— Да вот, думаю о пище духовной... Песни надоели, почитать нечего, театра нет... кино не предвидится. А в такой интеллигентной компании хотелось бы провести вечер культурно. — "Публика" согласно кивнула. Силь даже два раза. Ну, и Баська за компанию. Только остроухий конвоир нехорошо прищурился. Но Талик решил на него не отвлекаться, несмотря на то, что недавний шовинист и ретроград пристроился рядом с Силем, да еще и подкармливал его из своих запасов! — Но есть же поэзия! — Огорошил Талик аудиторию голосом ведущего научно-популярной программы. Бормотун постарался. — Я понимаю, что наши великие классики всем еще в школе надоели, а на здешней почве и вовсе не актуальны. Однако... — Последовала театральная пауза. — Можно, я полагаю, совместить прошлое с настоящим! То есть, из хорошо забытого старого сделать нечто остросовременное, злободневное! Взять хотя бы песнь о купце Калашникове... — Публика как ни старалась, но переменилась в лице. В лицах. Ельфов перекосило, как будто они ели не картошку, а лимоны с кожурой. Силь захлопал своими пушистыми ресницами, Баська тут же отложил куриную ножку, вытер руки и навострил уши — культурный, Наль хмуро-задумчиво кивнул, как бы дозволяя классику, но не в злободневном виде. — Я, конечно, не поэт, — нисколько не солгал Талик, — да и целиком наизусть всё не помню, — что опять было чистой правдой, — так что если не понравится, вы скажите... Но я рискну попробовать! — Осчастливил он ельфей, которые приготовились терпеть пытку "Песней о купце..." в качестве расплаты за ужин. — А чтобы никому не было обидно, пусть главным героем будет... хоббит. — Тёмные заинтересованно переглянулись, Баська ойкнул, Силь открыл рот от удивления, а Наль вздохнул так, как будто его приговорили к расстрелу через утопление. — Э-э... примерно вот так! — Завершил вступительную речь писатель Золотов, не давая публике очухаться и возразить:
— Не сияет на небе солнце красное,
Не любуются им тучки синие:
То за трапезой сидит во златом венце,
Сидит грозный Властелин темней Тёмного.
Позади его стоят нАзгулы,
Супротив его всё орки да гоблины,
И пирует Властелин от безделия, — бодро начал переделывать текст Талик.
В удовольствие своё и веселие. — Неожиданно явил поэтический талант Витольд.
-...Улыбаясь, Властелин повелел тогда
Вина сладкого эльфийского
Нацедить в свой золочёный ковш
И поднесть его своим нАзгулам.
И все пили, Властелина славили.
Лишь один из них, из нАзгулов,
Удалой боец,... — Талик замялся.
— Умом тронутый, — нелепо, но в ритм влез Бутончик.
— В золотом ковше не мочил усов...
— Потому как усов нет у нАзгулов, — вставил подробность Бормотун, вероятно, из магических соображений.
— И вообще они не комплектные,
Потому как есть — они мёртвые! — Пояснил он своё решение, чем почти загнал Талика в смысловой тупик. Зачем тогда этому некомплектному будет нужна светлая эльфийка!? Но пришлось продолжать:
— Опустил он в землю очи тёмные, — .... И откуда у назгула очи, если усов и ничего прочего уже нет!?
— Очи тёмные, вставные заморские. — Выкрутился Бормотун. Где-то внутри хлопнулся в обморок Бутончик, слишком буквально представив опускание вставных очей в землю.
— Опустил головушку на широку грудь,
А в груди его была дума крепкая. — Вот, "грудь", да еще и "дума" в ней! Талик никогда не понимал, откуда она там...
— Потому в груди, что безмозглый он! — Заполнил паузу маг с характерным поэтическим подвывом и передал слово писателю:
— Вот нахмурил Властелин брови чёрные
И навел на него очи зоркие,
Словно коршун взглянул с высоты небес
На младого ворона чернокрылого,
Да не поднял глаз молодой НазгУл. — (Пришедший в себя Бутончик предъявил всем картинку валяющихся на земле глазных протезов и сбил настрой).
— Вот об землю Властелин стукнул посохом, — Подхватил инициативу Витольд.
И железный пол на полчетверти
Он победитовым пробил оконечником — Ввинтил демон техническую подробность.
— Вот промолвил Властелин слово грозное — Продолжил Талик и опять замялся.
— Гей ты, верный наш слуга, удалой НазгУл, — Подсказал Бормотун, забыв переделать первое слово. Зато Силь решила всплакнуть: назгул-гей, лишенный тела, это же платонически-прекрасно!
Местами текст вообще переделки не требовал. Описание жены хоббита вышло, что надо. Правда, за счёт пропусков, возникали удивительные картины и новое осмысление текста:
— Молвит слово — соловей поет;
Горят щеки ее румяные,
Как заря на небе утречком;
Косы русые, золотистые,
В ленты яркие заплетенные,
По плечам бегут, извиваются,
С грудью белою цалуются. — На этом месте уже Талик впал в ступор, поняв, что опричник в оригинальном произведении описывал Ивану Грозному свою эротическую фантазию. Ну, надо же! Описание-то выходило совершенно голым, даже если учесть случайно пропущенную фату, которой закрывалась стыдливая дама.
— Во семье родилась она Тингола, — Влез Бормотун с эльфийской принадлежностью героини. —
Прозывается она девой Лютиэн...
Сущности скооперировались, и дальше дело пошло как по маслу. Слушали все. И пусть, мнения слушателей разделились, но успех был на лицо. На некоторых лицах — особенно был. Силь беззвучно плакала, вцепившись в остроухого, Баська демонстрировал своё неприятие вольного обращения с классикой, нервно догладывая вторую по счёту курицу, зато оба тёмных, на которых и было рассчитано повествование, застыли как два суслика и ловили каждое слово. Даже рты открыли. Бормотун и впрямь работал. По крайней мере, раньше Талик никогда не замечал, чтобы его ирокез раскачивался в такт повествованию. Наверное, это и была энергия, а ирокез транслировал её как антенна. Слегка портил общую картину главный конвоир — он откровенно потешался над тем, что можно сотворить с оригиналом при определенной резвости мысли. Да, и правда, сюжет вытворял нечто такое, с подачи разных сущностей, что писатель Золотов пару раз мысленно извинился перед покойным Лермонтовым. И разок перед Толкином.
Своих личных персонажей выдумывать было нельзя, о чём все помнили. Сущности вставляли общеизвестных героев с некоторыми дополнениями, отчего их количество росло как на дрожжах. Пока Талик заполнял паузу в сюжете, расписывая качества мирного хоббита Фродо Бэггинса, любителя нор, грядок и огородов, Витольд напряг свои демонические способности и пристроил хоббиту побратима-эльфа. Светлого. Этот светлый эльф "Синбад-мореход" по-быстрому смотался в заморскую страну "Упокоище" и утырил там могучий артефакт: кинжал-кладенец, заточенный специально на назгулов, чтобы хоббит выходил на "честный бой" не с пустыми руками. Сцена со срыванием "фаты бухарской" со стыдливой жены купца Калашникова гнусным опричником, которую пришлось все-таки вставить в текст, тоже претерпела изменения и осовременилась. Подумаешь — платочек! Кому это интересно? Назгул встретил светлую эльфийку в подворотне и "порвал на ней декольте её до пупа почти, срамота одна..." Вот это публика оценила! В дальнейшем развитии сюжета помогал Бормотун, неосмотрительно лишивший Назгула всякой причины рвать декольте хоть на эльфийках, хоть на хоббитянках. Маг оказался не промах: "И сорвал у неё с груди... сильмарилл яхонтовый, мужем дареный". Сразу стало понятно, зачем Назгул за этой девицей ухлестывал. Такой поворот событий даже Талик оценил: Толкин — тоже в своем роде классика, и похищенный ценный сильмарилл вызывает отклик в душе любого эльфа... даже если сильмарилл — яхонтовый.
К финалу, когда Фродо пырнул Назгула ножом и приготовился к смерти на плахе, тёмные рыдали в обнимку. Особенно эффектным вышел конец: хоббит завещал эльфу-побратиму свою жену, сад и огород и выразил надежду, что с женой всё будет в порядке, но заранее похоронил своё сельское творчество. Ведь никто, даже светлые эльфы не могут выращивать такие дивные тыквы, как хоббиты. Последнее, что видел несчастный Фродо, перед тем как палач снес ему голову, радостную жену, вцепившуюся в эльфа-Синбада. "И решил он, что больше не женится, потому как — дурное занятие, а на светлых эльфийках — особенно. И очнулся он среди райских кущ. Кругом грядки рядами с редискою, с топинамбуром и с арахисом. Двадцать соток картошкой засажено, и заморского нет жука колорадского. И возрадовался хоббит счастию, счастью вечному попаданскому. И вошёл он в нору белокаменну, и стал жить поживать и добра наживать!" — Закончил Талик и оценил результат.
Силь ревел...а в голос. Баська держал свою голову руками, как самую ценную хоббитянскую тыкву. Ушастый конвоир вышел из ступора, подумал и применил родной для Талика жест, покрутив пальцем у виска. Зато тёмные были поражены. Напрочь. Они посмотрели на графа-барда как на сошедшее к ним божество, отерли слёзы и повалились где сидели. Баська уже хотел плеснуть на них водичкой из лужи, но прислушавшись к дыханию, сообщил:
— Спят. Оба. Сразу. Странно...
— Нормально! — Возразил Талик. — Их сегодня с самого утра мотает: и у Люция побывали, и поперек седел их возили, и пешком знатно прогулялись, кормили два раза, и сказку прочитали... Эмоции и усталость! — Влез с диагнозом Бормотун.
Талик, в целом, остался доволен. Теперь эти два ушастых недоразумения сделают ему такую рекламу... Лучше бы, конечно, они высказали нечто внятное. Но немой восторг тоже дорогого стоит. Вот только не стоило оставлять Силь так близко к Нальдо. Конвоир уже почти баюкал кавайную, как малого ребенка. А при попытке поинтересоваться мнением Силь насчет "песни о Фродо" зарычал хуже демона. Хотя... ну и ладно. Какое у неё может быть мнение, кроме яойного? К тому же она "светлая" и ей наверняка больше был интересен "Синбад", а не сюжет в целом.
Отложив все разговоры на утро, Талик нашел себе кусок "не-духовной" пищи, проглотил не жуя, и отправился спать на свою попону.
Глава 12
Талик еще толком не проснулся, хлопал глазами и озирался, пытаясь понять, что случилось. Силь визжала так, как будто ей мышь под лохмотушки залезла... или змея. Остроухий шипел: "Ты что наделал, мерзавец...", Баська стонал, причитая: "Ельфы были, демоны были, оборотни были, маги и колдуны были, попаданки наглые были, всё было, теперь еще и эти... этих еще не было!" Причина переполоха нашлась на краю лужи. Около зловонного водоемчика сидели два этаких близнеца — каждый с грустным взором Элайджи Вуда, обычного роста, но с волосатыми ногами пятидесятого — не меньше — размера. Мохнатыми. Местами.
— Хоббиты! — Потрясенно пискнул Бутончик в правом ухе.
— Но... не полурослики. Двоерослики! — Классифицировал новый вид хоббитов оборотень.
— Тааак, — присоединился к пробудившейся компании Витольд и сразу сообразил, в чём причина исчезновения двух ельфов и появление вместо них мохноногих чудиков. Что характерно — двух! — Ну, и куда мы отправим эту агитбригаду? К тёмным!? Антирррреклама! — Взрычал демон.
— Но.... В этом есть свой большой плюс! — Как ни в чём небывало заявил Бормотун. — Вот, два садовника-арендатора уже есть! Выделим им по наделу, и пусть работают. И, кстати, они не будут портить пейзаж своими хибарами. Разойдутся к вечеру по норам — и порядок. Полная гармония!
— Ага! Наклепать еще с полсотни таких же арендаторов, и слушатели наши владения за версту будут обходить для полной гармонии! — Расстроился Талик: перед мысленным взором безвозвратно таяло подземелье с факелами.
— Норы?! Да такие "хоббиты" нам не норы, а метро под всем имением проковыряют! — Визжал оборотень. — От них даже под землёй покоя не будет! А вы вспомните, какие они прожорливые!
— Надо просто подправить сюжет для следующего выступления! — Бормотун засел где-то в лобных долях и пучил глаза Талика, с любопытством рассматривая двух мирных.... Даже слишком мирных пахарей. — Вот! Магия у нас есть! И какая! Это Вам не примитивный фаербол. Вполне созидательная магия! Значит, надо её не так активно применять в будущем.
Талик еще раз оценил ущерб. "Минус два рекламных агента, плюс два садовника". М-да. Ну, ничего. Не хоронить же идею в целом. Надо просто заранее продумать и отрегулировать накал страстей, а то кто-нибудь послушает-послушает, да и овластелинится на его голову: мало ли за кого слушатель будет активно болеть и чью шкуру на себя примерит. Это еще — ничего, что дело хоббитами обернулось, а могли к утру и пару назгулов в луже найти... И хорошо, что Силь не сильно сострадала главному герою вчерашней истории, а то тоже охобитячилась бы. Кавайно...
Как Талик ни старался, но даже всеми пятью сущностями не смог представить себе кавайного хоббита. Зато смог представить новые возможности... Ха! Демон, в своей извечной страсти извлечь из всего выгоду самым коварным образом, разворачивал в воображении наглядную агитацию. Он представил такую панораму событий на всеобщее рассмотрение, что Бутончик опять собрался переселяться в район копчика. Чего только не насочинял... Там были и слушатели — те, которые платят деньги, и тайные агенты, переделанные великим автором-бардом с учётом полной преданности, и пойманные этими агентами любители дармовщины, которые массово перевоплощались в хоббитов после очередной сказочки "почти бесплатно"... Перспектива вдохновляла. Синия Борода и Марджорет Батори рыдали бы от зависти.
И писатель Золотов понял: попаданцы-то, оказывается, для писателя как пластилин! Лепи, что душе угодно. А душе было угодно много и сразу. Значит, аборигены не только себя от писателей защищают, они еще и читателей-попаданцев защищают... "Интересно, сколько попаданец заплатил бы писателю за возможность стать магом... настоящим магом... властелином... или полноценным аборигеном?" — риторически вопросил Витольд.
— Станет писатель им такие любезности оказывать! — Мысленно скривился Бормотун. — Да и сколько здешняя публика может заплатить за столь ценную услугу в одиночку? Голодранец на голодранце!
— А орки?! — Непрозрачно намекнул демон на тех, кто уже изрядно обчистил местное население.
Уххх... Будущее засияло новыми красками! Граф... Графом можно прикидываться, но при этом быть всемогущим серым кардиналом и вытворять со здешней публикой, что твоя левая пятка захочет. Книга, изданная огромным тиражом, была бы весьма кстати, но...
— Бормотун! — Тут же взвыл озаренный новый идеей демон. — Осваивай магическое копирование! Срочно!
— Бездарь! — Не хуже демона рыкнул маг. — Где я тебе биомассу возьму?! Закон сохранения энергии распространяется и на материю!
— Сам бездарь! — Гнул свою линию Витольд. — Оставь себе свою биомассу и тряпки! Целлюлозу отформатируешь, и — порядок. Вон вокруг сколько леса! Талик пишет одну книгу, а ты размножаешь! Сбыт по демпинговым ценам. А лучше в подарок, типа: рекламная акция.
— По расчётам Гринписа, — внёс свою лепту Бутончик, — на две книги в среднем уходит одно дерево!
— Чушь! Если на тираж в сотню тысяч вырубать по пятьдесят тысяч деревьев, они бы расти не успевали! — Не сдавался демон.
— Я вам что, дровосек что ли? Первопечатник Фёдоров? А как нам распространением-то заниматься при здешних ограничениях?
