Оружейник Хаоса

Под сердитым взглядом Гарри двери Большого зала открылись так поспешно, как будто Хагрид отвесил им пинка со всего размаха. И мы не менее торжественно прошествовали между столами. При этом Луна, выполнив очередное невероятное па, взмахнула рукой, и сноп огненных брызг ударил в точности над головой успевшего рухнуть под стол Захарии Смита.

— Кучно пошла... — в некотором оцепенении произнес Макмиллан, сидевший слева от жертвы.

— В аккурат между нами... — отозвался Финч-Флетчли, располагавшийся справа от Смита.

— ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ?!! — высунулся из-под стола Смит, демонстрируя, впрочем, готовность при первом же движении Луны нырнуть обратно.

— Ты же сам говорил, — светло и ласково улыбнулась Луна, — что судьбы наши уже известны и их не изменить. Вот не написано тебе на роду погибнуть сегодня — ты и уклонился. А было бы написано — не успел бы.

— Его судьба, — ткнул Захария в Гарри, — не наши!

— Общий у смертных Арей, — все также флегматично отозвалась Луна.

— Так пророчество не про нас, а про него! — снова ткнул пальцем Смит.

— Пророчество? — улыбка все еще не покидала губ Луны, хотя из ее глаз она уже исчезла, и смотрела наша блондинка на Смита теперь уже холодно и недобро... Впрочем, тот, похоже, этого особо не замечал. — А хочешь — тебе напророчу? Будешь и ты — Избранным?

— НЕТ!!! — закричал Захария.

— Поздно, прокомпостировали, — улыбка Луны уже откровенно превратилась в кривую ухмылку, а сама девочка провалилась в пророческий транс Гончей Смерти. — Исчислен. Взвешен. Разделен!

После этого Луна крутнулась на одном месте, потом — еще раз, едва не закидывая ножку себе за голову, и мы пошли дальше. И только директор Дамблдор со своего трона за учительским столом с грустной улыбкой смотрел на мальчишку, чей срок и удел был уже выверен. Уж директор-то мог опознать истинное пророчество, которое обязательно исполнится!

Луна продолжала крутиться в танце, расстилая перед нами огненный ковер, по которому шагал Гарри со мной на руках. По рядам учеников, собравшихся к обеду, бежали шепотки, главным образом, сводившиеся к банальному "Во дают!" Впрочем, были и гораздо менее приязненные. И слова "шлюхи" и "твари", тоже можно было расслышать в этом шелесте. Впрочем, Гарри шагал вперед, не обращая внимания на злопыхателей. Да и мне, признаться, подобное шипение скорее льстило.

Конечно, для той Гермионы Грейнджер, что была раньше, подобное "внимание" было бы весьма болезненно. Вспомнить только "она заучка и у нее нет друзей", выбившее меня из строя на целый день, что и привело к встрече с троллем... Но с тех пор прошли как бы не эпохи. Тренировки "во сне" иногда тянулись нереально долго. В тех декорациях, которые создавала для нас леди Аметист, Солнце всегда стояло на одной и той же высоте, так что точно определить прошедшее время было затруднительно. Но вот по субъективному ощущению времени... Иногда нас как бы не годами прогоняли через далеко не однозначные моральные ситуации и заставляли принимать решение в условиях, когда хорошего решения просто не было. И это вместе с тренировками тела и магии. В общем, чтобы задеть меня таких чахленьких оскорбленьиц было совершенно недостаточно.

Мы вышли в пространство между столами учеников и столом преподавателей. Гарри остановился, и, не отпуская меня с рук, четко совершил поворот "кругом". Луна прошлась вокруг нас, и опустилась у его ног.

— Гарри, мальчик мой, — поднялся Дамблдор, — что ты...

— Я хотел бы обратиться ко всем обитателям Хогвартса, живым, неживущим и мертвым, — Гарри не повышал голоса, но слышно его было во всем зале. — Надеюсь, тем, кто сейчас не присутствует в Большом зале — передадут. Так вот. Я поддерживаю определенные... отношения, — пауза была допущена умышленно, чтобы натолкнуть пустые головы на неверное толкование, — с этими двумя девушками. И тот, кто посмеет вмешаться в эти отношения, или же причинить им вред — станет врагом Дома Блэк. Древнейшего и благороднейшего. Я сказал.

Зал молчал. Все смотрели даже не на нас, а на Дамблдора. И он заговорил.

— Гарри, почему ты говоришь о Доме Блэк, а не о роде Поттер?

— По завещанию крестного я принял Дом Блэк и был им принят, — я вздрогнула, вспомнив ритуал, проведенный нами на алтаре-Источнике Дома. Хотя, вопреки ехидничавшей Луне, лишаться девственности на этом холодном камне нам и не пришлось, но все равно было тяжело, и временами больно. Но в итоге, мертвые Дома Блэк и его Сила приняли нас троих как Главу Дома и его невест, как продолжателей и наследников его Дела. — Так что теперь, будучи Главой Дома, я могу говорить от его имени. У рода же Поттер нет собственного Источника, так что Главой рода я стану только после семнадцатилетия. Тогда я и совершу объявление от имени рода.

— Гарри — Гарри, — покачал головой Дамблдор. — Магия этого Дома — темная и недобрая. Ты подвергаешь опасности собственную душу.

— Выбирай, что ты решил, — зазвенели в Большом зале чеканные строки,

— Жить без сердца, иль души?

— Выбирай же, поспеши

— То, что должно.

Произнося это, Гарри отвернулся от Дамблдора и вновь смотрел на зал. И взгляд этот был холоден и недобр.

— К тому же, — холодно улыбнулся он, пусть Дамблдор и не мог этого видеть, — среди секретов, что веками копил Черный Дом, вполне может найтись и "сила, неведомая темному лорду".

При этих словах я, заглядывая через плечо Гарри на Дамблдора, заметила, что директор вздрогнул. Он посмотрел на Снейпа, но зельевар лишь пожал плечами. Показывая, что не понимает, как пророчество стало известно Гарри. И директор передернулся еще раз. Кажется, он решил, что крестраж активировался, и вот-вот завладеет Гарри. В принципе, по нашим расчетам выходило, что подобный исход устраивает директора, так что вмешиваться он не будет. Ведь, судя по рассказам Гарри и анализу Аметист, все годы, как уже прожитые Гарри, так и отрезанные обломками шпиля Астрономической башни, Дамблдор только и делал, что подстраивал встречи Гарри с Волдемортом, но при этом ничего не делал, чтобы склонить победу в сторону Гарри. Так что в строке "и один из них умрет от руки другого", Дамблдора, похоже, устраивал любой вариант... если не сказать, что гибель Гарри воспринималась как некий "основной вариант", а то, что Том все никак не мог справиться с Гарри — как некие "отклонения", неприятные, но просчитанные. Так что на "военном совете в варпе" было принято решение, что этюд с активировавшимся крестражем будет, пожалуй, наиболее безопасен. Главное только не дать Дамблдору решить, что "уже все", и Гарри больше нет, а остался только Темный лорд. Вот тогда он может выйти на поле сам, и... Удар Звездного, по словам Луны, все еще виднелся в нашем будущем, хотя и перестал уже быть наиболее вероятным исходом.

— Но почему ты держишь на руках грязнокровку, а чистокровная — сидит у твоих ног? — упустила хороший случай промолчать Панси Паркинсон.

Вот теперь дернулся Гарри. И мне пришлось погладить его по щеке, удерживая от падения в боевой транс. В конце концов, для меня это слово давно не задевало, а значит, и оскорблением не являлось. Ответила же этой... альтернативно умной девице с неизлечимой тягой к суициду, Луна.

— Потому что, — встряхнула она белокурой прической, — когда мы закончим со всеми необходимыми ритуалами, описанными в Кодексе Дома, она, — Луна коснулась моей ноги, — будет старшей женой, а я — младшей.

— Почему?! — взвыла Панси волком-оборотнем в полнолуние.

— Потому что мы так решили, и Источник Дома с нами согласился, — ответила я. — А больше это никого не касается. Гарри, я голодна!

И мы двинулись к столу Гриффиндора. Обедать.

Глава 43. Педсовет. (Северус)

Разумеется, выступление Поттера и компании не могло остаться без последствий. Так что мы все дружно посмотрели на директора, в ожидании, что наказание он назначит сам. В конце концов, именно директор является старшим начальником в этой школе.

— Пять баллов с Гриффиндора за колдовство вне классной комнаты, — вздохнув, прореагировал Дамблдор.

Признаться, я не поверил своим ушам. Хотя временами директор и совершал странные поступки, вроде подкидывания Гриффиндору немерянной кучи баллов в конце первого курса, практически без объяснений, что вызвало резкий всплеск неприязни к ало-золотым со стороны остальных трех Домов, но "в среднем" Дамблдор убеждал нас, что к его бывшему Дому следует относиться построже, поскольку "их храбрость часто выливается в безбашенные выходки". Они еще частенько спорили с Минервой по этому поводу, но Макгонагалл, хотя и посопротивлявшись для вида, всегда в итоге соглашалось с единственно правильным директорским мнением.

А тут... За такое феерическое выступление — и всего лишь пять баллов? Хотя... именно во столько в свое время оценили жизнь заучки Грейнджер... Так что ничего удивительного, что и угрозу жизни Захарии Смита оценили ровно во столько же.

Помона Спраут, чьего ученика только что чуть было не окатили огнем, попыталась возмутиться. Но Дамблдор покачал головой и сказал:

— Я все объясню на собрании после обеда. Присутствие деканов — обязательно.

Последнего он мог бы и не говорить. Всем нам были крайне интересны причины директорского благодушия в ответ на столь неприкрытое хамство.

Я посмотрел в сторону стола Гриффиндора, где Грейнджер, сидя на коленях у Поттера, кормила его с руки отварной бараниной, а Лавгуд, устроившись рядом, положила голову ему на плечо. Лицо мое исказилось приступом сильнейшей зависти. Если бы я был достаточно смел, чтобы в таком вот возрасте просто утащить Эванс на руках к своему столу и объявить всем, что "я поддерживаю с ней отношения и убью любого, кто попытается вмешаться". Если бы... но тогда Шляпа отправила бы меня на Гриффиндор, и ничего этого не понадобилось бы...

— Северус, — привлек мое внимание Дамблдор, — не стоит так злиться на мальчика. Он ведь так похож на своего отца!

Ха! Этот маразматик до сих пор верит, что подобные подначки могут раскачать эмоциональное состояние окклюмента? Но если я перестану демонстрировать, что ведусь на них — директор может и придумать что-нибудь более действенное. Так что...

— Да, очень похож, — злобно высказываюсь я, не скрывая своего отвращения. А то, что оно направлено, главным образом на самого себя — об этом и знать никому не нужно. — ...такой же наглый, высокомерный, и...

Признаться, что еще сказать, я не знал... Но мне и не понадобилось. Меня перебили сразу Дамблдор и Макгонагалл, и в два голоса начали объяснять, в чем именно я не прав. Мне же только и оставалось, что удерживать на лице подобающую гримасу.

На самом деле, сейчас я если и ненавижу Джеймса, то разве что за то, что этот олень не уберег Лили. Он забрал у меня самое дорогое, что у меня вообще было — и бросил в грязь... Ведь, когда я примчался в разгромленный дом в Годриковой лощине, то обнаружил, что палочка Джеймса валалась в соседней комнате. То есть, он, прячась от Темного лорда, даже не держал палочку постоянно при себе. Я уж вовсе молчу о том, что он отдал мантию-невидимку, Дар Смерти, Дамблдору, не подготовил ни одного порт-ключа... Да, в конце концов, просто не увез жену и ребенка куда-нибудь к черту на рога. Олень. Как есть олень. Мозгов — вообще нет, только рога — чтобы бодаться. Мозгами в их компании был Ремус Люпин... и как раз его-то они и оттолкнули при известии о возникшей угрозе.

Я сознательно распалял в себе эмоции, выдергивая на поверхность самые скверные воспоминания. Все-таки, Дамблдор — легилемент не из последних, хотя обратная сторона этого искусства — окклюменция, ему никогда не давалась*, что он всегда старательно скрывал.

/*Прим. автора: конечно, от одиннадцатилетнего Риддла Великий человек Дамблдор сумел защититься. А вот на пятом курсе Гарри он весь год мальчишку избегал, по его собственным словам, в страхе перед тем, что Темный лорд через Гарри сумеет добраться и до сознания Великого Белого*/

Закончив с обедом, мы прошли в кабинет директора. Горгулья на входе аж отскочила перед "безмятежно спокойным" Дамблдором, такой спектр эмоций он излучал в пространство, несмотря на великолепное владение лицом.

— Помона, Северус, Филиус, Минерва, — устроившись в кресле, Дамблдор обвел нас взглядом. — Я не хотел этого говорить, поскольку мои догадки были лишь догадками, смутными и неясными. Но сегодня... Боюсь, что скрывать дальше эту тайну нет никакой возможности.

— Продолжайте, директор, — холодно произнесла Спраут. Все-таки, за своих учеников она, в отличие от Флитвика и Макгонагалл, переживает и очень сильно.

— Боюсь, что завещав крестнику Дом Блэк, — продолжил директор, — Сириус оказал Гарри очень дурную услугу. Видимо, после контакта с Тьмой этого Дома в сознании Гарри пробудился крестраж Волдеморта. И сейчас они ведут борьбу, которая, боюсь, может закончится тем, что Волдеморт захватит тело Гарри и возродится в нем.

— Что же нам делать, директор? — охнула Макгонагалл.

— Боюсь, мы можем только наблюдать за Гарри... и готовится всеми силами противостоять Волдеморту, если он все-таки одержит верх, — жестко ответил директор. — И предупредите учеников, чтобы не пытались влезть между Гарри, Гермионой и Луной. Это может плохо кончится. Все-таки, сейчас в основном те чувства, которые дарят Гарри эти две девочки, удерживают его от падения во Тьму. Минерва, особенно — предупреди Уизли. Их очередная выходка, вроде прошлой, может закончиться очень плохо. И прежде всего — для них самих.

— Это что же, — возмутилась Минерва, — нам смотреть, как Поттер... — она запнулась. Все-таки, дочь шотландского пастора, несмотря на замужество и вдовство, в некоторых вещах так и осталась старой девой. — ...наплевав на мораль, валяет сразу двух учениц, и ничего не делать по этому поводу?

— Вы ошибаетесь, Минерва, — мимо отпрыгнувшей горгульи в кабинет директора прошла Поппи Помфри. — Девочки так и остались девочками. Во всех смыслах. Можешь не сомневаться, я проверила.

— Но ведь парень может и... — а вот тут покрасневшая до свекольного цвета Макгонагалл не смолга продолжить. Видимо, мысль об "отношениях" иных, нежели по "прямому предназначению" представлялась ей настолько нестерпимо стыдной, что произнести такое — она так и не смогла.

Поппи покачала головой.

— Неужели ты думаешь, что я унизила двух учениц публичным осмотром? Я смотрела по ауре. А в ней такие отношения отражаются как бы не сильнее, чем обычные. Так что я могу сказать точно: хотя дети и провели ритуал связи, который с юридической точки зрения соответствует помолвке, но с медицинской точки зрения — переживают самую середину конфетно-букетного периода и торопиться не спешат. Хотя я и не сомневаюсь, что к следующим этапам они перейдут, еще не выпустившись из школы. Особенно — если как-нибудь разузнают о предположениях господина директора... Тогда они могут и поспешить. Поскольку "неизвестно, будет ли у нас это самое "позже".

— И поэтому, я прошу вас не говорить детям о моих предположениях, которые еще могут оказаться ложными, — вздохнул Дамблдор. — Пусть у детей будет детство.