Грубый голос, прозвучавший казалось над самым ухом, окончательно согнал остатки морока. Гая открыла глаза и невольно поморщилась от ударившего ей в лицо пивного перегара. Склонившаяся над ней чумазая обрамленная всклокоченной бородой физиономия оскалилась в кривозубой улыбке и исчезла, открывая взору на натянутый над головой тент, сияющий многочисленными прорехами, через которые пробивались блеклые лучи солнца. Магичка стянула со лба мокрую тряпку и обопершись на правую руку, медленно села. Судя по всему, она находилась в какой-то большой повозке, причем практически под завязку забитой различными тюками и ящиками, так что для ее лежака места хватило лишь с краю практически у самого выхода. Скрипнула невидимая подножка, и полог входа откинулся, пропуская внутрь гнома в короткой кожаной куртке. Он окинул девушку изучающим взглядом, коротко хмыкнул и, пригладив свою аккуратно заплетенную в косу бороду, крикнул:

— Горд, неси свое варево, да поскорей, а то задеревенеет ведь.

Последнее явно казалось ее персоны, отчего Гая удивленно вскинула брови и хотела поинтересоваться, что тот имел в виду, но не смогла вымолвить и слова — губы словно слиплись. Она поднесла руку к лицу и неожиданно ощутила под пальцами не мягкую кожу губ, а что-то твердое, изъеденное глубокими складками. Девушка почувствовал, что ее охватывает паника, резким движением она откинула укрывавшее ее потрепанное одеяло и с ужасом уставилась на то, что находилось под ним. Штанины брюк были срезаны примерно до колен, а ниже находилось нечто напоминающее замшелые куски дерева лишь отдаленно похожее своим видом на человеческие ноги. Она попыталась закричать, но смогла издать только тихий мычащий звук.

— Успокойся, девочка, успокойся и давай-ка ложись. — Гном почти силком заставил ее лечь, затем подхватил одеяло и, набросив его на то, что раньше было ногами, с сочувствием посмотрел на магичку. — Лежи спокойно, — мозолистая рука гнома мягко, но настойчиво прижала ее к тонкой подстилке. — Сейчас придет Горд со своей припаркой, и мы быстро все поправим. Слава Арану, мы сегодня решили пойти этой дорогой и заметили шипохвоста. Эта зверюга больно падка до свежей человечины, вот мы и решили глянуть, чего это он там копается. Так что повезло тебе, а то еще немного и быть тебе древненкой до конца жизни. О, а вот и наш лекарь....

Полог тента вновь вздрогнул, пропуская внутрь еще одного гнома в замусоленном кожаном переднике несущего в руках большой деревянный таз. Внутри повозки сразу пахнуло странной свежестью, проясняющей голову, изгоняющей страхи и сомнения.

— Что-то ты долго, — проворчал успокаивающий Гаю, теснясь в сторонку, чтобы пришедшему было, где разместить свою посудину.

— А то ты, Корин, сам не знаешь, — огрызнулся тот, опуская таз рядом с ногами девушки. — Сперва свари, потом процеди, потом нужно настоять, я и так битый час над ним с куском брезента бегал, махал, чтобы остыл скорее.

Он достал из-за спины связанный в кисть пучок какой-то бурой травы и вопросительно посмотрел на Корина.

— Ну что, держать ее будешь, или как? А то знаю я этих магов....

Гая непонимающе посмотрела на Корина, стараясь не выдавать вспыхнувшее внутри подозрение и одновременно концентрируя в кончиках пальцев плетение атакующего заклинания. Если уж ей суждено было погибнуть, то сделает она это красиво.

— Думаю это излишне, — сказал гном, пристально смотря на девушку и легонько качая головой, словно предупреждая ее, что не стоит делать глупости. — Она сильная должна выдержать.

Гая покорно стряхнула с руки почти готовое заклятие и умоляюще посмотрела на Корина. Тот понимающе кивнул и, вытерев указательным пальцем катящуюся по ее щеке слезу, повернулся к своему товарищу.

— Начинай.

Горд молча пожал плечами и, сунув свою импровизированную кисть в таз, принялся ее вращать, словно что-то наматывая. Гая, приподняв голову, внимательно наблюдала за всеми действиями гнома. Судя по его неспешным приготовлениям, сопровождаемым мурлыканьем под нос какой-то песенки, ему это было не впервой. Наконец тот закончил помешивание и, откинув одеяло, принялся мазать ноги девушки тягучей темно-зеленной массой, от запаха которой у магички сразу же закружилась голова. Покончив с ногами, он пару раз провел травяной кистью по лицу девушки и, окинув проделанную работу саркастическим взглядом, неожиданно оскалился.

— Ну а теперь держись, огненная, — бросил он, откидывая кисть в сторону и вытирая руки куском тряпки. — Посмотрим насколько ты у нас крепкая.

Гая удивленно вскинула брови и тут ее тело второй раз за день скрутила волна дикой боли, заставившаяся изогнуться в безмолвном крике.

Ступенчатая пирамида, на вершине которой установлено широкое кресло с высокой спинкой, в котором восседает закутанная до самых глаз фигура. Несмотря на это сидящая в кресле выглядит практически обнаженной, так как черты ее тела прекрасно просматриваются через все слои полупрозрачной бледно-зеленой материи. Правда окружающих это совершенно не смущает и все смотрят в ее сторону, только когда она объявляет очередной приговор. Причем пару раз это делалось таким утробным голосом, что аж мурашки по спине. Такое впечатление, будто ее устами разговаривало какое-то другое существо, да и вид в этот момент у нее соответствующий: глаза закатываются, лицо заостряется, а все тело сотрясает мелкая дрожь. С моего места это прекрасно видно. Как и капельки слез в уголках глаз — девушка явно страдала в такие моменты.

— Как тебе представление?

Я медленно скосил глаза и тяжело вздохнул.

— И тебе привет тоже.

— Не рад? — улыбаясь уголками губ, поинтересовался Наблюдатель.

— Просто прыгаю от счастья, разве не видно, — я пару раз приподнял свою пятую точку от скамейки. — Прыг, прыг.

— Острим, это хорошо, — он жестом фокусника извлек из воздуха знакомую трубку и, сунув ее в рот, растерянно огляделся. Его взгляд скользнул по залу и остановился на "голосе" зачитывающей очередной вердикт какому-то крестьянину, а в глазах вспыхнули искорки интереса. Он пару минут внимательно наблюдал за происходящим, затем как-то озадаченно хмыкнул и, пожевав мундштук трубки, с тяжелым вздохом убрал ее за пазуху.

— Мог бы просто сделать, чтобы тебя никто не видел, — подсказал я, по-своему поняв причину тяжелого вздоха моего нежданного визитера — табака в этом мире не знали.

— Потерплю, — отмахнулся Наблюдатель, поморщившись. — Нужно ж держать себя в руках, а то привычки этого тела порой начинают раздражать.

Я удивлено приподнял правую бровь, но вопросов задавать не стал. Наблюдатель скорей всего уйдет от прямого ответа, а смысла загромождать голову очередными его загадками и недомолвками я не видел. Несколько минут мы молчали, наблюдая за происходящим на арене действом.

— Интересно, они тут постоянно устраивают подобные представления с судилищем или только в определенные дни? — наконец спросил я.

— Раз в месяц, — помолчав, растерянно ответил Наблюдатель, словно мой вопрос заставил его отвлечься от каких-то раздумий. — Так что считай, тебе повезло. Обычно все судебные действа проходят здесь по типу ваших судов, только без обвинителей и адвокатов. "Голосу" приводят обвиняемого, говорят, в чем его провинность и он тут же выносит приговор — на все про все уходит максимум пять минут.

Я только озадаченно хмыкнул.

— Шустрое у них тут правосудие.

— Этого не отнимешь, — кивнул Наблюдатель. — Кстати, предвидя твой следующий вопрос, замечу, что процент судебных ошибок у них весьма незначительный, так как все "голоса" обладают способностью видеть истину.

— Это как? — удивился я.

— Ну как бы объяснить попроще..., — Наблюдатель рассеяно потер подбородок. — Скажем так: "голоса" видят ауру обвиняемого и структурные изменения в ее макрослоях, путем воздействия на нее излучением определенной частоты своих мозговых волн, генерируемой ими подсознательно при впадении в состояние псевдотранса.

Я пару мгновений смотрел на него несколько ошарашенным взглядом, затем коротко хохотнул.

— Да уж, спасибо, стало куда понятнее.

— Ну извини, — развел он руками. — Я ж не виноват, что ты такой...., — он обвел меня насмешливым взглядом, — туговатый на понимание.

— Сам дурак, — буркнул я в ответ.

— Хамишь? — лениво поинтересовался он.

— Стараюсь, — не стал отнекиваться я.

— Вот всегда так, — Наблюдатель наигранно тяжело вздохнул. — Хочешь как лучше, объясняешь им, разжевываешь, а тебя сразу обзывают. И где спрашивается справедливость в этом мире, а?

Он посмотрел на меня вопросительным взглядом.

— Там не пробовал спрашивать? — я ткнул пальцем вверх.

Мой собеседник автоматически посмотрел вверх, затем многозначительно хмыкнул и вновь уставился на "арену", где два эльфа уже полчаса активно спорили насчет права владения породистой лошадью. Зрители в зале откровенно начали скучать и даже сама "Голос" явно устала от их препирательства; на ее лице на миг мелькнуло такое выражение невыносимой скуки, что мне ее стало жалко.

— Слушь, а что это вообще дает?

— Ты о чем? — скосил на меня глаза Наблюдатель.

— Да об этом судилище...

— А..а..а, — он снова потер подбородок. — Да как сказать.... Ну, во-первых, видимость открытости правосудия. Во вторых, моральный эффект. Каждый житель может прийти с храм и увидеть воочию справедливость "Голоса", а так же неотвратимость наказания. — Наблюдатель кивнул в сторону небольшого помоста в дальнем углу арены и, заметив мой изумленный взгляд, криво усмехнулся. — Да, да, мой друг, ваша мысль верна, некоторые приговоры приводятся в исполнение сразу же. И поверь, подобная демонстрация действует. Серьезных преступлений в столице практически не совершается.

Я понимающе кивнул. Действительно, когда у тебя на глазах рубят головы (или что тут у них делаю), то действовать это должно весьма отрезвляюще. С другой стороны, если судить по истории нашего мира, преступников это как-то не особо останавливало. Хотя менталитет у всех рас разный и кто этих эльфов знает. Например, я так до конца и не смог понять Таиль и ее странную любовь ко мне больше похожую на привязанность к какой-нибудь зверушке. Да и дочь постепенно превратилась для меня в одну сплошную загадку. Дочка.... Я прикрыл глаза.

Эйнураль стоит напротив меня и смотрит на меня раздраженным взглядом. Ветер треплет ее золотые волосы, заставляя то и дело убирать от губ очередную непослушную прядь.

— Ты не понимаешь отец! Я должна принять этот венец — должна.

Я молчу и лишь любуюсь тонким станом дочери, ее точеным личиком, которое даже в гневе прекрасно. Говорить мне нечего, мое мнение она и так знает, как и я ее. Однако все уже решено и любые слова пусты. Эйн это прекрасно понимает, но, тем не менее, предпринимает попытки меня переубедить.

— Ник, ну скажи ему! Я ведь уезжаю...уезжаю ...отец!

Лежащий рядом со мной огромный белоснежный волк косит в мою сторону свои голубые глаза и, поведя ушами, тяжело вздыхает.

— Мужчины! Вы! Вы..., — Эйнураль резко разворачивается и, закрыв лицо ладошками, убегает в дом.

Волк поворачивает голову.

— Отец, может все же следовало ее поддержать?

— Может быть, — не спорю я; на сердце тяжело и слезы рвутся на волю. — Может быть. Но так ли нужна ей моя поддержка, Ник. Мне недолго осталось, а она проживет еще сотни лет. Пусть уж лучше она запомнит отца старой, сварливой развалиной и не сильно горюет о его кончине. Решение принято и не мне его менять.

— Но ты бы мог.

— Наверное, — не спорю я. — Но это действительно ее судьба. Я чувствую...нет, я знаю. Я знаю, что должен ее отпустить, так предначертано.

— Отец...— Молчи, Ник, — я тереблю его по загривку, ощущая, как одна из слезинок все же нашла себе дорогу и медленно скользит по щеке. — Молчи...

-Дружище, кончай спать, а то все пропустишь, — рука Наблюдателя хлопнула меня по плечу, тем самым выводя из омута воспоминаний. — Сейчас начнется самая главная часть представления. Кстати, бесплатный совет, включи свое инозрение, гарантирую много интересного.

Я удивленно повернулся к своему собеседнику и неожиданно обнаружил, что вновь остался в гордом одиночестве. Впрочем, оно и к лучшему, не люблю я эти странные визиты, после них обязательно какая-нибудь гадость происходит. Однако к совету стоит прислушаться, Наблюдатель слов на ветер бросать не будет.

— Виновен. — Приговор словно глыба камня и обрушивается на обвиняемого, заставляя его глаза расшириться от ужаса, а ноги подогнуться. Он падает на колени и, умоляя о пощаде, протягивает руки к сидящей на троне, но в глазах Голоса нет и намека на сочувствие.

— Виновен, — повторяет она и закрывает лицо ладонью, а один из сидящих у пирамиды волков поднимается на лапы и неторопливо направляется к осуждённому. Зверь огромен и черн. Причем это не обычная чернота шерсти, его шкура буквально лоснится ею словно крыло ворона в солнечный день. Он подходит к бедняге смотрит и одним резким движением откусывает ему голову. Нечего сказать — приятное зрелище: конвульсирующий труп без башки, лужа крови и огромный волчара смачно и с противным хрустом перемалывающий в зубах кости черепа. Меня аж всего передернуло, хотя особо впечатлительным я себя не назвал бы, за две свои жизни повидал всякого и, тем не менее.... мерзко. Однако окружающему народу нравится, многие даже аплодируют. Интересно, тут всех так казнят или только обычных людей, таких как вот этот бедный ремесленник, лишенный головы только за то, что ударил своего эльфийского нанимателя по лицу? С другой стороны помост для чего-то же сооружен, так что можно предположить, что наказание тут практикуется разное, кому-то головы откусывают, а кому-то рубят. М-дя, напоминает одну старую рекламу, где на одну струилось, а на другую лилось, но финал был один. Ладно, мне-то, в конце концов, какое дело я сюда не в методах местного правосудия пришел разбираться. Хотя вот эти странные волки, появившиеся на арене вместе с последним осуждённым и разлегшиеся на ведущих к трону ступенях, весьма интересные зверюги. Раньше я подобных в этом мире не встречал, а уж кого я тут только в свое время не видел, начиная от демонов и орков до огневиков, являющихся, по сути, разумной плазмой упакованной в некую оболочку напоминающую очертаниями человеческое тело. И все это многообразие оказалось здесь благодаря одному недалёкому предку Дарнира возомнившему себя всемогущим и надергавшему различных тварей из их миров, дабы собрать себе самое могучее войско. В результате этих неразумных экспериментов его сожрала одна из им же призванных тварей, а все остальные застряли тут навсегда стараясь выжить и приспособится. Надо сказать, что у некоторых это неплохо удавалось, тем более что не все из призванных были неразумными животными, многие как раз наоборот. Польстившись на обещанную императором Арании награду, эти существа пошли в его войско, а в результате оказались запертыми в чужом для себя мире без надежды на возвращение. Одним из таких как раз был отец Ри. В родном для него мире их народ называли Эркиртогары или "Духи леса", а в нашем скорей всего окрестили бы обычными оборотнями, хотя отличия все же имеются. От укуса эркиртогара не начинаешь в полнолуние обрастать шерстью и бегать по лесам, да и на людей не кидаешься. Но знаете что интересно: за всю свою жизнь с Ри я так и не понял, как это у нее получается, превращаться из прекрасной женщины в огромную волчицу достигавшую почти двух с половиной метров в холке. И вообще, откуда это все берется, ну в смысле зубы, шерсть и прочие зверские атрибуты. Несколько раз я пытался наблюдать ее превращение с помощью своего инозрения, но только больше запутался. Процесс выглядел, мягко говоря, довольно странно. Из тела моей жены словно истекала какая-то субстанция невидимая обычным взором, которая и формировала волчий облик. Причем человеческое тело в это время словно размазывалось по нему точно подтаявшее масло по куску хлеба — мерзкое зрелище. Так о чем это я? Ах, да....