Выбрать быль

Непонятно — значит опасно. Таков был вбитый в нее принцип, потому девочка, одним движением перехватив волосы в тяжелый хвост, закрепив его шелковой ленточкой, нащупала закрепленный на брючном ремне ставший частью ее бытия танто, бесшумно ступая подошла к двери. Верный клинок, с которым она провела большую часть жизни и каждый изгиб которого могла воспроизвести в памяти даже в полной темноте, толкался в ладонь, требуя выхватить его стремительным росчерком. Обрезать чью-то нить. Напоить его чужой жизнью.

Мельком выхватив взглядом оставшиеся на стене уродливое угольно-черное пятно от дымовой шашки и точно зная, что расплата за него еще грядет, Шино поморщившись, щелкнула дверным замком, готовясь скользнуть в сторону или же, если придется, атаковать. Резко распахнув дверь, дабы упавший из дома свет хоть на долю секунды ослепил незваного гостя, она тут же эту дверь захлопнула перед носом у расцветшей в улыбке надоедливой знакомой, так что та даже не успела закончить начатую фразу.

— Привее... Эй! — продолжение звучало уже гораздо глуше через несколько сантиметров лакированного дерева.

Однако, надежды на то, что разочарованная таким холодным приемом гостья уйдет, не было. По дому вновь раскатилась надоедливая трель звонка. На этот раз Шино открыла дверь секунд на пять, окинула улицу взглядом сквозь стоящую на крыльце фигуру, и, пробурчав невнятно "хулиганы...", оную дверь вновь закрыла.

— Шино-тян, кто там?

Шум, видимо привлек внимание "домоправительницы", как теперь всегда называла Кеко Шино, правда исключительно про себя, ибо не дай Ками... Страдальчески вздохнув на очередной довольно настойчивый сигнал, маленькая шиноби вновь открыла многострадальный створ входа, едва успев ухватить взглядом мелькнувшее и спрятавшееся в рукаве наряда девушки лезвие кухонного ножа.

— Не игнорируйте меня!! — судя по замаху, Тоока собралась уже барабанить в дверь, дабы любым способом проникнуть внутрь, но, быстро опустила руку, быстро вернув привычную беззаботную улыбку на лицо.

Всем миловидным лицом, слегка взъерошенной явно опытным парикмахером прической и привычно легкомысленным молодежным нарядом, состоящим из легкого платьица и накинутой поверх тоненькой бежевой курточки, гостья выражала благожелательную жизнерадостность.

— Инами-сан, — поклонилась Кеко, — добро пожаловать. Осино-сама сегодня отсуствует...

— О, не важно! Я все равно в гости, — еще более жизнерадостно, хотя, казалось, больше уже некуда, улыбнулась гостья, — угостите ужином?

— Домой иди жрать — буркнула едва слышно Шино.

Однако все же была услышана.

— Ши-но-тян — по слогам протянула Кеко и ласково улыбнулась.

Однако от этой улыбки у тертой жизнью девочки по спине пробежали холодные мурашки.

— Да, добро пожаловать, — мгновенно сориентировалась та, слегка кивнув, словно старой знакомой.

— С меня тортик, — подняла гостья повыше не замеченную ранее коробочку с брендом известной кондитерской на борту, — и фильм!

Шино внимательно осмотрела подношения. Бренд был неплох — за продукцией этой кондитерской становились очереди на неделю вперед. На обложке упаковки диска ярко полыхал огнем чей-то череп и мелкий шрифт гласил о приложенных усилиях для его создания компанией "Каталония фильм". Удовлетворившись увиденным, она хмыкнула в стиле "подношения неплохи, но нужно стараться больше" и двинулась на кухню, чтобы уже через два шага замереть и перевести настороженный взгляд на улицу. Уже перешагнувшая порог и принявшаяся стягивать с точенных ножек узкие сапожки Тоока тоже обернулась, дабы узнать что привлекло внимание телохранительницы, так что в полной мере смогла оценить зрелище резко, до скрипа тормозов, остановившейся перед входом машины и буквально вылетевшего с переднего места невысокого мужчины в черном костюме и солнцезащитных очках, отворившего пассажирскую дверь, позволяя оказавшейся там девушке покинуть транспорт с истинно королевским величием и грацией.

Под тремя внимательными взглядами Тодороки Саеко отпустила своих слуг и неторопливо прошла к двери. Молча передала Кеко белую коробку, судя по всему содержащую какое-то кондитерское изделие от личного шеф-повара и упаковку с боксами под диски.

Шино, на этот раз одобрительно кивнула, и, недовольно нахмурившись, взглядом спрашивая у первой гостьи "ты еще здесь?", произнесла:

— Все, теперь идти отсель можешь. Ш-ш, ш-ш, — сопроводив слова взмахом руки, словно прогоняя надоедливое животное.

— Эй!

— Нельзя так с гостями...

— Это вообще кто и где Осино?

Все столпившиеся на данный момент в прихожей с недоумением уставились на задавшую вопрос Саеко.

— Осино-сама отбыл к родственникам по делам, — с извиняющейся улыбкой поклонилась первой нашедшаяся Кеко.

— Он поручил мне воспитанием твоим заняться, — скрестила на груди руки Шино, только улыбка посетившая ее лицо выражала лишь зловещее предупреждение.

— Обманывать нехорошо, Шино-тян.

— Я Инами Тоока, — тихо и немного потерянно представилась всеми позабытая девушка.

Под неодобрительным взглядом служанки девочка как-то сразу сдулась, потеряв горделивую осанку, и обижено шаркая ногами отправилась на кухню где уже начали остывать приготовленные к употреблению блюда, бурча, что кое-кому не помешало бы сбросить десяток кило.

Пока гостьи располагались за столом, раскладывались дополнительные приборы, пока после непродолжительных споров был выбран фильм к просмотру, пока уговорили Кеко присоединиться к трапезе, маленькая ниндзя успела с нетерпением отбарабанить по столу палочками для еды три марша и одну мелодию для тайко. Наконец, насытившись и лениво следя за происходящим на экране за кружкой горячего чая, Шино пыталась вникнуть в историю рассказываемую фильмом. Повествование шло о благородном идальго, некоем доне Карлосе, заключившем сделку с дьяволом, судя по всему неким европейским Акума, ради спасения своего отца. Как и ожидалось от Акума, тот легко провел легковерного простака и заставил того служить себе, обратив в некое подобие аякаси... По мнению маленькой шиноби — красочно, но глупо вот если бы...

— А фильма нет ли, — внезапно прервала она устоявшуюся тишину, обратив на себя взгляды остальных присутствующих, — про великого Кар Эл Сона?

Спросить, если не знаешь — поступок мудреца, так считала Шино. Потому она и обратилась к людям наверняка сведущим в мировом кинематографе. Но, вопреки ее ожиданиям, гостьи вопросительно подняли брови.

— Не слышали вы про него?!

И столько неподдельного возмущения отразил ее голос, что обе гостьи переглянулись, взглядами уточняя у друг друга: "Кто это?". И синхронно опустили ресницы, расписываясь в полнейшей неосведомленности.

— Судя по тому, как ты возмущаешься, — осторожно начала Тоока, — это какой-то национальный корейский герой?

— Это ты корейский! — обвинительно ткнула Шино в пальцем в спросившую, — а...

— Эту историю рассказал Осино-сама, — не смотря на тихий голос, Кёко услышали все и теперь всё внимание было сосредоточено на ней, — на ночь для Нагаи-сан.

Упомянутая покивала головой, так что ее хвостик несколько раз с тихим шелестом стукнулся о спинку стула.

— Сказка на ночь? — вежливо уточнила Саеко.

Судя по всему, вежливая представительница семьи Тодороки чувствовала себя слегка неуютно в окружении давней знакомой, с которой не прочь была бы поболтать наедине, едва знакомой телохранительницы Осино, которая весьма успешно поиздевалась над ней и, судя по всему, горела желанием продолжить это дело, да незнакомой девушки, которая неизвестно кем приходилась хозяину этого дома, а потому с ней нужно было вести себя осторожно.

— Осино-доно сказал, что быль это!

— Многие сказки так начинаются.

— Это очень интересная... история, — осторожно прервала нарождающийся спор Кёко, продолжив, она тщательно подбирала слова, дабы не переврать и не добавить к истории отсебятины — она начинается с того, что один европейский мальчик по прозвищу Малыш встретил отошедшего от дел ассасина по имени Кар Элсон, умеющего летать к тому же.

— Летать?

До сражающегося с кем-то в виде пылающего огнем скелета дона Карлоса никому уже не было дела. История заинтересовала своей необычностью и, вкрадчивым, как всем показалось, голосом рассказчика.

— С помощь пропеллера на спине, — утвердительно кивнула Кёко, — или в спине...

— Он был киборгом?

— Не уверена.

Хмыкнув, чувствуя что еще несколько вопросов и история, рассказанная ее господином, зайдет куда-то не туда, Шино сложила палочки, залпом допила чай, хлопнула в ладоши благодаря за еду и, встав из-за стола, предложила:

— Расскажи историю как есть. Пойду погуляю я.

— Оденься потеплее, — донесся в спину голос, когда она уже взлетела вверх по лестнице.

Ее любовь к этой немного забавной и доброй сказке дополняли и слова Осино-доно, заметившего, что она чем-то похожа на Кар-доно. Легко, не касаясь руками ступенек, Шино забежала по небольшой лестнице на чердак, облюбованный в качестве места обитания еще в первый день знакомства с этим домом и о чем однажды даже пожалела, когда до чердака добралась Кёко и стремительным ураганом разнесла тот пыльный и захламлённый уют, не забыв припрячь к этому делу и его обитательницу. Теперь, после того как маленький грузовой шиноби перетаскал весь хлам либо в кладовку, либо в контейнер для мусора и прошелся по нему дико закашлявшимся пылесосом, обалдевшим от количества запихиваемой в него пыли, чердак представлял собой довольно уютное, хотя и прохладное место, в одном углу которого стояли пара старых, чуть ли не антикварных тумбочек с одеждой и прочими принадлежностями необходимыми каждому воину тени, в другом скатанный футон и пара крохотных подушек. Отдельно, на захваченной из той же кладовки катана-дай, располагался подаренный меч в черных, блестящих потемневшим лаком, ножнах. И это был единственный предмет, с которого каждый день бережно стирали пыль.

Быстро облачившись в теплую куртку черного цвета, пошитую в стиле милитари, Шино закинула меч в чехле за спину, уместив его так, чтобы о не мешал при движениях, привычно качнула гибким телом маятник, проверяя все ли сидит так как положено и на миг замерла, обратившись в слух.

— ... а велик ли наспинный пропеллер?

— ... Осино-сама не уточнял, наверное приблизительно такой...

— ... Явно муляж...

Шино хмыкнула, натянула сапожки с мягкой подошвой, открыла небольшой круглое окно и скользнула наружу. Двери для неудачников! На улице властвовала ночь, лишь у самой земли разгоняемая тусклым светом фонарей, но и там сражаясь за каждый сантиметр своей территории, словно живая пыталась продавить широкие кольца света, вернуть отобранное влияние. Девочка подняла взгляд к небу и несколько коротких секунд смотрела на тусклые облака, скрывающие за своими тушами далекие звезды, и жирные лучи прожекторов далекого аэропорта скользили по кажущейся вязкой поверхности небесных странников не замирая ни на миг.

Замерев подобно ночной птице на краю крыши, вдохнула чуть морозный воздух, тяжелым комом упавший в легкие, и, охладив разгоряченную кровь, он льдинками заструился по венам быстрым потоком, заставляя сердце стучать чаще, а гладкую кожу покрываться мурашками в попытках поднять несуществующую шерсть; пах он жизнью города. Внизу, ярким полотном на пожухлой траве, падал во двор свет из окна дома. Доносился звонкий смех, вторя мягкому голосу рассказчика. Дом. Да, это место Шино осознавала домом, а его обитателей теми, без кого теперь немыслима её жизнь. Даже надоедливых гостий принимала как часть своего бытья, не испытывая к ним ни гнева ни презрения. О чем, не так давно испытывая ненависть ко всему живому, и помыслить не могла.

Тряхнув головой, прогоняя непрошенные мысли и почувствовав как собранная в хвостик прическа мазнула по капюшону, Шино подобралась и одним прыжком, словно гигантская кошка растянувшись в воздухе, оказалась на широком заборе. Мазнула взглядом по соседнему дому, отметив синие отсветы телевизора в окне второго этажа, быстрые тени на чуть просвечивающих занавесях, заслонявших широкую застекленную дверь во внутренний двор. Аккуратно подстриженные кусты и несколько карликовых деревьев, подготовленных к короткой зиме.

Пробежала по забору до конца, где он обрывался широким перекрестком, после чего спрыгнула на просторную улицу. Здесь царил мир и покой. За каждой дверью скрывался домашний уют. Здесь был её дом. И здесь нет места тем, кто может этот покой разрушить — таково было её решение. Шино не была глупой, не была она и невнимательной. Строго говоря, она изучила все обо всех в этом относительно замкнутом мирке. Знала что у семьи из дома напротив скоро будет еще один ребенок в дополнение к уже имеющейся пятилетней девочке, что в доме наискосок сын служит на флоте и семья беспокоится за его судьбу несмотря на многочисленные письма с заверениями об обратном, что в соседнем с тем, семья работает допоздна, оставив заботы о детях и домашних делах пожилой приходящей служанке, что женщины, в одно и тоже время проходящие с колясками к парку, беспокоятся о детях ходящих в школу и задерживающихся там на дополнительных занятиях или в клубах. Беспокоятся потому, что уже которую неделю в газетах поднимается одна и та же тема — "полиция не может поймать таинственного преступника", "пропадают люди", "полиция бессильна?". И множество подобных. Покой уже нарушен, хотя порог паники еще не достигнут.

С такими мыслями Шино, прогулочным шагом дойдя до знакомого перекрестка, пропустила тихо прошуршавшую покрышками по дороге машину и, чинно перейдя по пешеходному переходу, прошла под витой аркой входа в парк. Тихо шуршали голыми ветвями деревья под легким ветерком, игриво бросившим в лицо гостье этого уголка природы в лицо легкий запах мерзлой земли и прошлогодней листвы. Девочка сошла с дорожки и, едва оказавшись в глубокой тени, преобразилась — исчезла та нарочитая небрежность в движениях, показное поведение гуляющей школьницы с коими она проделала большую часть пути, подобралась, накинула на голову капюшон и, ловко повязав шейный платок так, что в узкой полоске открытой части тела, оставленной этими деталями гардероба, едва виднелись серьезные зеленые глаза. С ловкостью испуганной белки взлетела на нижние ветви ближайшего дерева и, с тем же проворством, выбирая самые широкие ветви, благо облагороженные деревья почти не имели сухих и колких ветвей, принялась быстро перемещаться к центру парка по оным, словно забыв, что люди давно оставили подобные пути своим отставшим в эволюции собратьям по отряду, нагло игнорируя землю, но, однако, не производя и малейшего шума.

Совершив очередной, трудно представляемый нетренированному человеку прыжок и замерев на слегка покачивающейся ветви расположенной метрах в четырех над землей, ухватившись одной рукой за ствол дерева, обратилась во внимание. Прошел час, маленькая шиноби так и не пошевелилась, все так же сидя в напряженной позе, готовясь сорваться с места на любой тревожный звук. Через полуприкрытые глаза она наблюдала за перекрестком пешеходных дорожек, освещаемых яркими фонарями. Склонившиеся над ними ветви, в их неверных отсветах и тусклых отблесках отбрасываемых огнями далекого города, выглядели словно жадные лапы неведомых чудишь подстерегающих неосторожную жертву дабы схватить, смять и разорвать, насладится теплой парующей кровью.