Маг. Новая реальность

"Да! Да! Убить всех! Это еще лучше! Скорее, убить их всех!"

"Перестань. Со всеми мне не справиться. Потом, я не люблю убивать женщин. Это портит карму. Найдем другой способ. Нужно больше информации."

"Уб..."

"Молчи."

"Гх-х-р-рр-рр..."

Это невыносимо! Прямо-таки, Ангулимал и Тхера Прасенаджит сцепились — причем прямо у меня в голове. Нет, даже не в голове, а во всем теле. Оно полыхает мгновенно сгустившимся жаром, превращается в статую, перевитую узлами напряженных мышц. От кончиков пальцев к позвоночнику бегут сине-красные покалывания, я их почти вижу — вереницы мерцающих огоньков, сквозь полупрозрачную плоть высвечивающих сложнейшую сеть сосудов... или чего-то другого.

Почему-то у Ангулимала голос и интонации небезызвестного Александра Андерсена. Сознание плывет, тело ватное... нет, вообще его теперь не чувствую. Все, приехали. Что это такое? Я поехал крышей от простенького вопросика, пускай и заданного по всем правилам искусства — неожиданно и решительно, да? Стоп. А ведь было там что-то такое... Ну да, точно, как я мог забыть — Дар есть не у всех, но шептать могут девять из десяти. Скорее всего, Билара, желая подкрепить голосовой удар чем-то более весомым, прибегла к своим способностям... и магическое воздействие стало триггером некого процесса, символизацию которого я сейчас воспринимаю. Но что бы это могло быть?

Тем временем спор во тумане принял особое ожесточение и плавно перешел в драку. Не понял, эти товарищи что, еще и драться успевают? В моих мозгах? Зарэжу!

"Ум-м-м-м-ммммммм..."

Все внутреннее пространство залил густой тягучий гул незримого колокола.

"Ум-м-м-м-ммммммм..."

Этот звук проникал всюду, подобно воде, пропитывающей губку — и нес собой гармонию единения. Все чуждое и лишнее распадалось в его поле, исчезало и расточалось, как туман в лучах рассветного солнца.

"Ум-м-м-м-ммммммм..."

С третьим ударом я ощутил, как спадают невидимые доселе цепи — которые некогда сковал сам же, распадаются скрепы, выпуская на свободу... нечто. Гибкое, хищное, свободное. Свободное абсолютно — от всего.

"!!!"

"Ну здравствуй, Зверь мой."

"..."

"Мы с тобой одной крови — ты и я."

"...!"

"Собственно, ты — это я... и наоборот. Нам должно быть вместе. Я не борюсь с тобой — я принимаю тебя, я принимаю себя. Да будет так!"

Ощущение присутствия Зверя слабеет — и вместе с тем растет моя... хм-м, полнота. Завершенность.

Харр-ррр. Да. Вот теперь — пора. Я встряхиваюсь всем своим огромным черным чешуйчатым телом, мотаю головой в остророгой короне, щелкаю бичом длинного хвоста — и издаю рев, нет — РЕВ, от которого в ужасе пятится окружающий туман. Открывается вид на небольшую, с десяток шагов в поперечнике, полянку, по которой катаются два насмерть сцепившихся тела. Впрочем, уже нет, не катаются. Тела замерли в потрясенной неподвижности. Затем ко мне поворачиваются два лица, похожих, как близнецы, но вместе с тем и неуловимо разнящихся. То, что слева, имеет более четкий овал, губы чуть тверже, скулы чуть суше, лоб выше. Взгляд прямой и твердый, холодно-спокойный. Правое — смуглее, шире, мясистее. Кривая сардоническая улыбка, один глаз в вечном прищуре, второй пылает огнем маниакальной ярости.

Типы быстро оправляются.

"Ой, кто это у нас? Коша, коша, ко-о-ошечка... Убить!"

"В кои-то веки я с тобой полностью согласен. Убить!"

И типы бросаются вперед, на меня. Откуда-то я знаю, что в силе они не уступят, скорее, даже превосходят — каждый. Но у них нет главного. Детских воспоминаний о взрывах магния и мазанье зеленкой, памяти о первой любви и гордости от первого настоящего свершения. Потому они ущербны. Мой хвост как копьем пробивает сразу обоих и отрывает от земли. Типы нанизанными бабочками трепыхаются и пытаются вырваться, но здесь им не тут.

"Вы что, решили поступать за меня? Знаете, что сказал медведь, застав другого медведя в своей берлоге? Должен остаться только один!"

Обрушиваюсь на них, подобно гремящему водопаду. Никаких переговоров, никакого принятия... Это не Зверь, это вообще не Я. Свято место пусто не бывает... Они — то, что самозародилось в новых пустующих нейронных сетях, теперь вижу это ясно. Но сети-то в моем собственном теле, потому — все это тоже мое. Не потерплю! Аар-ррг-х!..

* * *

Билара, несмотря на весь наработанный годами самоконтроль, отшатнулась. Она рассчитывала неожиданной атакой, как минимум, вывести гостя из равновесия, тогда правду узнать было бы легче. Слишком уж много мелких нестыковок заметила она. Да и топоры... Топоры действительно были у него, Билара чуяла их даже в закрытом горбешке. В рукояти обоих были врезаны бусины, над которыми она нашептала извечные женские таинства, призванные оберечь ее мужей средь опасностей, чтобы она могла вновь обнять их — бородатых и вонючих, но вернувшихся из похода. С тех пор, как из замка Морг перестали поступать известия, а на дороге появился скорбный белый столб, надежды почти не осталось... Почти. Теперь ее не осталось совсем. "Соловей", названный так за остроту язычка, и "Листорез" — мужья не могли расстаться с ними. А это значило, что и Никос, и Микель... мертвы. Оставалось лишь узнать, как именно они умерли.

Женщина вложила в приказ все свое умение, всю силу и страсть... но то, что подавляюще действовало на простых селян, оказалось совершенно недостаточным для этого Карадмира. Сначала взгляд его обессмыслел, будто он получил удар в лоб, затем... затем произошло странное. С ужасом Билара почувствовала возникшую вокруг гостя ауру, дотоле совершенно неощутимую. Маг! Она пыталась атаковать мага! Ой-ей... С каждым мигом аура росла, разворачивалась и уплотнялась, заключая пришельца в незримый кокон, а мощность ее превосходила все виденное раньше. Потом он открыл глаза.

Тут-то и раздался тихий вскрик, с которым она отшатнулась назад. Старшей Майо на миг показалось, что в глазах гостя зрачки узки и вертикальны, а взгляд, которым он одарил ее, таит за собой могучий, бесстрастный и холодный разум. Затем она моргнула... и все кончилось. Перед ней вновь стоял обычный человек, непростой, да — но обычный. Без ауры. Глядел он строго и спокойно, не кипел яростью и не пылал негодованием. Но ей же не привиделось?

Эти мысли промелькнули в голове женщины буквально в пару секунд, потом дверь внезапно затрещала и распахнулась. Внутрь вломились несколько дюжих мужчин с топорами и большими ножами, а за их широкими спинами мелькнуло бледное решительное лицо Никкеля, вооруженного единственным в селении арбалетом. Она не смотрела на них — все ее внимание без остатка было приковано к лицу мага. На нем мелькнуло странное выражение, словно бы досада от нежданной помехи... которую, тем не менее, он мог бы смести движением пальца. Это лучше всяких слов сказало Биларе о степени опасности... и о наилучшем решении в этой ситуации. Она вскинула ладонь, отчего мужчины мгновенно, без раздумий, остановились, потом указала пальцем на дверь — и их вымело наружу, словно волной. Карадмир иронически поднял бровь, слабо улыбнулся, затем вдруг тряхнул головой и совершенно сменил выражение лица.

— Прости, Билара, не хотел тебя пугать. Не делай так больше. Что же до твоего вопроса... — он тяжело развернулся к двери и подал ей локоть, — Обсудим это.

За осень много изменилось. Невестин Кулак взял под свою руку шун Дан...нарий, жадный ублюдок. Платить теперь приходилось в полтора раза больше, притом что доходы, наоборот, уменьшились. Раньше вместе с проклятыми караванами шли и обычные, пользуясь многочисленной охраной — теперь же дорога была закрыта, и торговые потоки переместились на море. Край стремительно хирел. Билара рассказывала все это, и незаметно для себя все сильнее и сильнее сжимала мне руку. Происходившее било и по ее личному достатку, но к ее чести, женщина переживала главным образом за свое селение. Мы вели беседу извилистыми путями, перескакивая от состояния перевалов к красоте ночного неба, от закупочных цен на кожи к недавнему празднику Света Пречистого.

По ее словам, раньше никто и слыхом не слыхивал о таком дне. Что-то справляли в своем узком кругу орденцы, потом стали ходить по полям и лугам вокруг своих прецепторий с довольно-таки красивым и величественным действом — и люди заметили, что трава от этого становится зеленее, а молоко лайде жирнее. Народ потянулся. По извечной своей осторожности сперва долго приглядывался, но потом нашелся кто-то рисковый и занял место в процессии — и на следующий год его земля полыхнула таким урожаем, что к осени длина процессии увеличилась мало не вдвое. Ну а когда Артизан стал Мизинцем Кулака, то есть пятым советником Бхаг-шуна, праздник и вовсе закрепили законодательно.

Ближайшая прецептория Ордена находилась в том самом городе, куда я направлялся, в Таммене, причем не самая маленькая. На примерно семь тысяч населения приходилось около тридцати-сорока светлых братьев. И чем, интересно, этот полнокровный взвод светляков тут занимается? Примечательно, что пентадная стуктура управления, то ли скопированная с государственной, то ли наоборот, присутствовала в Ордене на всех уровнях. Это означало, что даже в таком захолустье, как Таммен, обязательно имелся Безымянный Палец, четвертый в иерархии и второй по реальному значению. О роде его деятельности догадываться не приходилось.

...Беседа текла неспешно, подобно медленным водоворотам над речным омутом, тая намеки и недосказанности, пока не случилось то, что должно было случиться. Билара резко остановилась, отнимая руку, и сказала:

— Может, хватит?

Я огорченно покачал головой.

— Что, не очень-то выходит?

— Не-а. Давай уже прямо. Я давно поняла, что ты такой же ак-уз, как я менгерка — а ты давно понял, что я поняла. И так далее. Скажи, как они умерли?

И я не смог соврать. Не тогда, когда такая женщина заглядывает на самое дно глаз. Впрочем, буквально через десяток минут это принесло совершенно неожиданные плоды.

— Значит, вот как... — вздохнула Билара. — Ну, хотя бы быстро.

Помолчали, давая время ей придти в себя и собраться.

— Убьешь меня?

— Не дури, а? Я оставлю топоры тебе.

— Хотел продать?

— Да, в Таммене.

— Сгорел бы, скорее всего. И Никос, и Микель — они... были хорошо известны в округе. Умелые воины всегда в цене. Они раньше служили в разных местах, а в дружину Торров попали не так давно, так что люди знают.

Я втянул воздух сквозь зубы. Вот так и попадают в ощип всякие... куроподобные.

— Прими, как отдарок за кнуты.

— Хорошо.

Снова длинная пауза.

— Билара.

— Что?

— Скажи, Данарий вас... устраивает?

Она глубоко задумалась. Я дышал свежим горным воздухом и ждал ответа, любуясь невероятно крупными и яркими звездами. По небосклону на миг протянулась сверкающая черта — на планету из космических далей пала очередная каменная глыба. Потом женщина вновь подняла свой испытующий взгляд:

— Маг... Вообще, не самый худший вариант. Но ты пока ведь никто...

Я рассмеялся:

— Нет уж, увольте. Нюхач — это гор-раздо лучше. А я так, сбоку постою.

Билара пораженно раскрыла глаза:

— Неужели... Она жива?!

Я кивнул. И старшая Майо заплакала, уткнувшись носом мне в грудь. И не разобрать, то ли от радости, то ли от горя — а скорее, от всего вместе. Я гладил длинные шелковистые волосы, настоящую мечту любого мужчины, и грустно думал о том, что вот поэтому женщины и живут дольше нас. Со слезами они могут сбросить то напряжение, что оборачивается для мужиков ранней сединой и шрамами на сердце.

Но Рука не была бы собой, если б позволила себе согнуться хоть на миг дольше необходимого.

— Мы видели, какими их провезли вверх, а потом из Грыщей еще забирали мужиков на постройку требушета. Я была уверена, что... Кто еще выжил?

— Только Дарзин.

— Как это получилось?

— Ну, маг я, или погулять вышел?

Билара схватила меня за руку и сказала решительно:

— Я знаю Дару с детства, и видела от нее только хорошее. Из всех она приняла мой шнурок, когда сронила первую кровь. Разумная девка, и с характером. Думаю, она будет достойной шунной. Но есть проблема.

— Колина?

— Да. Райо — второй род в селении после моего, за ними пойдет много народу.

— Почему большуха не ты, а она?

— Ее поддержал Орден. Старшая дочь — сестра в перцептории Салвата, младшая готовится через год идти по ее стопам.

— Выходит, Орден поддерживает и Данария?

— Чисто по необходимости. Свободные шуны неодобрительно смотрят на возвышение светляков, особенно после истории с выморочными землями... и у них есть свои сообщества, вроде Гонцов Ветра или Белой Руки. А Данарий слишком жаден и недостаточно умен, а значит — управляем.

— А если он... упадет с лошади?

Билара остро блеснула глазами.

— Будет большой шум. Орден наверняка пришлет иерарха для проведения расследования, причем с ними обязательно будет человек Бхаг-шуна в качестве тяжелой конницы.

— Но местные ордена и сообщества, а также сами шуны не станут слишком уж утруждать себя, не так ли?

— Именно. Причем лошадь должна взбрыкнуть в самом скором времени, поскольку иначе Данарий наберет сколько сил, что с даже с его наследником будет уже не справиться. А у него на удивление неглупые сыновья — и все трое как один оруженосцы Ордена Света Очищающего.

— А не идут ли уже вот прямо сейчас какие-нибудь непутевые конюхи подложить пару колючек под седло?

Она пожала плечами:

— Я всего лишь скромная селянка, откуда мне знать. Но даже если и идут, сомневаюсь, что у них получится даже войти в конюшню. При Данарии постоянно находится кто-нибудь из братьев... а что именно они могут, никому толком не известно.

Я вспомнил, как тряслась земля и горели привратные башни замка, как ломался многотонный затвор и крошился камень монолитных стен... Да уж...

— Хм, если с лошади упадут и все наследники, может выйти еще хуже — снова получатся выморочные земли, а во второй раз всегда легче, чем в первый.

— Не совсем так, тут нужно учитывать разветвленное родство шунов — все горные шуны в какой-то мере друг другу родственники.

— Но тогда Бхаг-шуну еще легче — объявить, что во избежание резни и кровопролития при борьбе за наследство...

— Нет! В первый раз он прошел по самому краю, не думаю, что он рискнет повторить свою выходку еще раз. По крайней мере, в ближайшее время.

— Билара.

— Что?

— Кто ты?

Она улыбнулась.

— А Дара тебе не сказала? Узнаю манеру девочки... Я первая жена шуна Торра.

Мы говорили еще долго, Билара обладала поистине бесценными сведениями. Она знала все расклады и течения, и пускай значительная часть ее информации устарела, все равно на ее основе можно было делать определенные выводы. Например, теперь я знал, что в поселок плотогонов лучше не соваться, а со сборщиками джатоса, наоборот, стоит переговорить. И еще многое в том же духе. Понятно, почему Дарзин так улыбалась, когда рассказывала об этом селении — и настойчиво совала в горбешок топоры!