Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Так что так Ваня расценил состояние подсудимого. Интереса ради он досидел до конца и дождался приговора. Машинисту явно повезло,что женщина,которой он предложил помощь в "родовспоможении",его пожалела и фактически отказалась от обвинения в его адрес. Итого четыре года условно.
Посидели, послушали, пора возвращаться в кабинет и лишать больных любимого удовольствия, предварительно пообедав.
На закуску читателям предлагается история,произошедшая за 51 год до этого
с техником-интендантом Щербанем, что охранял от пожаров военный склад номер семьдесят два.
Служба у него была сложная и тяжелая, ибо проклятый царский режим организовал артиллерийский склад прямо в жилой застройке, отчего семнадцать хранилищ боеприпасов были окружены домишками обывателей. А в одном из семнадцати хранилищ лежали даже авиабомбы с ОВ. А между хранилищами разрывы не достигали сорока метров, что в норматив не укладывалось,ибо требовалось до 200 метров. Андрей Васильевич Щербань про недостаточные противопожарные разрывы знал, но вот про разные ядовитые газы -нет. Поэтому возложенная на него тяжкая ноша долга охраны города от склада постоянно давила на душу и требовала некоторых специальных мероприятий по ее разгрузке.
Вот Андрей Васильевич дождался отпуска и решил разгрузить свою душу.
Рецепт был простой: хорошая компания, "Английская горькая" по 6 рублей 10 копеек за пол-литра и вишневая настойка. Извините, забыл, почем она была, но вроде даже подешевле. Принимать лекарство, пока душу не попустит.
Отпуск настал, оттого долой гору с плеч! Андрей Васильевич пошел к приятелю из складской охраны с предложением. Тот и был рад, но сильно ограничен временем— на десять вечера ему надо было заступать на пост, а сейчас на часах уже без четверти восемь. Так что можно, но очень ограниченно. Стоило бы перенести за потом, но товарищ Щербань уже заждался праздника для души.
Поэтому оба товарища пошли в гости к девушке приятеля, обоснованно рассчитывая, что она и закуску приготовит, и, может, даже компанию увеличит, пригласив свою подругу. На блуд и разврат Андрей Васильевич, как женатый человек, не был согласен, но посидеть в приятной компании девушек был не прочь. А жена...Ну что жена, у нее-то душа не болит от груза переживаний за склад, у нее другое... Пусть сидит дома и не отвлекает, пока душа мужа отходит от пресса обязанностей.
Поскольку времени было немного ("цейтнот" или "дедлайн"-как будет угодно), на веселье отводилось даже меньше часа. Идущий на пост охранник выпил всего стопку (чисто для компании), девушки пили вишневку, а Андрей Васильевич принял все, что оставалось в бутылке "Английской горькой", причем быстро, и без особенной закуски.
Впрочем, все было пока в рамках благопристойности.
Он даже поделился жизненным опытом, когда вторая девушка пить вишневку отказалась:
— Ты же комсомолка? Комсомолка! Поэтому, когда тебе старший товарищ, то есть я, как коммунист, говорит, что надо выпить, то твой долг-слушаться старших. Они плохого не посоветуют!
Девушка поддалась и выпила.
Время вышло, охранник пошел на пост, подруга его провожала, а вторая девушка отправилась с ними.
Андрей Василевич попрощался и ушел в вечерний сумрак, и что делал последующие три часа— никто не ведает. Автор предполагает, что продолжил пить еще где-то, но вот подтверждений этому нет.
И в городе царил мир и спокойствие приблизительно до половины первого ночи.
А в полпервого жители трех домов по улице Комсомольской проснулись от грохота разбитого стекла.
Некто методично бил стекла камнями, перемежая броски громкой руганью. Когда житель высовывался в окно и спрашивал: "Какого этого самого?". некто ругал и вопрошавшего. Всего так пострадало полтора десятка окон.
Пока на улице звучал лишь мат-перемат и звон стекол. После того, как проснулся Иван Попов, директор местной обувной фабрики, то он тоже спросил: "Какого?"
Его тоже обругали. Тогда Иван достал револьвер, который был у него, как ответственного работника, и пригрозил, что будет стрелять. Но темная фигура во мраке ночи, она же стеклобойщик и матершинник, ответила, что:
-Стреляй, всех не перестреляешь!
И добавил мата-перемата.
Иван выстрелил, но специально в сторону, и в фигуру не попал. Стеклобойщик продолжал сквернословить.
Тут народу во дворе прибавилось, и местные жители скрутили ночного дебошира, оттого все смогли безопасно на него глянуть. В процессе нейтрализации ночной ужас немного пострадал, особенно его форма.
Все пока шло в пределах, хотя и социально порицаемого, но не настолько уж жуткого. Дебоши случались, пьяные дебоши-тоже, и даже военнослужащие их учиняли (а на ночном госте была военная форма, хотя и пострадавшая при задержании)— ну, и такое бывало. И даже в НКВД. Кстати, у Андрея Васильевича такое уже случалось дважды, отчего его по партийной линии прорабатывали. Года три уже ничего подобного не было.
И тут произошло нечто не совсем понятное. Притихший было ночной хулиган возопил, аки сирена:
— Да здравствует товарищ Троцкий!
Протоколы умалчивают, что подумали услышавшие это.
-Да здравствует мой любимый Гитлер!
Все аж онемели.
И, чтобы добить слушателей окончательно:
— Долой Сталина и Ворошилова!
Автор готов поспорить, что до отделения милиции его доставили в более пострадавшем виде, чем он был до этого. Там выяснилось, что мешал спать жителям трех домов не кто иной, как техник-интендант Щербань Андрей Васильевич, что служит на 72 артиллерийском складе начальником его пожарной охраны и т.д. и т.п.
Наступило утро, действие "Английской горькой" закончилось, и техник— интендант пришел в себя, понял, кто он, где, и что с ним, вот только с памятью его что-то стало, и все, что произошло с ним после десяти вечера, совершенно изгладилось из нее. Как утюгом изгладилось!
Потом Андрей Васильевич, конечно, клялся и божился, что не любит Гитлера, не раз критиковал Троцкого и троцкистов на партсобраниях, ничего против товарищей Сталина и Ворошилова не имеет... А отчего так? Ну, водка виновата. Универсальное оправдание, от века и до сегодня.
Говорят, когда-то это помогало, и автор читал об этом у Гашека, что австро-венгерская юстиция не карала тех, кто был "пьян, как свинья". Может быть.
Но Андрей Васильевич сам отвечал за себя. А, поскольку он публично произносил антисоветские речи, чему было много свидетелей, то и ответил за антисоветскую агитацию. И "Английская горькая" не освободила его.
Четыре года лишения свободы.
"Вот что водочка-божья сила, с дурнями делает!"-как сказано в другом романе другого автора по фамилии Короткевич.
А что было с товарищем Шербанем? Проявление второй стадии хронического алкоголизма.Совсем тривиальная вещь, которую ныне покойный Щербань в себе ранее не до конца понял. Поэтому перегрузился до белых лошадей и розовых слонов, точнее, до "Любимого Гитлера".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|