Жестяная корона

Когда Иллиан с отрядом вбежали в город, племена спешно и беспорядочно отступали ко второму ярусу. Энтийцы было побежали вдогонку, но Иллиан остановил их. Сам капитан вместе с другими стал разыскивать Лену, а Иван стоял в растерянности все также, посреди прохода.

Он смотрел на раскиданные посреди разваленных домов тела, окровавленные осколки стен, разбросанное оружие и не мог поверить. Неужели все это сделал он? Сколько здесь убитых — десятки, сотни? Ведь у каждого из них был свой дом, своя семья, своя жизнь. Кто он такой, чтобы лишать кого-нибудь той искры, что теплилась в них с рождения?

Ведь это не игра, не тоталвар, не тупая стратегия. Не набор нулей и единиц, тупых несуществующих юнитов — это живые люди. Грязные, недалекие, угрюмые варвары, но все же люди.

Руки у Ивана опустились, ему хотелось плакать от своей глупости и бессилия. Когда он обратился тупой пешкой в игре за чужие интересы? Где золото на поверку оказывается обыкновенной жестью, не стоящей того, чтобы проливать столько крови за него, а человеческие жизни лишь служат разменной монетой, мелкой и проскальзывающей сквозь пальцы.

— Ты в порядке? — раздался голос прямо над ухом.

Туров повернул голову и увидел Лену. Ей досталось. Штаны были распороты возле колена, левый рукав намок от крови — от всех стрел не увернешься, а сама квик побледнела, как призрак с упавшим гемоглобином. Иван знал, что вскоре на нее обрушится апатия, а до этого момента надо было хорошо поесть, чтобы потом упасть в долгий восстановительный сон. Иначе Ленке придется плохо. Иллиан поддерживал ее за здоровую руку, выглядя, впрочем, более обеспокоенным, чем его спутница.

— Ты в порядке? — переспросила она и, не дождавшись ответа, продолжила. — Лично я нет. Съем щас парочку быков и завалюсь спать денька на три.

— Я их всех убил, — тихо проговорил Иван.

— Неужели... — она рванула вперед, — Ил, да отпусти ты меня, не рассыплюсь... Неужели ты до сих пор не понимаешь, все это реальность. Да, чужая, страшная, не наша, но реальность. И другой не будет. Либо ты, либо они. Вспомни, кто был готов на все, лишь найти Иллиана? Ил, да в порядке все со мной, — отмахнулась она от Лейтли и снова повернулась к Турову. — Давай, продолжай в том же духе. Можешь вон сходить, свечку поставить. Думаешь, от этого кому-то станет лучше? Да никому. Можешь отправиться с таким же успехом к этим дикарям и отдать собственную голову на отсечение. Думаешь, оценят? Хрена с маслом. Ил, да не меня держи, лучше этого идиота волоки отсюда.

К полудню войско вернулось обратно в лагерь. Несмотря на победу, настроение у всех было мрачное. Люди Эдвара понесли первые потери — на подступах к Утесу Гроз убили молодого солдата, а внутри войско лишилось еще четверых, семеро были ранены разной степенью тяжести. Но самая ощутимая утрата коснулась главного из героев битвы — полубога Айвина. Тот сидел возле одной из телег, поставленных с одной стороны лагеря, вроде вагенбурга, и бесцельно смотрел в пустоту.

— Сир Айвин, могу я вас отвлечь на минуту?

Перед Туровым стоял Крафтер Боули. Психокинетик отметил про себя, что не видел его во время боя, наверное, охранял лорда, как и Мойно, последний точно не участвовал в сражении.

— Что вам, Крафтер?

— Хочу показать вам кое-что. Для этого надо будет немного проехаться. Вы ведь освоили немного конную езду?

— Да, немного.

— Отлично, лошади уже приготовлены и ждут нас.

Иван думал, что они поедут к замку, и даже хотел было повернуть назад. Турову не хотелось снова смотреть на собственные деяния, но они проследовали по дороге дальше, обходя гору с городом на ней.

С этой стороны выступы были выше, а скалы острее. Природа сделала саму мысль подняться здесь наверх невозможной. Замка видно не было, но по рассказам Крафти, он находился как раз за той стеной, слева, что виднелась наверху, и представлял собой одно из самых внушительных сооружений в королевстве.

Таким образом, они обошли Утес Гроз с обратной стороны. Ваня мог поклясться, что видел несколько раз наверху крошечные точки, но Крафтер успокоил его — данелагцам сейчас совсем не до бродящих вокруг города странников. Они еще не оправились от такого мощного удара и не пришли в себя.

Только теперь Туров перестал глазеть наверх и увидел высокий заиндевевший холм, состоящий из человеческих трупов. Сначала ему показалось, что это обман зрения, потому что подобной жестокости не могло быть. Тела людей были изувечены: те, что находились повыше еще не так сильно, а вот у самого основания изуродованы почти до неузнаваемости. Лед сковал их всех вместе, превратив в застывшее кровавое желе.

— Здесь весь город, весь Утес Гроз, — Ивану сначала показалось, что это его мысли, но потом он понял, говорит Крафтер. — От самого последнего нищего оборванца до лордов великих семей. И сир Эдмон Энт, и Кейли Тумкот, и король. Все здесь. Дикари из племен даже не удосужились похоронить их по-человечески.

— Зачем вы привезли меня сюда?...

Ивана не замутило, небо не закружилось над головой, мир не перевернулся, но Турова точно обдало горячим обжигающим дыханием. Несмотря на легкий мороз, психокинетик вспотел, растягнул плащ и судорожно сглотнул. Он понял, что это был за жар, обжегший его душу — зловонное дыхание Смерти.

— Я слышал ваш недавний разговор с сестрой, — пояснил Крафтер. — И понимаю, что вы сейчас чувствуете. Да, да, действительно понимаю, уж поверьте мне на слово. За свою жизнь я делал вещи и отвратительные, и ужасные. Я просто хотел вам сказать — вы слишком молоды и вследствие этого видите некоторые вещи довольно искаженно. Нет, не принимайте на свой счет, этим грешат все молодые люди. Вы слишком увязли в своих полутонах, идеализируете человека, его ценность, смысл существования. Вы считаете, что читаете жизнь, как открытую и понятную книгу, не подозревая, что книга может быть на незнакомом языке или вовсе перевернута верх ногами...

— Я не совсем понимаю, — прервал его Иван.

— Я лишь хочу сказать, что иногда нужно просто вовремя увидеть черное и белое. Вы посчитали утром, что сделали дурной поступок. Такой поступок, который не простят вам даже после смерти, в какого бы из Богов вы не верили. Но теперь вы увидели оборотную сторону. Убитые вами люди были воины. Те, кто пришел грабить и убивать, и, если нужно, умереть самому. Эти люди, — Крафтер указал на ледяной холм, — виноваты лишь в том, что попали под жернова северных топоров и мечей. Выбирайте сами, где здесь добро, где зло. А теперь едем, — совсем другим тоном сказал разведчик, будто очнулся после долгого сна, — едем в лагерь, оставаться здесь надолго незачем.

И они снова перешли в наступление, точнее в наступление перешел Иван. Туров стоял с внутренней стороны огромных врат, в которые когда-то входили торговцы с центральной части королевства или чужеземные купцы с побережья, чтобы переждать ночь за стенами могучего Утеса Гроз. Теперь гигантские створки были распахнуты, и там, снаружи, вместе со своими людьми лорд Долины Кричащих Сов ожидал концовки могучего противостояния полубога с более чем сотней лучников, спрятавшихся за зубцами стен второго яруса.

Иван был сосредоточен как никогда. С того момента, его первой серьезной битвы с конными северянами в деревне, он научился более или менее концентрироваться. Иногда Турову казалось, что способности даже увеличились. Жаль только Шлема тут нигде нет, свою догадку проверить. А то ведь чем черт не шутит, вдруг он уже не шестерка, а семерка или даже восьмерка?

Туров раздробил на мельчайшие кусочки гигантский камень, распределил частички так, что между ними не оставалось пространства, и поднял этот "щит" перед собой. Психокинетик представил в своей голове, как эта "стена", ограждающая его от вражеского оружия, твердеет, подобно застывшему цементу, и она укрепилась в воздухе. Стрелы градом сыпались сверху, отлетая от "щита" Турова, некоторые пролетали выше, достигая врат, другие разлетались по сторонам, вонзаясь в землю.

Иван слушал, как поют натянутые тетивы, свистят, приближаясь стрелы, кричат и переругиваются северяне. Он стоял уже очень долго, укрывшись стеной из мелкого камня, кисти рук начинали затекать, а голова гудела от однообразных и повторяющихся звуков. Но Туров терпел. Терпел, пока все не прекратилось.

Наступившая тишина стала такой внезапной, что оглушила всех участников самого странного противостояния за всю историю войн Кантии и Данелага. Они замерли каждый на том самом месте, где их настигло пугающее безмолвие, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить эту тишь. И тогда Иван понял, что пора действовать.

Созданная им стена рухнула в одно мгновение, подняв клубы пыли. По рукам пробежала приятная истома, и голова слегка закружилась. Туров увидел крошечные неподвижные точки, густо рассыпанные по стене, отгораживающей средний ярус от нижнего. Он не хотел их убивать, а рассчитывал лишь сделать так, чтобы пострадало как можно меньше человек. Но стены должны были пасть.

Иван протянул руки вперед, и мелкая дрожь прошла по стенам, на которых располагались лучники. Туров услышал, как закричали воины. Некоторые устремились прочь с укреплений, но были и те, кто остался. Волна дрожи прошла по телу психокинетика, и стена стала трескаться ровно посередине. Ваня не торопился, давая возможность остальным северянам уйти подальше, и только когда на укреплении уже никого не осталась, он сжал кулаки.

Крепостная стена, простоявшая тут многие годы, видевшие восход Энтов и смерть почти всей великой семьи, развалились на огромные куски, словно их построили дети из талого снега. На сей раз пыль поднялась таким огромным столбом, что достигла не только Турова, но и воинства лорда Эдвара, испуганного не меньше, чем данелагцы.

Иван закашлялся и закрыл лицо рукой, стараясь дышать носом. Когда пыль рассеялась, он увидел дома второго яруса и застывших данелагцев. Они прижимались к последней уцелевшей стене, за которой виднелась цитадель Утеса Гроз. Психокинетик развернулся и вышел прочь из города. Первым его встретил Иллиан.

— Айвин, что там?

Туров хотел ответить, но вместо лица Лейтли перед глазами встала пелена, и он почувствовал, как тело перестало слушаться его. Тьма зашумела многоголосием и подхватила его множеством своих цепких рук. Сопротивляться не было сил.

— О, очухался, — радостно сказала Ленка, но не ему, а кому-то сбоку.

Ваня повернул голову и увидел обеспокоенного Иллиана. Обвел глазами палатку.

— Мы в лагере что ли?

— В лагере, — Лейтли хотел открыть рот, но квик его опередила. — Где ж нам еще быть.

— А что с наступлением?

— Какое там наступление без тебя? Чтобы нас всех перебили? Ты, Иван Батькович, наша ударная сила.

— Сергеевич, — автоматически поправил ее Туров.

— Мы отступили, сразу, как ты потерял сознание, — заговорил Иллиан. — Хорошо, что это произошло не на глазах данелагцев, тогда бы нам точно несдобровать.

— Ладно. А давно это было?

— Недавно, утром. Но это пустяки, как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — Иван хотел подняться, но голову стянул железный обруч, а руки безвольными культями свалились с соломенной постели.

— Оно и заметно, — принялась укладывать его обратно. — Что и говорить, обмяк хомяк.

Туров скривился. Ну вот скабрезности Ленины тут совершенно ни к месту. Да еще в присутствии мужчин. Да уж, достойное воспитание профессорской дочки, ничего не скажешь.

— Лена, что это значит? — удивился Иллиан. — Впервые слышу подобное выражение.

Иван только сейчас понял, что все это время они говорили по-кантийски. Но еще больше его поразило другое.

— Иллиан, ты назвал ее Лена?

— Да, — спокойно ответил Лейтли. — Это же ее настоящее имя. Когда мы... наедине, то я называю ее так. Но вы же все равно вроде семьи, поэтому таиться нет смысла.

Ивана сначала позабавила эта мысль, а потом он вдруг осознал — ведь и правда, ближе этой вздорной девчонки у него никого не было. Лена из выдуманной сестры превратилась в самую что ни на есть настоящую.

— Ладно, идите уже отсюда, счастливые влюбленные, — сказали им Иван. — Я полежу, посплю. К утру, может, приду в себя.

Он закрыл глаза и перед ним снова предстали камни стен Утеса Гроз. Разваленные глыбы лежали, присыпанные мелкой серой крошкой, поваленные несколько веков назад посреди пустынного, заросшего сорной травой города. А Иван ходил по нему и латал разрушенные дома, возводил новые стены, ремонтировал скособоченные, но еще относительно целые ворота. Туров не понимал, какой глобальный катаклизм заставил людей покинуть свои жилища и не возвращаться столько лет спустя. Лишь к утру, когда город был отстроен заново, возведен единственной божественной силой — его психокинетической способностью — Иван вдруг вспомнил, что он сам и есть тот катаклизм. И все снова рухнуло.

Хозяин замка

Из палатки Айвин вышел действительно на следующий день, но полностью в себя пришел только на третий. Названный брат Лены, вернее Хелен, словно тяжело переболел простудой — лицо осунулось, хотя ел полубог за троих, немытые волосы свалялись, а руки мелко дрожали, как у старого пьяницы.

Хелен говорила, что Айвин слишком много на себя взял, вернее слишком резко — по ее словам, стены второго яруса вовсе не предел психокинетика (Лейтли пришлось выучить это диковинное слово, звучащее в разговорах с возлюбленной все чаще).

За то время, пока полубог приходил в себя, в лагере произошло мало изменений. Единственное, заслуживающее по-настоящему особого внимания, это исчезновение Гойро Алита вместе с лошадью лорда. Сир Эдвар предположил, что капитан попросту струсил, но у Иллиана было смутно подозрение, что не все так просто.

Изменился после исчезновения и Мойно. Лейтли было забыл уже об этой глыбе, мрачной тенью шествующей тут и там за лордом. Однако после побега капитана Гойро Черепаха совершенно замкнулся, перестав выдавать и те щедрые пару слов в день, которыми баловал окружающих раньше. Мойно тяжело заболел самой опасной для разума человека болезнью — паранойей. Теперь он везде входил первым, бесцеремонно пряча его светлость за своей спиной, принюхивался к блюдам, по ночам патрулировал шатер лорда и часто твердил сквозь сон что-то на незнакомом языке. Явно, что с Черепахой творилось неладное, но ни Крафтер, ни сам Эдвар на это внимания не обращали. Поэтому помалкивал и Иллиан.

Вместо разговоров рыцарь обучал воинов нескольким военным тактикам, о которых рассказал Айвин. Хотя, по словам психокинетика, под это построение лучше бы подошли прямоугольные щиты, а не каплевидные, широкие сверху и сужающиеся к низу. Иллиан подтянул эдварских молокососов и крестьян, хотя оружия по-прежнему не хватало.

За те несколько дней, что сир Эдвар поставил лагерь и освободил королевский тракт, к войску присоединились еще люди. Сначала с Ниириана и его выселка Трувсея потянулись купцы с пустыми обозами, многие ехали на побережье за товаром, другие — в Утес Гроз получить остаток денег за продукты, доставленные к великой свадьбе двух семей. Захват цитадели племенами для всех них стал шокирующей и пугающей новостью.