Ученица Палача. Мастер(+бонусы)

— Ночка, а давай ты не будешь ерзать, — ущипнул её за ягодицу Маркус. — У нас разговор серьёзный. Не отвлекайся, — руки его при этом поглаживали и мяли седалищные мышцы, так кстати оказавшиеся под ладонями.

— Итак. Я еду, спасаю герцога, ты завершаешь свои дела здесь, возвращаюсь и едем... Куда поедем? У меня остались хорошие связи в Барбьере. Может, туда?

— В Барбьере? Откуда? У меня они там тоже есть... мне их Перрэ передал.

— Я не один месяц провёл там, пытаясь наладить шпионскую сеть, разыскивая этого урода, — ладонь Маркуса забралась под рубашку и провела по самым выпуклым рубцам. — Перрэ запретил мне убивать его, только найти и передать информацию. Он сказал, что для тебя важно самой прикончить урода, что таким образом ты избавишься от прошлого, связанного с ним.

— Вы же были в ссоре с бароном?

— Были, но по другому поводу, — помрачнел Маркус. — Я разозлился, что он уговорил тебя пойти в Дом Желаний... После того, как ты рассказала мне о... Рауле, я пошёл к Перрэ, собираясь его прикончить... только мысль о том, что ты не простишь мне его смерть, остановила меня.

— Так вот кто так отделал барона... — Манон чуть отстранилась, заглядывая в чуть сердитые глаза Маркуса. — Да вы ревнивец и убивец наставников.

Она взъерошила его волосы.

— А скажи мне, не ты ли убрал "двадцать второго", купчину?

— Я, — потупился Маркус, — ты же тогда обещала не убивать больше. А я знал, что тебе важно закончить ТО дело.

— А банда Курхера?

Маркус кивнул.

— А убийца жены и... — начала Манон.

— Манон, все, кого не наказал закон и не успела прикончить ты, прикончил я.

Манон смотрела на него.

— Маркус, знаешь, мне иногда кажется, что мы с тобой чудовища ни чём не лучше тех, кого убиваем. Мы такие же убийцы, Маркус.

— Мы — Палачи, Манон! Последняя справедливость, когда закон бессилен или куплен. Поэтому Филирр ещё жив, мы ждем неопровержимых доказательств, пока у нас лишь домыслы, предположения и косвенные улики. Мы наказываем виновных, вина которых неопровержима и доказана. Между прочим, герцог тоже жив только потому, что мы не просто убийцы. Мы волки, Манон, санитары общества. И знаешь, за что я благодарен Перрэ? За то, что он дал нам право выбора хотя бы в том, идти на службу к герцогу или остаться непредвзятыми наблюдателями, не занимая ничьей стороны.

Они замолчали, каждый думал о своём.

— Ночка, смотри, рассвет, — Маркус кивнул за спину Манон, она обернулась. Небо на востоке посветлело, и в нише между зубцами был виден горизонт с узкой розовой полосой. Ночь кончилась.

Леон прискакал поутру, со взмыленной лошади его сняли гвардейцы. Он привёз письмо от Илиана. Манон и Маркус ещё не ложились. Маркус видел, как заходили желваки на её скулах, она побледнела, ноздри гневно раздувались. Глаза её горели холодной яростью, когда она, наконец, дочитала и взглянула на Маркуса, молча передала ему письмо и ушла на тренировочную площадку.

Маркус пробежался по строчкам. Илиан сообщал, что Тигран решил провести охоту в баронском поместье своей жены. Приедет человек пятнадцать свиты с герцогом, Илианом, сестрой и зятем включительно. Плюс десять человек охраны. Сообщил так же, что Филирр подозрительно обрадовался этой поездке.

— Смертник, — усмехнулся Маркус, дочитав письмо. Отдав распоряжение отвести не держащегося на ногах от усталости Леона в гарнизон, пошёл искать Манон.

Метательные ножи ложились в деревянную мишень ровно и глубоко.

— Шалопут непонятливый, я тебе устрою сюрприз, смертник недоделанный. Дурак дуболомный. Я тебя привечу, в жизнь не забудешь моего гостеприимства, идиот непоротый. Захухря белобрысая...

Маркус стоял, прислонившись плечом к дереву, любовался меткостью разъярённой женщины и заслушивался ругательствами, радуясь, что не он причина этой бури. Он даже уважал Тиграна за упорство. Но не с той женщиной он его проявлял. С любой сработало бы, но не с этой. Он и раньше замечал за ней такое: разочаровавшись, она просто отрезала чувства и выдворяла человека из своей жизни.

Ножи закончились. Манон подошла к мишени и стала выдёргивать своё "успокоительное", замерла, обернулась через плечо и одарила Маркуса наиковарнейшей из своих ухмылочек. Вот совсем он не любил, когда она так улыбалась. Она стала быстро вытаскивать ножи из древесины и что-то начала напевать себе под нос. Маркус подошёл ближе и услышал:

Сада-маза, сада-маза... Сада-маза, сада-маза...

Оторви мне чего-нибудь, укуси меня за...

Вот Вам тиски, вот набор плетей.

Сломать Вам пальчик? Какой конкретно?

Нет-нет, мне не трудно, все для гостей...

Ай-ссссс... Сломали все десять? Бедный.

А дайте-ка я Вас лицом о стол...

Потом попудрим — и незаметно...

Что Вы стоите, как будто столб?

Ах да, я прибил Вас к паркету. Бедный.

Я полюбил Вас за Ваш азарт.

Теперь Вам нечем смотреть в глаза мне!

Сада-маза, сада-маза... Сада-маза, сада-маза...

(гр. Несчастный Случай)

Маркус хмыкнул и пожалел незваных гостей. Манон была зла. Демонически зла. Вытащив последний нож, она повернулась к Маркусу, сунула ему "успокоительное" и напевая "сада-маза, сада-маза", побежала к дому.

Маркус поспешил за ней. Любопытство — оно такое.

Вбежав в холл, Манон заорала:

— ЖЮЛИ-ИИИИИИИ!!!!!!!!!!!! ЖЮЛИ-ИИИИИИИИИ!!!

Рыжая появилась, словно караулила за дверью, запыхавшаяся.

— МАНОН?!! Что случилось?!!

— Мне нужны дети! Немедленно!

— Э-эм-м... Знаешь, милая, это вообще-то не ко мне. Обратись.., да вон, хоть к Маркусу... Но и то немедленно... как-то проблематично, девять месяцев, роды...

— Жюли!! Мне нужны, наши дети, где они? У меня есть для них очень-очень интересная игра.

— Манон?

— К нам едут гости, очень-очень нежданные и незваные гости. Нужно организовать встречу на высшем уровне, чтоб отбить всякую охоту являться в этот дом.

— Манон?

— Тигран едет с родственниками и свитой.

Жюли уже знала историю разлада между Манон и Тиграном. Она подхватила юбки и убежала.

— Манон, я заинтригован, расскажешь, что ты задумала?

— Покажу, — и снова пакостная улыбочка, от которой хочется передёрнуть плечами. — Ещё вопрос, что такое "захухря"? — полюбопытствовал Маркус.

— Что-то вроде неряхи и растрёпы, выражение одной знакомой, — кстати, о знакомой. Марина? Марина! Тишина. Манон вдруг поняла, что уже несколько дней не слышала внутренний голос своей памяти. Воспоминания были, но голоса не было. Странно. Позже разберёмся.

— Ну, Тигран к неряхам и растрёпам точно не относится, — с сомнением покачал головой Маркус.

— Он им станет, когда я до него доберусь, — мстительно проговорила Манон, направляясь в гостевой этаж.

Жюли и табор галдящей ребятни догнали Манон и Маркуса, по-прежнему несущему её метательные ножи, когда Манон распахнула двери первой комнаты. Огляделась. Чисто. Просто и со вкусом.

Манон развернулась к детям, смерила придирчивым оценивающим взглядом. Они притихли. Знали — госпожа баронесса справедливая, но строгая, у неё не забалуешь.

— Мне сказали, что некоторые из вас похулиганить любят? — спросила она строго. Головы некоторых покаянно опустились, в том числе рыженькая девчачья. — Ваше наказание....

Головы совсем поникли.

— Будете заниматься с преподавателями. В такой прекрасный солнечный денёк.

— Всем остальным, кто вёл себя хорошо... я разрешу пошалить от души.

Дети оживились. Здесь были не только воспитанники пансиона, но и дети людей, живущих в замке. Различий между ними не делали.

— К нам едут гости. Нежеланные гости. Очень-очень нежеланные. Без предупреждения о приезде. Давайте окажем им незабываемый приём. Здесь двенадцать комнат. Все они чистые. Разрешаю попрыгать на кроватях, притащить пыль и песок. Условие — ничего не ломать и не рвать. Лёгкий бардачок. Убираться потом будут наши хулиганы, — в строю послышались возмущённые возгласы. — Шоколадом и вареньем не пачкать, если только платья и камзолы наших "дорогих гостей", особенно высокого дяденьки с белыми волосами, к которому будут обращаться Ваше Сиятельство или герцог. Разрешаю лезть к ним с распростёртыми объятьями и перепачканными руками. Когда мы придём к вам в гости, разрешаю покричать и побаловаться, побегать, попрыгать и вообще веселиться в своё удовольствие, пока наши гости здесь. НО. Без членовредительства. После их отъезда вы становитесь хорошими и послушными, в меру. На этом с вами всё. Жюли, проследи.

Жюли слегка ошарашенная кивнула

— Они же превратят замок в руины, — проговорила она.

Манон внимательно посмотрела на детей.

— Если они превратят его в руины, им негде будет жить, — дети задумались,— и вдобавок, все получат ЛИЧНО от меня ата-та по задницам. И мои дорогие, это серьёзная операция, шалите с умом. Вы — мой маленький гарнизон по защите замка.

Прониклись серьёзностью момента. Уходили, обсуждая, где лучше взять грязь и песок. И очерёдность попрыгушек на кроватях. Хулиганы подсказывали, как знающие в этом толк специалисты.

Маркус подошёл сзади, потёрся носом о её шею и сказал:

— Стра-ашная женщина.

— Не надо было будить во мне зверя, — развернулась к нему, поцеловала быстрым поцелуем в губы. — Теперь в казармы и на кухню.

Попросила капитана построить всех гвардейцев, не занятых по службе во дворе. Сейчас прохаживалась мимо и внимательно рассматривала. Они следили за ней неотрывно.

— Господа гвардейцы, к нам едет... герцог, ему здесь не особо рады. Но делать нечего. Он наш сюзерен. Солдат охраны разместят в ваших казармах. Капитан, займитесь этим. К солдатам отнестись нормально, они люди подневольные, под присягой ходят. Что касательно свиты. Следите внимательно, предполагается заговор против герцога. Нельзя допустить, чтоб с ним или его братом приключилась неприятность типа смерти. Женщинам строить глазки, подмигивать, отпускать сальные шуточки — разрешаю. Руки не распускать. За женщинами тоже следить. Дальнейшие инструкции получите от капитана. Соледат, возьмите ножи у Солера, он с ними уже час таскается.

— А может, они мне дороги, как память? — заметил Маркус, передавая ножи капитану.

— И о чём же?

— О замухре.

— О захухре, — поправила Манон.

— Во, о захухре, не терпится посмотреть, как оно выглядит в реальности.

— Скоро приедет... Теперь на кухню, — скомандовала, подавив зевок.

На кухне был дан инструктаж такого плана: гостей кормить без изысков, по-простому. Вино нещадно разбавлять водой. На десерт — чёрствые булочки. Никаких фруктов. А что вы хотели... приехав в гости без приглашения к безумной баронессе. Рацион у гарнизона и детей остаётся неизменным. Так же прислуга была предупреждена, что у них по приезду гостей даются три дня выходных. Остаются только те, кто обслуживает гарнизон, детей и кухню. Им будут предоставлены выходные, как только уедут гости.

Выйдя с кухни, Манон широко зевнула, несколько раз прикрыв рот ладонью.

Маркус без слов подхватил её на руки и отнёс на этаж, предназначенный для хозяев замка. Манон осталась в своей комнате, не стала переезжать в апартаменты барона. Маркус жил в комнате в конце коридора, она была следующей за Манон.

Усадил на постель, помог раздеться, уложил под одеяло. Поцеловал почти заснувшую Манон и ушёл к себе.

Лёгкие касания от шеи и до самых пяточек ощущалиcь, как в тумане. Чуть шершавые ладони ласкали бёдра, упругие ягодицы, всё ниже, ниже, пока не коснулись самых чувственных точек.

Шёпот пробудил окончательно.

— Ночка, ты такая соня, — губы Маркуса присоединились к исследовательской деятельности. Манон хотела перевернуться на спину, но его рука легла между лопаток, прижимая к постели. — Т-щ-щ-щ, полежи так.

Губы его нежно целовали рубцы на спине, оставленные плетьми Клода. Пальцы его ласкали её там: вверх, вниз, полукруг, надавили, замерли у самого входа, вновь заскользили вверх, желая ещё спящему телу доброго утра. Ласки пробуждали, заставляя тело отвечать, прогибаться и ёрзать.

— Маркус, а я долго спала? — спросила Манон, расслаблено нежась в утренних ласках.

— Почти сутки.

— Сколько?! — она попыталась встать, но властная рука вновь прижала её к кровати, а пальцы вошли внутрь, заставляя забыть, застонать и приподнять ягодицы, давая разрешение на вторжение. Руки и губы Маркуса неистово ласкали, стирая память о том, как возникли её шрамы, замещая новыми ассоциациями и воспоминаниями. Этого мужчину не смущали и не отталкивали её шрамы. Он любил её с ними.

Она отогревалась, оттаивала в его пламени, не бешеным лесным пожаром, пожирающим всё, оставляющем пепелище — так любил Тигран, а уютным, горящим для неё, согревая и разжигая ответное пламя. То пламя, которое горит в каждом доме, обогревая, позволяя сготовить на себе пищу, сидеть тихим вечером, любуясь танцующими языками. Заниматься любовью на освещённом его пламенем пятачке Вселенной, когда вокруг тьма...

Тело её послушно прогнулось под его руками, покоряясь ему, раскрываясь навстречу. Рука его по-прежнему лежала на её спине, уже не контролируя, а лаская. Задранные вверх ягодицы, вторящие его движениям внутри её. Вытянутые руки женщины вцепились в кованое изголовье кровати. Твёрдые соски тёрлись о льняную простыню. Правая рука мужчины накрыла лобок, средний и безымянный пальцы легли на "маленькую горку", зажимая между собой, поглаживая, стискивая и надавливая. Тёмное, тяжёлое, медленно накатывающее наслаждение сотрясло тело под ним. Тогда и он, вжимаясь до предела в горячее тело, отпустил себя, отдаваясь уносящей прочь стремнине...

Когда внешний мир вновь стал существовать для них, Маркус прижал её к себе, она свернулась змейкой у него на груди, упиваясь минутами единения.

— Зря я всё это затеяла, — произнесла Манон, вырисовывая пальчиком замысловатый орнамент на его груди.

— Что именно? — поглаживая обнажённое плечо, спросил Маркус.

— Фееричную встречу гостей. По-детски как-то.

— Покрошить в капусту на подъезде к замку — это было бы лучше, — ухмыльнулся Маркус, и заработал тычок в бок. — Если честно, мне их уже жалко, в капусту — гуманнее, мучились бы меньше.

Манон ещё раз ткнула кулаком ему в рёбра и рассмеялась.

— Ладно, ничего отменять не буду. Свите — пакость, детям — радость. Только как бы в этой суматохе не прошляпить покушение... Хотя... есть у меня одна задумка.

Маркус вопросительно скосил на неё взгляд.

— Привлечём хулиганов.

Удивление Маркуса достигло предела и выгнуло вопросительно бровь.

— Взрослые редко обращают внимание на детей, тем более в такой кутерьме. Ещё одни играющие в шпионов легко впишутся в общую картинку хаоса. А дети видят и слышат много такого, чего не замечают взрослые. Тем более, они жаждут реабилитироваться.

— Ковар-р-рнейшая, — проурчал Маркус, перевернув Манон на спину и нависая.

Стук в дверь отменил начинающийся второй раунд утреннего пробуждения.

Дозорный со стены доложил, что на дороге появилась кавалькада герцога. Капитан приказал закрыть ворота и отправился будить Манон.