— И все же в первую очередь среди этих деталей, — продолжила она вслух, сохраняя свой женский голос ровным, несмотря на ее дьявольское веселье, когда она представила реакцию Клинтана на ее чудесное избавление, — наш долг поблагодарить вас за образцовое выполнение вами своих обязанностей здесь. Мы и император прочитали ваши сообщения с большим интересом и одобрением. И хотя мы глубоко сожалеем о необходимости, которая в первую очередь побудила нас послать вас сюда, нам кажется очевидным, что не только вы, но и многие из преданных представителей знати Зибедии, верные своему клятвенному слову, сделали все, о чем мы могли бы попросить любого человека в эти трудные и тревожные времена.
Она почувствовала легкий шорох облегчения, который прошел по все еще стоящим на коленях аристократам, когда до них донесся ее тон, и ей было трудно удержаться от сардонической усмешки.
Конечно, они чувствуют облегчение от твоего отношения, Шарли. Более половины из них, вероятно, ожидали, что ты войдешь, извергая огонь и дыша серой! Во всяком случае, таков был бы подход Гектора. Теперь они, по крайней мере, временно готовы поверить, что не все они будут запятнаны в ваших глазах прошлыми связями с герцогом Зибедии. — Вопреки себе, ее губы слегка скривились. — Полагаю, что, вероятно, было бы хорошей идеей не упоминать, сколько из них, которых ты знаешь, забавлялись идеей поддержать его на этот раз.
Было заманчиво провести полную зачистку тех, кто был ближе всего к тому, чтобы связать свою судьбу с Симминсом и северным заговором в Корисанде. На самом деле некоторые из них подошли очень близко, что не предвещало ничего хорошего для их дальнейшей лояльности к Чарису. Тем не менее, как указывали Кэйлеб и Стейнейр, размышления о каком-либо поступке сильно отличаются от его фактического совершения. Люди, приверженные концепции свободы мысли, вряд ли могли ходить вокруг да около, отрубая головы только потому, что, возможно, в тот или иной момент в них могли зародиться предательские мысли. Кроме того, знание того, у кого были слабые звенья, давало возможность укрепить их в будущем.
И в то же время это позволяет нам знать, за кем следует присматривать.
— Я благодарю вас за эти добрые слова, ваше величество, — сказал Грин-Вэлли, еще раз поклонившись.
— Они не больше, чем вы заслуживаете от нас, генерал, — искренне сказала она, слегка наклонив к нему голову. — А теперь, из вашей вежливости, не будете ли вы так любезны сопроводить нас?
— Для меня было бы честью, ваше величество, — ответил он, предлагая ей руку.
Она положила на него свою руку и позволила ему церемонно сопроводить ее к ожидающему ее трону... и этот стражник с сапфировыми глазами молча следовал за ней сзади.
* * *
— Ну, думаю, все прошло так хорошо, как могло бы быть, — сказала Шарлиэн несколько часов спустя.
Она осмотрела роскошную спальню, которая когда-то принадлежала мужчине, теперь занимавшему гораздо более скромную комнату в одной из наиболее надежно охраняемых башен дворца. Спальня на самом деле была гораздо более роскошной, чем по ее предпочтениям, и она уже сделала мысленную заметку убрать более помпезную мебель. По крайней мере, это, вероятно, дало бы ей достаточно места, чтобы пройти по прямой более трех футов за раз, — язвительно подумала она.
— И, по крайней мере, ты сидишь в приятном теплом и тихом дворце, — кисло ответил Кэйлеб через наушник.
В конце концов, его возвращение в Старый Чарис не ставило никаких рекордов. Несмотря на то, что он покинул Черейт почти на две пятидневки раньше Шарлиэн, он все еще не вышел из моря Зибедия. На самом деле, сейчас он был едва ли более чем в тысяче двухстах милях от Кармина, и "Ройял Чарис" дико нырял, пробиваясь через пролив Мэккас через настоящий шторм, рвущийся на восток от моря Ист-Чисхолм со скоростью, приближающейся к шестидесяти милям в час, что по старой шкале Бофорта было бы десятью баллами. Корабль содрогался и пробивался сквозь волны высотой почти тридцать футов с длинными нависающими гребнями. Пена вздымалась густыми белыми полосами и большими серыми пятнами вдоль направления ветра; куда бы ни смотрел глаз, поверхность моря была белой и бурлящей; и прочные брусья галеона дрожали под тяжелыми ударами, обрушивающимися на них.
— Что это? Чарисийский моряк с чугунным желудком расстроился из-за небольшого ненастья?
Шарлиэн вложила в этот вопрос значительно больше юмора, чем чувствовала на самом деле. К настоящему времени она сама провела достаточно времени на борту корабля, чтобы понять, что "Ройял Чарис" на самом деле не был в отчаянном положении, несмотря на жестокость его движения. Тем не менее, даже самый лучший корабль может затонуть.
— Дело не в движении, а в температуре, — парировал Кэйлеб. — Может быть, ты и привыкла отмораживать пальцы на ногах, дорогая, но я чарисийский мальчик. И моя любимая грелка в данный момент находится в Зибедии!
— Поверь мне, если бы не эта качка, я бы с радостью поменялась с тобой местами, — сказала она с чувством. — Я научилась любить погоду в Теллесберге, но это просто смешно!
Она вытерла капельки пота со лба. Открытые окна спальни выходили на гавань, и вечерний морской бриз только начинал набирать силу. Скоро все наладится, — твердо сказала она себе.
— Нарман тоже хотел бы поменяться с вами, ваше величество, — сказала княгиня Оливия. — Не верю, что когда-либо видела его более несчастным. Думаю, что сегодня днем он едва поднимал подошвы своей обуви.
В тоне княгини Эмерэлда смешались веселье, сочувствие и, по крайней мере, некоторая искренняя озабоченность. На самом деле, ее беспокойство за мужа явно отвлекало ее от любых угрызений совести, которые она могла испытывать перед лицом такой погоды, и Шарлиэн улыбнулась.
— Интересно, почему он молчит, — сказала она.
— Он уговорил целителя прописать ему чай из золотых ягод с настоем сонного корня и спит с тех пор, — сказала ей Оливия. — Может, мне попытаться его разбудить?
— О, нет! Если он может спать, пусть спит.
— Спасибо, — искренне сказала Оливия.
— В данный момент я ловлю себя на том, что завидую ему, — заметил Кэйлеб лишь наполовину с юмором. — Но так как я бодрствую, а не сплю, было ли что-то, что нам особенно нужно было обсудить?
— На самом деле я так не думаю. Честно говоря, мне просто больше всего на свете нужно было услышать твой голос, — призналась Шарлиэн. — Думаю, что сегодня мы встали на правильную ногу, и Кинт замечательно сыграл свою роль. Есть несколько человек, за которыми, по моему мнению, Нарману стоит присматривать повнимательнее, чем мы обсуждали. Теперь, когда я лично встретилась с ними, я немного менее оптимистична в отношении их фундаментальной надежности, чем раньше. Однако, помимо этого, я действительно думаю, что пока все идет хорошо. Полагаю, что просто терпеливо жду завтрашнего дня.
— Я тебя не виню, — тон Кэйлеба был более трезвым, чем раньше. — Имей в виду, не думаю, что это беспокоило бы меня так сильно, как думаю, это беспокоит тебя. Вероятно, потому, что я уже имел сомнительное удовольствие встретиться с ним. Во многих отношениях я хотел бы снять это с твоих плеч, но...
Он пожал плечами, и Шарлиэн кивнула. Они обсуждали это достаточно часто, и логика, которая привела ее сюда, была, по крайней мере, наполовину ее собственной. Мир — и особенно империя Чарис — должен был понять, что она и Кэйлеб действительно были соправителями... и что его рука была не единственной, которая могла владеть мечом, когда это было необходимо. Она достаточно ясно продемонстрировала это своим собственным чисхолмцам, и, будучи очень молодым монархом, правящим в тени экс-королевы Исбелл, она поняла, что иногда меч необходим.
И когда это происходит, дрожь — худшее, — для всех — что ты можешь сделать, — угрюмо подумала она. — Я тоже усвоила этот урок на собственном горьком опыте.
— Ну, ты не можешь снять это с меня, — философски сказала она ему. — И здесь уже больше времени, чем там, где ты находишься, и твоя дочь преодолела свое раздражение из-за местной температуры и вот-вот начнет требовать свой ужин. Так что думаю, мне, наверное, пришло время пойти и позаботиться об этой незначительной детали. Всем спокойной ночи.
* * *
Шарлиэн Армак сидела очень тихо, когда к ней привели заключенного. Он был одет аккуратно, даже сдержанно, без того портновского великолепия, которое украшало его в лучшие дни, и выглядел, мягко говоря, крайне нервным.
Томис Симминс был мужчиной среднего роста и среднего телосложения, с редеющими темными волосами, выдающимся носом и глазами, которые напомнили Шарлиэн глаза мертвого кракена. За время заключения он отрастил бороду, и это ему совершенно не помогло. Пятна седины в его волосах и седые пряди в темной бороде делали его еще старше своих лет, но не придавали ему никакого блеска мудрости.
Конечно, это могло быть, по крайней мере, частично, из-за того, как много она знала о нем, — мрачно размышляла она.
Она сидела на троне, который когда-то принадлежал ему, с государственной короной на голове, одетая в белое и с фиолетовым поясом судьи, и его мутные глаза расширились при виде этого пояса.
Идиот, — холодно подумала она. — А что, по-вашему, должно было произойти?
На нем не было наручников — она и Кэйлеб были готовы пойти на такую большую уступку его высокому званию, — но у двух армейских сержантов, шедших позади него, были выражения людей, которые искренне желали, чтобы он дал им повод наложить на него руки.
По крайней мере, он не был настолько глуп и остановился у подножия возвышения в тронном зале. Мгновение он пристально смотрел на нее, затем упал на оба колена и распростерся перед ней ниц.
Она позволила ему лежать так долгие, бесконечные секунды, и в этот момент почувствовала какое-то жестокое удовольствие, которое удивило ее саму. Ей тоже было стыдно за это удовольствие, но она не могла отрицать его. И правда заключалась в том, что если кто-то и заслуживал мук неуверенности и страха, которые, должно быть, пульсировали в нем в этот момент, то этим кем-то был Томис Симминс.
Молчание затянулось, и она почувствовала напряжение дворян и священнослужителей, которых вызвали, чтобы засвидетельствовать то, что должно было произойти. Они выстроились вдоль стен тронного зала, чтобы наблюдать, а не разговаривать, и это была еще одна причина, по которой она позволила ему подождать. У него самого уже не было возможности извлечь уроки из того, что происходило сегодня здесь, но другие могли бы.
— Томис Симминс, — наконец сказала она, и он вскинул голову, когда она назвала его по имени, а не по титулу, который так долго принадлежал ему, — вас обвинили в государственной измене. Обвинения были рассмотрены судом присяжных, состоящим из гражданских и светских лордов империи и Церкви Чариса. Доказательства были тщательно проверены, и вам была предоставлена возможность дать показания в свою защиту, а также назвать и вызвать любых свидетелей по вашему выбору. Этот вердикт присяжных уже вынесен. Есть ли что-нибудь, что вы хотели бы сказать нам или Богу, прежде чем вы его услышите?
— Ваше величество, — его голос был более чем немного хриплым, далеким от шелковистого, елейного инструмента, которым он когда-то был, — не знаю, почему мои враги сообщили вам такую ложь! Клянусь вам своей собственной бессмертной душой, что я невиновен — невиновен! — во всех преступлениях, в которых меня обвиняют! Да, я переписывался с графом Крэгги-Хилл и другими в Корисанде, но никогда не вступал в заговор против вас или его величества! Это были люди, которых я знал и с которыми работал много лет, ваше величество. Люди, чья преданность вам и его величеству, как я знал, вызывала подозрения. Я стремился только раскрыть их планы, выведать любые заговоры, которые они могли бы вынашивать, чтобы привлечь к ним ваше внимание!
Он встал на колени, простирая обе руки в жесте мольбы и невинности.
— Вы знаете, какое давление было оказано на всех нас, чтобы мы отказались от наших клятв вам и короне, ваше величество. Вы знаете, что Храм и сторонники Храма настаивают на том, что эти клятвы не могут связать нас перед лицом того, что великий викарий объявил об отлучении от церкви вас и его величества и запретил службы по всей империи. И все же я клянусь вам, что я выполнил все положения своей клятвы, данной его величеству на борту корабля у этого самого города, когда я поклялся в верности вашей короне по собственной воле, без каких-либо угроз или принуждения! Что бы ни делали или не делали другие, я твердо стоял на службе империи!
Он замолчал, умоляюще глядя на нее, и она посмотрела в ответ без всякого выражения. Она позволила тишине затянуться еще раз, затем заговорила.
— Вы красноречиво говорите о своей преданности нам и императору Кэйлебу, — холодно сказала она затем, — но документы, написанные вашей собственной рукой и попавшие в наше распоряжение, говорят еще красноречивее. Показания графа Суэйла еще больше обвиняют вас, как и записанные серийные номера оружия, которое было доставлено сюда, в Зибедию, в ваше личное владение... и только потом оказалось на складе в Тилите. Оружие, которое было бы использовано для убийства солдат и морских пехотинцев на нашей службе, если бы заговорщики в Корисанде преуспели в своих целях. Ни один свидетель, которого вы вызвали, не смог опровергнуть эти доказательства, да и вы тоже. Мы не склонны верить вашей лжи в столь поздний срок.
— Ваше величество, пожалуйста!
Он покачал головой, начиная потеть. Шарлиэн была слегка удивлена, что потребовалось так много времени, чтобы появились эти капли пота, но потом она поняла, что Нарман был прав. Даже в этот момент Симминс не совсем верил, что не сможет еще раз быстро найти выход.
— Вам были предоставлены все возможности доказать свою преданность нам и императору Кэйлебу, — решительно сказала она. — Вместо этого вы решили продемонстрировать свою нелояльность. Мы не можем контролировать то, что проходит через умы и сердца наших подданных — ни один простой смертный монарх не может надеяться сделать это, и мы бы не сделали этого, даже если бы это было в наших силах. Но мы можем вознаградить за верную службу, и мы можем и должны — и будем — наказывать за предательство и измену. Вспомните слова вашей клятвы его величеству. Быть нашим "настоящим мужчиной, с сердцем, волей, телом и мечом". Это были слова клятвы, которую вы дали "без умственных или моральных оговорок". Вы их помните?
Он молча уставился на нее, его губы были бескровными.
— Нет? — Она посмотрела на него в ответ, а затем, наконец, улыбнулась. Это была тонкая улыбка, острее кинжала, и он вздрогнул перед ней. — Тогда, возможно, вы помните, в чем он поклялся вам взамен, своим именем и нашим собственным. — "Мы обеспечим защиту от всех врагов, верность за верность, справедливость за справедливость, расплата за расплату и наказание за нарушение клятвы. Пусть Бог судит нас и наших, как Он судит вас и ваших." — Вы решили не выполнять свою клятву, данную нам, но мы, несомненно, выполним нашу перед вами.
