Ласурская бригада

— В её душе всегда царил он и только он — мэтр Иживолис, — пьяно всхлипнул Дрюня, — я тогда не понимал, что она нашла в этом жёлтом стручке, полном яда, признаюсь, иногда не понимаю и до сих пор. Но я благодарен Алли за откровенность, хотя она оказалась для меня болезненней, чем я мог предположить. Знаешь, братец, с некоторыми иллюзиями очень сложно расставаться!

Редьярд знал. Его душевный покой был одной из таких иллюзий. Прошлое, навсегда остающееся в прошлом — другой.

Стрёма вздрогнул во сне, приоткрыл один глаз и заворчал. У входа в кухню стоял целитель Жужин, в своей серой мантии похожий на привидение.

— А что это вы делаете здесь так поздно, Ваше Величество? — вкрадчиво поинтересовался он. — Помнится, я прописывал вам режим! Ай-яй-яй-яй-яй!

Король невольно потёр ладонью левую сторону груди. Всё-таки прошлое — игла, и колет в сердце без промаха!

— Так-так-так! — мэтр подошёл к столу. Без спроса приложил ладонь к плечу Его Величества, прикрыл веки. Поморщился. Заявил трагическим голосом: — Не знаю, в каких страшных грехах я виновен, но Пресветлая знатно наказала меня таким пациентом, как вы, Ваше Величество! Опять нехорошо с вашим сердцем! Идёмте-ка в спальню! Вас ждут процедуры, микстуры и прочие текстуры! Отдых, свежий воздух, никаких волнений! Ну, сколько можно повторять?

Его Величество тяжело поднялся. Отдых? Свежий воздух? И женщина, с которой можно забыть прошлое... Нет, не забыть! Попытаться.

— Дрюня, найди Грошека, скажи, что завтра я уезжаю, — приказал король, направляясь следом за целителем, — пусть всё подготовит и передаст Её Светлости рю Филонель приглашение ехать со мной.

Шут поднял на него изумлённый взгляд и вопросил:

— Куда?!

— В Невьянский замок, — не оборачиваясь, ответил Редьярд. — Заодно гляну, насколько Колька его запустил. Стрёма, ко мне!

Волкодав зевнул с подвыванием, обнажив острые белые зубы, которые с лёгкостью перекусывали самые толстые кости, поднялся и порысил следом за хозяином.

Проводив их взглядом, Дрюня допил остатки вина прямо из бутылки и поднялся. Возведя взор к потолку, прочёл короткую искреннюю молитву:

— Пресветлая, прошу, огради моего друга от поспешных решений! Нет большего зла для человека, чем поспешность в законном заполнении собственного ложа чужими телами!

Закопчённый потолок дворцовой кухни мрачно молчал. Да и что он мог сказать?

* * *

Подземный город оказался огромен. Гостей (или пленников?) провели широкими коридорами, рыночными площадями, узкими улочками, на которые выходили дубовые двери жилых покоев. Круткольх освещали сталактиты и сталагмиты, сливочно-жёлтые, дающие мягкий тёплый свет. Кое-где росли уже знакомые по подземелью Цитадели мхи, однако они не были окрашены в такой насыщенный фиолетовый, как в Дайелитель.

— Я есть хочу! — мрачно заявила Тори спустя ещё час пути. — Здесь мясом пахнет просто одуряюще! Хорошо живёте, подгорные братья и сёстры!

Оглянувшись на неё, идущая впереди Шушротта улыбнулась:

— Не беспокойтесь, уважаемая рубака, мы скоро будем на месте!

В дальнем конце огромного овального зала сияли тусклым золотом дверные створки, в которые мог бы легко пройти Дробуш в истинном обличье. Изображение восходящего солнца на них распалось пополам, когда они медленно открылись, являя взорам восхищённых членов бригады гигантский зал, чьи стены и потолок терялись в темноте, несмотря на светящиеся основания каждой из колонн, поддерживающих свод. Колонны были витые, искусно украшенные резчиками, и ни один орнамент на ней не повторял другой.

Руфусилья с благоговением стащила с головы рогатый шлем.

— Бородатая мама моя, — ахнул Йожевиж, приглядываясь к рисункам, — какая красота! Это ж родовые письмена гномьих семейств Тикрея, да, Шуша?

Гномелла с гордостью кивнула. Восторг почтенного Синих гор мастера ей был приятен.

Колонны, вначале стоящие плотно, 'разошлись', давая взглядам перспективу. Вдали, на возвышении, сложенном из странного вида желтоватых брёвен, на алом троне, украшенном драгоценными камнями, восседала фигура, одетая в традиционные для гномов одежды. В светлых волосах сидящего гнома одинокой каплей блестел королевский алмаз чистейшей воды, вплавленный в обруч из белого золота. Скромненько и со вкусом.

Руфусилья споткнулась и едва не упала.

— Ты чего? — удивилась сестра, поддержав её под локоть.

Та мотнула головой, как упрямый бычок, не желающий идти на заклание.

Конвоиры-пограничники синхронно опустились на одно колено. Шушротта махнула ладонью, призывая спутников остановиться, и низко поклонилась трону.

— Подойди! — прозвучал низкий голос.

Гномелла пошла, кланяясь по пути каждому из стоящих вокруг возвышения придворных. Отдельный, самый низкий, поклон достался застывшему на нижней ступеньке старику, опирающемуся на внушительный молот с рукоятью, усыпанной самоцветами. Именно ему она что-то тихо сказала, и он медленно поднялся по ступеням. Склонившись к фигуре на троне, передал слова гномеллы, результатом чего явился новый приказ:

— Пусть подойдут ближе!

Возвышение, на котором стоял алый трон, оказалось курганом, сложенным из огромных, потемневших от времени костей. В основании кругом были положены тупорылые костяные морды с неровными зубами, один взгляд на которые сбивал смотрящему дыхание. Над ними стояли чьи-то грудные клетки, в которые мог бы легко въехать конный экипаж. Более мелкие части скелета заполняли внутреннее пространство, из больших и малых берцовых была искусно сложена многоступенчатая лестница. Кости в ней блестели, стёртые ногами посетителей.

Члены бригады остановились в нескольких шагах от нижней ступени.

Виньо спряталась за жениха, вцепившись в его ладонь обеими руками. Она не побоялась уйти из дома с любимым в никуда, не испугалась тролля, бросившись друзьям на помощь, не устрашилась вступить в неравный бой с шойлу и отправиться на поиски суженого, но безглазые зубастые черепа вызвали у неё самый настоящий ужас.

Фигура с королевским венцом на челе встала. Гном был мощен, красив собой и относительно молод. В полной тишине он медленно спустился к посетителям, прошёл мимо оборотней, заставив их расступиться, но будто бы не заметив, и остановился перед сёстрами-рубаками.

По тронной зале разнёсся гулкий звон. Это зазвенел шлем, выпавший из ослабевшей руки Руфусильи.

Однако спустя мгновение и она, и остальные гномы склонились в глубоких поклонах.

Светловолосый король резко развернулся и вернулся на возвышение.

Шушротта потянула застывшую рубаку за рукав, прошептав:

— Аудиенция окончена, идёмте!

Торусилья, подняв сестринский топор с пола, где тот так и продолжал лежать, подхватила её под руку и потащила за Шушей. На лице младшей рубаки расцветали пятна гневного румянца.

— Что произошло? — тихо поинтересовался Вирош у Яго. — Ты что-нибудь понял?

Тот качнул головой. С тех самых пор, как пришёл в себя после удара тролля, рю Воронн, казалось, проглотил язык, ибо не произнёс ни слова.

— Они, похоже, знакомы! — подал голос Варгас.

— И знакомство нерадостное, вылези моя борода! — пробурчал из-за их спин Йожевиж.

* * *

Все растерянно смотрели на застывшую, будто в ступор впавшую Руфусилью, и её сестру, которая вместо того, чтобы лакомиться яствами, щедро расставленными на столе в выделенных гостям богатых покоях, с грохотом швыряла блюда об каменный пол.

— Да как ему совесть дала жить-то после всего! — кричала она, и впервые голос отважной рубаки дрожал, словно она собиралась заплакать. — Да чтоб у него борода повылазила, чтобы мыши его уши сгрызли, пока он спит, чтоб...

Встав на пути гномеллы, Ягорай положил руку ей на плечо. Движение казалось мягким, даже ласковым, но Тори, несмотря на свою силу воительницы, будто уткнулась в каменную стену.

— Возможно, мы будем возмущены, как и вы, уважаемая Торусилья, если узнаем, в чем дело, — сказал он, — однако не стоит поносить хозяина дома, в гостях у которого находишься!

Тори дёрнулась, пытаясь сбросить руку, а затем заалела румянцем, словно маков цвет.

— Прошу её простить, — раздался усталый голос Руфусильи, — это давняя история, которая причинила мне боль. Тори тогда сильно переживала за меня... Потому и сейчас гневается!

— Р-р-расскажи? — мурлыкнула фарга.

Она единственная из всех, с удобством устроившись за столом и подтянув к себе блюдо с жареной свининой, утоляла голод, не смущаясь происходящего.

Старшая рубака грустно улыбнулась. Сейчас она казалась моложе и ранимее себя нынешней, словно годы повели отсчёт вспять, возвращая её в то время, когда она была юной мечтательницей, возжелавшей воинской славы.

— Мы хотели пожениться... — тихо сказала она и, развернувшись, ушла в соседнее помещение, наглухо закрыв тяжёлую дверь.

Шушротта изо всей силы дёрнула себя за косу.

— Я не ослышалась сейчас? — изумлённо спросила она. — Уважаемая Руфусилья в бытность свою собиралась замуж за Его Величество Ахфельшпроттена Первого?

— Да она жизни без него не мыслила! — буркнула Тори, отпущенная, наконец, Ягораем. — Бредила им днём и ночью! Они каждую минуту проводили вместе... А потом он уехал. Бросил её, не написав записки, не прислав весточки! Она ждала его, как проклятая Аркаешем, даже похудела!..

Присутствующие гномы издали дружный вздох ужаса — похудеть для уважающего себя гнома означало крайнюю степень отчаяния.

— Давайте поужинаем, — предложил Вирош, садясь за стол рядом с Таришей, — ночка выдалась неспокойной, в моём животе давно уже тоскливо воют волки!

— И то верно! — прогудел Дикрай, усаживаясь в другой стороны и утаскивая с тарелки фарги кусок мяса.

Обнажив клыки и тихонько зашипев, Тариша шлёпнула его по макушке — ну чисто кошка лапой настучала между ушами провинившемуся коту! Светловолосый оборотень расплылся в довольной улыбке.

— Где у вас тут ветошь и прочие бабские игрушки? — проворчала Торусилья, поворотясь к Шуше. Выглядела бравая гномелла так, будто только что вернулась с поля боя, видать, битва с собственным гневом оказалась нелёгкой. — Давай, уберу, что накидала!

— Я помогу! — подскочила Виньо. Украдкой потёрлась щекой о плечо Йожевижа — естественно, все сделали вид, что не заметили! — и присоединилась к гномеллам.

У почтенных мастеров царствовал культ сытной еды, основу которого составляли мясо и грибы. Гномы к овощам относились с уважением, однако не любили злаковые и почти не ели хлеба. Последний использовали лишь как сухари для далёких путешествий, да и то доля вяленого мяса и солонины в торбах путешественников, всегда была больше. Подобная диета не могла не радовать оборотней.

— У меня такое ощущение, что я впервые за долгое время наелся досыта!— заявил спустя какое-то время Дикрай, откидываясь на спинку деревянной скамьи.

— И ещё осталось! — улыбнулся Вирош.

Рю Воронн к пище почти не прикасался.

— Ты бы поел! — тихо сказал ему Йож. — Что толку себя мучить?

Ягорай, сумрачно посмотрев на него, вышел из-за стола и ушёл в соседнюю комнату, противоположную той, в которой скрылась Руфусилья.

Между тем за стол вернулись убравшие комнату гномеллы, и весьма оживили обстановку.

Дробуш всё это время молча и много ел. Троллям еда для поддержания жизни была не нужна вообще, но сильно повышала настроение. Вернув себе душевное равновесие, он поднялся и отправился следом за Ягораем. Хотел сказать ему... сам не знал, что говорят в таких случаях. Ну, хотя бы попытаться!..

Вырвиглот вошёл в комнату, в которой скрылся рю Воронн, закрыл за собой дверь и... обнаружил себя лицом к лицу с Его Величеством Ахфельшпроттеном Первым.

* * *

Беснующийся ветер любого другого сдул бы с пирса с лёгкостью, но не эту хрупкую белокурую женщину, появившуюся из ниоткуда и уставившуюся широко раскрытыми глазами вдаль. Серо-голубые радужки казались отражением неба, то низкого и серого, то — в разрывах облаков — высокого и пронзительно голубого. Весна издалека, из Гаракена, плыла в Вишенрог и посылала приветы любимой Ласурии, размахивая небесными платками.

Ники было тепло, даже жарко: не унялась кровь, вскипевшая от прикосновений Торхаша, не выровнялось дыхание, и ноги ещё подрагивали от напряжения у холодной стены в какой-то подворотне. Однако она зябко обнимала себя руками...

И до сих пор не хватало иногда объятий Ясина, объятий, в которых она ощущала себя путником, вернувшимся домой из дальних-дальних странствий. Не страсть, охватившая её с Лихаем, напугала, заставив вновь почувствовать себя юнгой на корабле и позорно сбежать, а увиденное в мороке и указывающее сразу на две вещи. Во-первых, сила архимагистра перешла на иной, ранее недоступный ей уровень. Во-вторых, переход приоткрыл завесу, скрывающую истинную картину мироздания, ту самую, о которой самые сильные маги и самые старые волшебники могли лишь догадываться, но видели лишь боги. Энергетические нити ткали полотно бытия, сплетались в хитроумные узоры, отголоски которых можно было найти в семантике мировых языков, в климатических картах Тикрея, в расположении геотермальных и аномальных зон в Синих горах и в Весеречье и в некоторых других местах. Картина постоянно менялась, но в ней, как и в жизни, существовали некие Закон и Порядок, отчего она всегда казалась правильной. Ныне же Ники узрела изъян, и чем больше размышляла о нем, тем сильнее ей становилось не по себе. Стояла перед глазами яркая голубая звёздочка, запутавшаяся в паутине вселенской силы. Звёздочка, которая скоро должна была истаять, не выдержав пропускаемой через себя мощи, но прежде разнести окружающий мир с лёгкостью ребёнка, рушашего замки из песка. В Ласурии таких называли Сообщающимися Сосудами. В Гаракене — Проводниками силы. Однако сейчас ей более всего подходил эльфийский термин — рокури аркаэлья. Роковая звезда.

* * *

— Ваше Величество, это мой друг, Дробуш Вырвиглот, — раздался голос Ягорая, — у меня нет от него тайн!

Тролль довольно ухмыльнулся — он бы всё равно знал, даже если бы и были!

— Закрытая аудиенция допускает присутствие не более двух собеседников! — развернулся к нему король.

Вырвиглот, пожав плечами, подпёр спиной дверь — захоти ворваться все оборотни разом, не войдут!

Рю Воронн благодарно кивнул. Он стоял у стола, ожидая, пока Его Величество, бесцельно бродящий по комнате, найдёт себе место.

Избавившийся от традиционных церемониальных хламид король всё равно выглядел внушительно. У него было красивое лицо с правильными чертами, синие пронзительные глаза, длинная толстая коса и борода цвета спелой пшеницы, заплетённая сразу в несколько косиц и украшенная бусинами драгоценных камней. Сложно было представить вместе грубоватую Руфусилью и этого гнома высшей пробы, но вот поди ж ты...

Его Величество Ахфельшпроттен Первый, наконец, сел у стола и бросил:

— Говори.

Ягорай не заметил ни того, что сесть им не предложили, ни резкого тона. Даже его поза неуловимо изменилась: перед королём стоял не головорез с большой дороги, а дипломат, чьё искусство — двойные смыслы, полунамёки, чтение между строк. Такого Ягорая рю Воронна Дробуш ещё не видел, потому смотрел во все глаза, впитывая новое знание, как губка воду.