Не время для одиночек

Ряды однообразных серых зданий за полуразрушенной стеной до сих пор на треть были набиты антрацитом. Его и сейчас потихоньку растаскивали для самых разных нужд, хотя централизованно углём в Семиречье с его богатейшими ресурсами энергии уже давно не топили, а в правительстве было решено использовать уголь для производства лекарств, высококачественных пластмасс и прочей крайне нужной и дорогой продукции. Но комбинат для переработки пока что только строился. И уж во всяком случае — на территорию пакгаузов никого не заносило по ночам.

Звено остановило мотоциклы на подъездной дороге, при мерно в километре от ворот. По этой дороге когда-то ходили грузовые машины, но с тех пор она пришла в полнейший беспорядок.

— Они и правда тут ездят, — один из мальчишек, наклонившись с седла, включил фонарик и осветил размазанный в кашу лист лопуха, росшего на обочине. На этой каше виднелся след протектора.

— Ты сомневался? — Колька снял шлем, вытащил из чехла у ноги обрез двустволки 12-го калибра. — Живко, бери пять человек, лучших стрелков. Займёте места вдоль стены, стреляйте тех, кто попытается скрыться на складах. Гай, возьми ещё пятерых. Блокируйте их транспорт. Остальные — со мной. Сейчас, — Колька посмотрел на часы, — двадцать минут первого. В час — все на местах. В пятнадцать минут второго мы покидаем склад, сделав все дела. В полвторого нас тут нет — в радиусе двух километров как минимум. Всё, начали действовать. (1.)

1.Подобный образ решительных, силовых и не вполне законных действий зачастую без согласования с официальными властями был характерен для пионерии с момента формального основания (а фактически даже раньше) — и неизменно на протяжении всей её истории. И, хотя сейчас на Земле и в большинстве колоний нет нужды в подобном, но практически то же можно видеть в наши дни в колониях с агрессивным туземным населением. Делалось немало попыток ограничить подобную "самодеятельность", но — безуспешных, так как подобная жёсткость и быстрота реакций "вшиты" в саму идею организации.

Пятнадцати, а то и четырнадцатилетние мальчишки, совершенно деловито подготовившиеся к бою со своими практически ровесниками, уверенно затрусили по дороге.

* * *

Если бы Колька был пионером — то в скором времени его ждал бы фитиль на метр длиной и понижение в звании. Достаточно было бы сбыться хоть одному из нижеперечисленного:

1.мальчишка-очевидец по каким-то причинам соврал;

2.мальчишка был просто подослан;

3.у "Детей Урагана" оказалась бы более бдительная охрана —

и всё звено погибло бы, пожалуй, на угольных складах, как слепые котята, выброшенные жестокой рукой в помойную яму.

Но Колька не был пионером. Мальчишка говорил правду и не был подослан, а "Дети Урагана" чувствовали себя тут в полной безопасности. Во всяком случае — в достаточной, чтобы развести неплохой костёр. Часть из них спала, завернувшись в спальные мешки, некоторые сидели у огня. Мотоциклы каким-то стадом невиданных рогатых животных смирно сгрудились метрах в пятидесяти от огня, у стены пакгауза. Словно спали...

На взгляд Кольки, многие из Городских Теней слишком сильно шумели, перебегая по кучам угля ближе и ближе к огню. Но, конечно, слух Ветерка был на порядок, не меньше, лучше, чем у обычного человека...

Борька Ульянов лежал рядом с Колькой, выставив вперёд руку с револьвером. За весь вечер он не обменялся ни с кем ни единым словом, да и ни к чему это было. Борька пришёл мстить за брата — беспощадно и безжалостно. И то, что брат погиб в День Жатвы, обязывало к мести вдвойне...

Куски угля захрустели совсем рядом, в каких-то пяти метрах. На фоне костра Колька, как ни старался. Не видел лиц "Детей Урагана" — просто контрастные фигуры, остановившиеся так близко, что он ощутил запах дыма, который они принесли от костра — горьковатого угольного дыма.

— Ты поступил как сволочь, — резко сказал один, и Колька нахмурился: голос показался знакомым... но откуда? — Как ты мог, скотина, я тебя спрашиваю?! Это же сопляки! — говоривший пнул кусок угля, он защёлкал по откосу. — Это дети!

— Так никто же из них не погиб, — хмуро сказал второй.

— Потому что красношеий оказался благородней нас!

— Они смотрели эту траханую передачу! Ты не хуже меня знаешь, Толька, что эти имперские передачи кодируют людей...

Толька?! Анатолий! Анатолий — командир "Детей Урагана"! Какая удача... но странно — Колька почему-то не мог вызвать в себе ненависти или хотя бы неприязни. Слишком уж искренним был возмущённый голос.

— Мы не убийцы, ты что, не понимаешь?! Мы воюем за свободу людей от имперской дряни, но мы не должны убивать направо и налево! Иначе окажется, что всё, что про нас рассказывают — правда! Почему ты не поехал к их штабу, первому попавшемуся, не кинул гранату туда?! Это было бы так же тупо, но по крайности..

— Толька, я не трус!

— Тогда просто жестокий дурак! Если для тебя ничего не значит клятва, которую мы принесли Учителям там, на юге, то тебе не место среди нас!

Колька посмотрел на часы.

Час.

Его двустволка была заряжена восьмимиллиметровой картечью. С такого расстояния снесёт обоих... И Колька показал часы Борьке.

Этого было достаточно, потому что Борька выстрелил немедленно — и, конечно, не в Тольку.

— Ах! — вскрикнул подстреленный, хватаясь за бок. Толька тут же сделал прыжок-кувырок в сторону, пригнулся, вскакивая. Борька выстрелил ещё и ещё, в уже падающего террориста. Потом, вскочив, подбежал к нему — Колька видел, как Борис, воткнув ствол в ухо корчащегося раненого, разнёс ему череп со словами:

— Сдохни, тварюга!

Место бивака буквально опоясали вспышки выстрелов. Колька различал звуки револьверов и грохот обрезов, видел, как пионеры попадают — несколько человек даже не успели сдвинуться с места, кое-кто пробежал несколько метров и свалился, подстреленный; один рухнул прямо в костёр. Остальные отстреливались — Колька слышал, что у них в руках пистолеты-полуавтоматы, непонятно по звуку, какие. Может быть, есть и более мощные стволы — в чехлах на мотоциклах, а там... Ага, побежал один — и словно получил удар кулаком в грудь, свалился навзничь. Похоже, это кто-то из ребят Гая...

— Прикрой! — крикнул Колька лежавшему неподалёку парню и перебежал ближе. Перекатился. Стоя на колене, поймал — инстинктивно, по стволу — спину в алой куртке, нажал левый спуск. Человек в алом упал на бок, заскрёб уголь каблуками. Колька перебежал ближе ещё — к одному из опорных стояков рядом с костром. Чуть высунулся — две пли выбили бетонную крошку на уровне шеи, он успел заметить окаменевшее лицо, прищуренный глаз и шарящий ствол пистолета за колонной наискось. Выставив дробовик, Колька разрядил второй ствол — и чуть не схлопотал пулю в лоб, выглянув снова. Картечь попала в колонну. Колька отбросил дробовик и, достав парабеллум, выкатился из-за колонны... но стрелявший в него уже падал, прогнувшись назад и приоткрыв рот.

— Не давайте им уйти вглубь! — крикнул Колька, заметив, как мечутся среди колонн фигуры. — Уйти не давайте!

— Ма-моч-ка-а-а! — взахлёб закричал кто-то совсем рядом. С таким ужасом закричал, что у Кольки даже волосы на затылке сделались похожими на жёсткую щётку. — Ма-а... — и выстрел из "нагана". На миг Колька — чёртов раздвоенность! — представил себе, каково это: прятаться за угольными кучами, задыхаясь от страха, слышать, как хрустят шаги — всё ближе и ближе, и знать, что всё равно найдут. Но он был уверен — нет, никто из ребят Живко не крикнул бы, вымаливая жизнь у врага. Ни-кто.

Мелькнул ещё один силуэт. Знакомый!

— Толька, стой! — закричал Колька, бросаясь за ним. Распластался за кучей угля — Толька отпрянул за колонну, ловко выстрелил из-под руки, уголь взвился крошкой. — Стой!

— Стою, — с одышкой от напряжения, но без страха, сказал Толька. — Мне бежать смысла нет. Вы же тут всё окружили?

— Точно, — не стал отрицать Колька, переползая по углю. Высунулся — Толька тут же выстрелил. — Может, хватить палить? Бросай оружие и выходи.

Толька засмеялся:

— А ты шутник, оказывается!

— Слово чести, — сказал Колька, — никто тебя не тронет. И вообще... сейчас в Семиречье нет общего военного положения, а тебе нет шестнадцати. Тебя не казнят. Ты ведь уже понял, кто говорит-то? Веришь моему слову?

— Верю, — серьёзно ответил Толька. — Верю, только не в этом дело... Я вас ненавижу. В этом всё дело, вот штука-то...

— Ты помнишь свою мать? Отца? — спросил Колька.

— Нет, — отозвался Толька. — И вообще — у меня вчера был день рожденья. Мне шестнадцать, Ветерок. А быть повешенным — очень противно. Я уж так...

— Я выхлопочу тебе помилование... — начал Колька.

— И что? Тюрьма? Сколько? Пожизненно? — Толька засмеялся. — Не. Не надо.

— Тогда с днём рождения, — серьёзно сказал Колька. Он не издевался над врагом. Он поздравлял его с праздником.

— Спасибо, — голос в ответ был тоже серьёзен.

— И ты готов умереть? Готов умереть за то, что не стоит твоей смерти? Не стоит, Толь. Тебя обманули. Всю жизнь тебя обманывали. Готов?

— Конечно. Какой иначе смысл верить? Мой Учитель говорил — если взял в руки оружие, то не выпускай его до победы... — отчётливый выдох, полный тоски, — ...или смерти.

— Это он послал тебя сюда? — спросил Колька. — Тебя послал, а сам остался прятаться в джунглях на юге? — в ответ было молчание, и Колька встал в рост. — Давай кончать с этим. Выходи и бросай оружие. Или выходи, и посмотрим, кто быстрей стреляет. Если ты — тебя отпустят. Это тоже моё слово. Все слышали?! — повысил он голос.

Он стоял открыто, опустив руку с длинноствольным пистолетом — и Толька шагнул из-за колонны, так же держа в опущенной руке тяжёлый древний "маузер". Юношей разделяли метров пятнадцать. Толька улыбался.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — кивнул Колька. — Третья встреча — это последняя. Как в сказке.

Толька вскинул пистолет...

Колька попал в него сразу, потому что стрелял, не поднимая руки полностью, почти от бедра, двигая лишь кистью. Толька всё-таки выстрелил тоже — но его руки после попадания дёрнулись, и пуля взрыла уголь в стороне. Второй выстрел ушёл и вовсе в небо — в дыру потолка. С ничего не выражающим лицом Толька медленно упал на спину — пистолет вылетел из его руки. Краем уха Колька услышал восторженные крики.

Он убрал "парабеллум". Сделал несколько шагов — достаточно, чтобы увидеть, что его пуля попала Тольке в грудь. Тот часто дышал, закрыв глаза и облизывая губы. Кровь на алой куртке казалась лишь тёмным пятнышком, и Колька подумал вдруг, что алый цвет формы "Детей Урагана" отражает не только желание ярко выглядеть — это ещё и страховка от паники в бою. На красном не так заметна кровь.

Он опустился на колено. Глаза Тольки неожиданно открылись, и были они чистыми и внимательными.

— Там был маленький дом, — сказал он. — Я помню. Сейчас вспомнил. Когда меня уносили, дом горел. Я кричал, чтобы мама меня спасла. Вырывался. Но она была уже мёртвой. Я... будь я проклят.

Он сказал это — и глаза так и остались открытыми. Но уже неживыми.

— Может быть — и не будешь, — тихо ответил Колька, мягко опуская веки умершего.

5.

Домой Колька добрался в четвёртом часу утра — усталый, голодный и больше всего на свете желающий спать. До такой степени, что даже не сразу понял: его ждёт Элли. Она стояла на освещённом крыльце под перевитыми аркой длинными тонкими снопиками ржи (Колька не украшал дом, кто-то позаботился об этом без него...), спрятав руки под мышки, и, увидев Кольку, буквально со всех ног бросилась ему навстречу — ему показалось, что с крыльца она просто-напросто спорхнула, не касаясь ступенек.

— Я чуть с ума не сошла! — прокричала она. — Ты сказал, что сразу вернёшься; где ты был?! Я везде звонила, я не знала, что думать... Колья...

Она задохнулась, прижалась к его плечу, и Колька неловко обнял девушку левой рукой, чувствуя, что сейчас она заплачет.

— Всё нормально, Элли, — негромко сказал Колька, чуть сжимая её плечо. — Я — вот он. И я очень устал. Очень.

— Есть хочешь? — тут же настроилась на деловую волну Элли.

— Нет... сначала — спать, — Колька расстёгивал куртку, продолжая обнимать Элли, пошёл рядом с ней к дому. — Там не очень шумно?

— Не больше, чем обычно, — она оглянулась через плечо.

— Обычно — это теперь или раньше?.. — Кольку шатнуло. — Ох, как же я устал...

— Потерпи, сейчас доберёмся до кровати... — Элли на самом деле помогала ему идти, озабоченно заглядывая в глаза сбоку.

— У меня такое впечатление, что тебе придётся тащить меня на себе, — Колька неожиданно зевнул. — Извини...

— Я и так почти несу, — в голосе Элли послышался смешок. Колька вздохнул, переставляя ноги, повторил покаянно:

— Извини.

В коридоре пил кофе кто-то из дежурных. Очевидно, ему было скучно, потому что при появлении Кольки и Элли он оживился и уточнил:

— Муж вернулся из загула?

— У тебя зубам во рту не тесно? — спросил Колька, но возникший из холла Славка остановил ссору с ходу заявлением:

— Это свинство, дружище.

— В чём я на этот раз провинился? — осведомился Колька.

— Мог бы взять с собой хотя бы меня.

— Постойте-постойте, это куда?! — заволновалась Элли. Славка, видимо, был на самом деле зол, потому что, демонстративно не обращая ни малейшего внимания на отчаянную сигнализацию Кольки, пояснил:

— Твой парень не нашёл ничего лучшего, как затеять полномасштабный ночной бой с "Детьми Урагана".

— Я так и знала, — торжествующе-обморочным голосом объявила Элли.

— Э... лли, — неуверенно протянул Колька, — ну что ты? Никто же не погиб. У нас, в смысле. Никто не ранен даже. Зато... успех какой...

— Свинья, — тихо сказала Элли и двинулась в сторону кухни. На пороге обернулась и объявила: — Подойдёшь ко мне ещё раз — убью, чем под руку подвернётся. Как был одиночкой, так и остался... только о себе думаешь!

Колька грустно смотрел ей вслед. Потом по широкой дуге медленно обошёл Муромцева и полез на второй этаж...

...Когда Элли, тихонько постучавшись в дверь, всунулась в комнату Кольки — он спал, лёжа поверх одеяла. Сапоги снял и выложил на стол пистолет, но на большее, видимо, не хватило сил. Ещё с порога Элли уловила ровное, тихое дыхание — дыхание сильного, абсолютно здорового человека — и сначала обиделась опять: поссорился и преспокойно уснул!!! Но потом она всмотрелась в лицо Кольки, хорошо видное в предутреннем свете, падавшем из окна — и вздохнула. Лицо было усталое и немного обиженное, на виске — пятно горелого пороха.

— Коль, — она дотронулась до юноши пониже уха (поразившись тёплым толчком, какая у него нежная кожа) — и тот открыл глаза. — Коль, проснись, надо раздеться...

— Я спать хочу, — сонно-обиженно пробормотал Колька. — Мне приснилось, что мы поссорились...

— Давай я тебе помогу, — ласково сказала она.

* * *

Колька проснулся ровно в полдень. Открыл глаза — и сразу понял, что в доме пусто и тихо. Наверное, с ночной передачи все разошлись, а до дневной было ещё два часа.