ли мучиться вопросом, что и как. Плюньте, не берите в голову.
— Шел вдоль борта, корабль накренился на волне, человек не удержался и перевалился через бортовое ограждение. Никто на помощь не поспешил, и несчастный утонул. Такое с каждым может произойти. — Флегматично выкладывал нам свою версию произошедшего на корабле, поручик. При этом заразительно продолжал зевать как человек явно не выспавшийся или делающий таковой вид.
— А почему вы уверены, что все именно так и произошло, а может, он где-то в трюм свалился?
— На пароходе нет грузовых трюмов, только машинное отделение, кубрики личного состава и каюты пассажиров — проявил осведомленность Вихров.
— Да и что вы так заегозили, — возмутился Павел — сами же говорили: нет человека, нет проблем. Мир без этого говнюка только вздохнет облегченно. И к тому же вы нас на что нацеливали? Кто выдвигал задачи ....
Я его перебил, полковник явно забыл, что кроме нас двоих посвященных тут присутствуют еще два человека, которым нежелательно знать о наших планах и я, сделав круглые глаза, просигналил Игнатьеву, чтобы он не забывался и не болтал лишнее.
— Да, да, я помню, не беспокойтесь. — Граф моментально переключился на другую тему. — Вы просили сделать вывод после вашего рассказа. Так вот, будем считать, что я его сделал. Вам он не нравится?
— Вычеркнув этого человека из будущей истории, мы можем навредить всему миру, ведь теперь она пойдет совсем по-другому пути развития?
— Да неужели? И вы что же, станете страдать по такому поводу? Тогда нужно переживать по каждому убитому на этой войне. Сколько в результате ненужной никому бойни людей не совершат то, что могли бы сделать. Принести пользу стране, зачать продолжателей рода. А если вспомнить что среди тех, кто не родится в результате гибели предполагаемого отца, могли бы быть, и будущие генералы, и художники, министры, да и просто пахари, кормящие страну хлебом. Мы же в подобном случае не заламываем руки и не кричим, что совершили преступление против истории. Так что не надо кручиниться по поводу этого еврейчика. Да и не думаю я, что от смерти одного человека, к тому же явного негодяя, произойдут неотвратимые изменения в мире. То, что заложено богом в нашей дороге жизненной то и будет, и никакие Троцкие, Львовы или еще кто-то там из значимых людей не изменят основной стержень истории. Возможно, лишь судьбы окружающих поменяются, причем в лучшую сторону.
То, что Игнатьев говорил, мне иной раз тоже не давало спокойно спать. Я планировал: — допустим, уберу того же Гитлера, возможно, тем самым изменю историю, и в ней уже не будет в мире большой и губительной для многих людей войны. Слова полковника вновь заставили сомневаться в моих планах, и возникал вопрос — правильно ли мы решили, поставив во главу такое кардинальное решение? Изменится ли от смерти одного человека история, пусть даже это великий человек, или подонок, как тот же Гитлер? Зависит ли развитие мира от того что, попадая в прошлое и убив бабочку в соответствии с рассказом писателя Брэдбери, ты, вернувшись в свой мир, увидишь глобальные изменения и перемены?
Не было пока такого прецедента.
На слуху не было такого, чтобы кто-то из людей попал в прошлое и тем более вернулся затем в будущее. Я выходит первый и мне предстоит решать убивать эту бабочку или оставить все как есть. Вернуться и посмотреть, что же получилось в результате моего вмешательства, вряд ли получится. Но зато еще при жизни смогу убедиться влияет ли смерть одного человека на ход истории или нет. Троцкого не стало, и уже не будет идей перманентной революции* и других столь же нереальных теорий, которые благодаря его творчеству появилось в том мире, где я жил. Люди живут сегодняшним днем, и никто даже не вспомнит про Троцкого как политического деятеля, он запомнится лишь родственникам. Таких миллионы. Жили, работали, учились, детей наплодили и потом ушли в мир иной. Ничего необычного. Так и с Троцким. Даже если я расскажу про него — восприниматься будет как сказка. Может, конечно, получиться и такое: вместо одного "творца" идей появится другой и сделает то, что было предначертано исполнить Троцкому, история всего лишь поменяет человека, а дела останутся. Пусть с незначительными изменениями, но события произойдут. Может такое случиться? Вполне. И я стану единственным свидетелем. Рассказать и то не расскажешь. Некому, разве только тем, кто и запустил эту программу с подселением сознания. Но и это лишь мои домыслы, подтверждений нет.
Я бы вероятно еще долго мог сам себя накручивать, если бы не конец нашего пути. Дальше нам предстояло по железной дороге добираться по территории Финляндии в Петроград. Я, отложив на будущее все мысленные разборки, стал помогать собираться нашей команде. Впереди новая цель, другие заботы и неизвестность, которые постоянно с нами.
И размышления о превратностях в судьбе, каждого живущего на земле, интересны в настоящий момент только мне. Плохо, что они накрепко засели в голове продолжая царапать, не давая отдыха моим мозгам. Я давно понял и знаю — жизнь, очень сложная штука и осознать, как себя вести на этом пути непросто. Или все-таки наоборот? Проще не бывает? Жил себе человек, имел свои планы, мечты, что-то делал и даже известна его роль в будущем. Мне, во всяком случае. А тут раз, и нет мечтателя, значит и следов не останется. Просто и в тоже время сложно принять и понять все вероятные изгибы мироустройства. "Нет человека — нет проблем" — лучше Сталина и не скажешь. Ведь и я планирую, нечто подобное, и у меня есть уверенность — можно изменить мир, убрав всего лишь одну крохотную пылинку с лица земли. Вот как с Троцким, "невзначай", подтолкнул человека, и он оказался за бортом. И все! Карма такая? Нет, не карма. Всего лишь прихоть другого человека, а ведь это может и ошибкой быть...
Глава 15
В Петрограде нам пришлось столкнуться с действительностью, которую так хотелось мне увидеть. Прямо скажу, она меня шокировала. Да и мои спутники, прибывшие из страны где, несмотря на военные будни, тем не менее, все выглядело спокойно, благопристойно и сытно, были в недоумении от увиденной действительности в некогда прекрасном, тихом и благополучном городе. Особенно бросились в глаза бесконечные очереди людей около дверей продуктовых магазинов, грязные никем не убираемые улицы по которым слонялись без дела солдаты и матросы, нередко пьяные и шумно себя ведущие. С удивлением обратили внимание на неплохо одетых граждан новой России, которые осторожно, явно шокированные сценами уличной нищеты и хозяйским поведением солдатни осторожно пробираются по своим делам, испуганно прижимаясь к домам.
Необъяснимое чувство недовольства создавшейся обстановкой в городе объединяло, делало лица людей, некогда ликующих от первых успехов в этой войне, озлобленными и хмурыми. Непонимание случившегося в стране, неуверенность в завтрашнем дне, озабоченность тем, что правительство не имеет единого вождя, бытовая неустроенность, рухнувшая в городе за годы войны, хоть и казались неправильными, нарочитыми, тем не менее, виделось неизбежным злом. В какой-то степени даже привычным. Негатив в виде разговоров, предположений, основанных на слухах и передаваемых друг другу чуть ли не шёпотом, витал в воздухе. Город привыкший жить под рукой самодержца всея Руси разделился на группировки людей, среди множества которых были как за царя, так и против. Ошарашенных простым решением — жить можно и без царя. Необычно и от этого явно не по себе. Оказывается, Россия из-за рухнувшего трона не исчезла, живет и не особо-то и страдает. Но привычка..., вот она-то и беспокоила умы людей. Их бы вероятно устроил любой человек, который, крикнув громко, что это он спасет Россию, предпринял бы хоть какие-то определенные шаги. Но нет его, только временные, и дела их тоже выглядят временными. Принимать решения, в корне меняющие обстановку, как в городе, так и в целом по империи у них не получалось, да и как они могли что-то решать, если постоянно сменяли друг друга, предлагая торопливые полумеры, никак не влияющие на изменения в лучшую сторону. Иногда и новые, но столь же бесполезные. В воздухе повисло напряжение, ждали перемен и все были не против грядущей новой революции. Как будто это повлияет на тяжелую, грозную и опасную своей непредсказуемостью атмосферу их существования.
