— То, что мы знаем об этом.
— Не превращайте это в нечто большее, чем есть на самом деле, Том. Он один человек с несколькими спонсорами с глубокими карманами и немного большим влиянием, чем нам хотелось бы. Это не значит, что за ним стоит какая-то зловещая, теневая клика, снабжающая его секретной информацией.
— Есть и другие вещи, которые мы не можем ощутить, — сказал Дрейфус. — Распределенный интеллект, распространенный по сетям.
— Мы уже два года ничего не слышали ни от Авроры, ни от Часовщика. Это потому, что они настолько поглощены своей медленной войной друг с другом, что не могут потратить даже толику своей энергии на то, чтобы заниматься нашими мелкими делами. Так зачем кому-то из них начинать сейчас?
— У меня нет ответов. Я говорю, что это выглядит так, как будто за Гарлином что-то маячит — какое-то лицо или сила, которые предоставляют ему эту информацию.
— Я не могу удерживать человека на таком основании, Том.
— Насколько я понял, вы вообще не планируете его удерживать.
— Я не стану откладывать неизбежное. У меня нет оснований задерживать Гарлина, и чем дольше он будет находиться в Броне, тем больше боеприпасов мы ему дадим. Поэтому я планирую немедленно вскрыть нарыв. — Она пошла дальше, Дрейфус последовал за ней. — Непосредственный ущерб можно локализовать. Никто не пострадал, и Гарлин получит свободу обратно в течение нескольких часов. Конечно, поднимется шумиха, и это сыграет против нас. Но я могу привести доводы в пользу того, что вы имели право задержать его при очень буквальном прочтении статей. Ревностный — вот подходящее слово. Возможно, мой офицер чересчур ревностно относился к своим обязанностям, но в его толковании закона не было никаких нарушений, и я поддерживаю его действия.
Дрейфус, очевидно, счел за благо улыбнуться. — Итак, никакого понижения в должности — пока.
— Нет, пока нет. Я ценю ваше тактическое суждение, а не вашу способность отдать несколько команд ищейке. — Сохраняя каменное выражение лица, она добавила: — И все же, каково было расправиться с этим хнычущим маленьким говнюком?
— У меня бывали моменты и похуже, — сказал Дрейфус.
Она похлопала его по спине. Они шли дальше в молчании.
Когда Дрейфус вошел в комнату для допросов, Гизелин Броннер подняла глаза, отодвигая рукав, чтобы потереть кожу над запястьем, где был прикреплен Цветок боли.
— Если вы пришли извиниться за то, как были нарушены мои меры безопасности, префект, вы можете...
Дрейфус опустился на стул напротив нее и поставил на стол между ними большую черную коробку для вещественных доказательств. Пока он оставил ее нераспечатанной.
— Я пришел не извиняться, нет. Но подумал, что смогу успокоить вас в одном отношении. Гробно — человек, который прикрепил к вам эту штуку, — больше не вызывает беспокойства. Я передал его ультра, где он предстанет перед их правосудием.
— Их правосудие? — Она снова опустила рукав. — Это, по-вашему, шутка, Дрейфус? Они в первую очередь послали его. Он будет вознагражден, а не наказан.
— Я хочу сказать, что Гробно действовал в одиночку. Что касается вас, то никаких дальнейших последствий не будет. На этот счет у меня есть личная гарантия от начальника порта Серафима.
— Это имя должно что-то означать, не так ли?
— Так случилось, что я знаю этого человека и доверяю ему.
— Доверься ультра. — Она даже не попыталась скрыть усмешку. — У вас действительно не было большого опыта общения с ними, не так ли?
— Достаточно. — Дрейфус протянул руку и начал откручивать крышку коробки с вещественными доказательствами. — Достаточно, чтобы знать, что если ты не попытаешься расправиться с ними, они оставят тебя в покое. У них есть свои собственные представления о чести и верности, точно такие же, как у нас. Просто жаль, что вы с Анталом не приняли этот урок близко к сердцу, не так ли?
— Я понятия не имею, о чем вы говорите.
— Избавьте меня от рутины, мадам Броннер. Гробно рассказал мне все, что мне нужно было знать. Вы играли с одной фракцией ультра против другой, подделывали товары, завышали маржу — обманывали последних людей во вселенной, которых вы действительно хотели бы сделать врагами. — Дрейфус отложил крышку в сторону и вынул защитную упаковку из коробки для улик. — И все же, теперь это уже не так важно. Вы пройдете аудит, каждая транзакция, которую вы когда-либо совершали, будет проверена заново. Но меня это не касается. Мошенничество — это уголовное дело, но Броне не стоит тратить на него свое драгоценное время.
— Ну, тогда... — начала она.
Дрейфус вытащил белый канделябр из ящика для улик. Он поставил его на стол у основания, затем отодвинул коробку в сторону. — Это, с другой стороны... меня совсем немного, но интересует.
— Вы сумасшедший.
— Вы узнаете это?
— Конечно, я узнаю это. Это было в нашем доме. Были и другие подобные ему. Зачем вы принесли это сюда?
— Мой оперативник подумала, что это может представлять интерес, поэтому она отметила это для сбора улик. Можете ли вы объяснить значение этого дизайна?
— Да. В нем стоят свечи. Должна ли я сказать вам, для чего нужны свечи?
Дрейфус сделал паузу и потянулся к компаду на дальнем конце стола. Он вызвал изображение и наклонил компад так, чтобы мадам Броннер могла его хорошо видеть.
— Вы смотрите на структуру, которая в настоящее время исследуется в связи с текущим расследованием. Смерть вашего мужа также связана с этим расследованием. Вы узнаете это сооружение?
— Нет.
— Не хотели бы вы поразмыслить над этим ответом еще немного?
— Я этого не узнаю, так с чего бы мне это делать? Это просто белое здание. Где это?
— Я не имею права говорить.
— Что вы имеете в виду, говоря, что смерть моего мужа была частью продолжающегося расследования? Мы знаем, почему он умер, и людей, стоящих за этим. — Она сделала паузу, как будто тоже могла признаться в слишком многом, но затем на нее, казалось, снизошло какое-то запоздалое признание. — У вас даже был человек, который это сделал. Что еще можно сказать?
— Гробно не убивал вашего мужа, — заявил Дрейфус. — Я сомневаюсь, что он вообще знал о вашем муже до его смерти. Но эта смерть была частью более масштабной картины. Это здание может относиться к тому образцу...
— Если вы знаете, где находится это здание, почему бы вам просто не пойти туда и не выяснить?
— Мои оперативники уже расследуют это дело. Но я думаю, что ваш муж, возможно, знал об этом здании или имел с ним какой-то контакт.
— Он бы упомянул об этом.
— Можете ли вы объяснить сходство с канделябрами? Узкий стебель, ветвящаяся структура, эти подсвечники в форме шара.
— Спросите Антала. Вы можете поговорить с его бета-копией, даже если не позволите мне.
— Это он был ответственен за канделябры?
— Они мне никогда не нравились, ясно? Он приказал их изготовить. Они должны были быть проданы ультра, подделаны, чтобы выглядеть как нечто более ценное, чем они были на самом деле... но Антал решил оставить их себе. Он хотел, чтобы они были в доме.
Что-то смягчилось в Дрейфусе, пусть только на мгновение. — Вы знаете почему?
— Как я уже сказала — спросите его.
— Возможно, я так и сделаю. Но есть еще кое-кто, с кем я тоже мог бы поговорить. — Дрейфус снова наклонил компад так, чтобы они оба могли его хорошо видеть. — Мадам Броннер? — спросил он, повысив голос.
— Я сижу прямо здесь, идиот.
На компаде одинокая фигура медленно поворачивалась, глаза шарили в разных направлениях, как будто слыша шум в тумане, звук, который они не могли сразу локализовать. Они продолжали растерянно озираться по сторонам, теряясь в приторной серебристой белизне. — Кто там?
— Мадам Броннер? Это префект Дрейфус. Вы были изолированы Броней. В этот самый момент я нахожусь рядом с вашим живым воплощением. Вы обе были доставлены для допроса в связи с продолжающимся расследованием.
— Вы не можете изолировать ее, — сказала сидящая вдова. — Вы не имеете права. Я не сделала ничего плохого, я даже не умерла...
— Это оскорбление, — сказала копия вдовы, подходя ближе к Дрейфусу.
— Когда наши адвокаты узнают об этом... — начала оставшаяся в живых вдова.
— Он не имеет права, — сказала симуляция.
— Что ж, я рад, что вы можете хоть в чем-то согласиться, — сказал Дрейфус, разглядывая обе версии мадам Броннер. — Потому что это может немного облегчить ситуацию. Подозреваю, что ваш живой оригинал был замешан в коммерческом мошенничестве. Если это подтвердится, она будет привлечена к ответственности в соответствии с обычными гражданскими законами Сверкающего Пояса.
— Какое это имеет отношение ко мне? — спросила симуляция.
— Совсем немного, — сказал Дрейфус. — Какой бы приговор ни был вынесен, он будет полностью применим как к живым, так и к их бета-версиям.
— Это совершенно неразумно! — прервала его бета-копия.
— Не я разрабатывал законы, — сказал Дрейфус, стараясь, чтобы его голос звучал соответственно невозмутимо. — Бета-копия заменяет и очень точно имитирует свой первичный экземпляр — в конце концов, в этом весь смысл. Достаточно близко, чтобы проявить осведомленность о преступной деятельности — стать молчаливым или активным соучастником? Кто может сказать? Но если есть разумные основания для подозрений...
— Меня привезли сюда для защиты, а не для того, чтобы со мной обращались как с обычной преступницей! — сказала оставшаяся в живых вдова.
Дрейфус передвинул канделябр так, чтобы его было хорошо видно обеим версиям мадам Броннер. — Вот в чем дело. Я не могу предложить иммунитет от судебного преследования, но могу представить гражданским властям доводы в пользу того, что одна из вас или обе помогали Броне в более широком расследовании. Но меня нужно было бы убедить в том, что вы предлагаете мне действительно полезную информацию — особенно в том, что касается вашего недавно скончавшегося мужа.
— О чем вы говорите? — спросила бета-копия.
— Я хочу знать, почему Антал заказал эти канделябры. Что они значили для него — и все, что вы можете рассказать мне о белом здании, имеющем похожую форму, — Дрейфус сверкнул улыбкой. — Я дам вам время все обдумать, хорошо? Полчаса?
Он встал из-за стола и оставил живую и неживую версии Гизелин Броннер обдумывать свое решение.
Омонье шагнула через дверь и, наколдовав стул, села напротив Девона Гарлина. Он начал говорить, но Омонье предостерегающе подняла палец и сказал: — Поберегите себя, мистер Гарлин — это не должно отнять много вашего драгоценного времени. У меня наготове скоростной корвет, который доставит вас обратно в Сверкающий Пояс — назовите пункт назначения, и мы доставим вас в целости и сохранности, не успеете и глазом моргнуть.
— Со мной обошлись жестоко. — Он дотронулся до своего горла, как будто его душили. — Подвергся нападению за то, что говорил свободно — за осуществление своих прав как свободного гражданина Сверкающего Пояса.
Омонье сморщила лицо в притворном раскаянии. — Жаль, что все произошло именно так, как произошло.
— Жаль? — Он посмотрел на нее с испуганным недоверием. — Это и есть предел ваших извинений?
— О, это не извинение — ничего подобного. Вы были задержаны, что было нашим правом, и теперь вас освобождают. Такого рода вещи случаются постоянно, мистер Гарлин, так что, пожалуйста, не принимайте все это на себя.
— Это так не закончится.
— Так и будет. — Омонье наклонилась вперед. — Вы снова станете тем раздражителем низкого уровня, которым были до сих пор. Я абсолютно уверена, что ваше сепаратистское движение сгорит само по себе, как слабая лихорадка. Вы можете продолжать распространять популистскую, разжигающую толпу чушь, как сочтете нужным. Насколько я понимаю, местная полиция может разобраться с вами. Вы не такая уж большая проблема, чтобы не давать мне спать по ночам — и поверьте мне, я очень чутко сплю. Но вы больше никогда не приблизитесь к хоспису Айдлуайлд.
— Вы не можете запретить...
— Разве я сказала, что с меня хватит? — Она вздернула подбородок, глядя на него сверху вниз вдоль своего носа. — Не говорите мне о том, что запрещено, а что нет. Вы прибегаете к защите законов Сверкающего Пояса, когда вам это выгодно, но в то же время вы относитесь ко всему учреждению с полным, отвратительным презрением. Вы — грязь, мистер Гарлин, и если бы я не уважала эти законы и условности так сильно, как сейчас, я бы с радостью нашла способ заставить вас замолчать. Но я этого не сделаю. Тем не менее, скажу вам, что в будущем было бы очень опрометчиво испытывать мое терпение — и приближаться к хоспису Айдлуайлд без веской причины было бы очень эффективным способом сделать это, — она позволила себе вздохнуть, одарив его холодным взглядом. — Кроме того, вы больше не будете проявлять интереса к Дрейфусу. Вы нажили себе врага, и, честно говоря, я ему полностью сочувствую. Дрейфус не любит демагогов. Признаюсь, я придерживаюсь более жесткой позиции. Я презираю вас. Я бы хотела стереть вас с лица земли, прежде чем вы повредите что-то очень дорогое для меня.
Гарлин откинулся назад настолько, насколько позволяло его сиденье. Он сглотнул. — Это возмутительно.
— Нет, это не для протокола. Вы все еще ниже порога моего интереса, но должны отдавать себе отчет, что находитесь в опасной близости от него. Обдумывайте свои действия очень мудро, мистер Гарлин — вам бы не хотелось наживать во мне врага. — Омонье поднялась со стула и легким движением запястья отправила его снова сидеть. — Это все, что я хотела сказать. Приятного вам возвращения.
У Кассандры Ленг были свои излюбленные места в Некрополе, вдали от мест скопления других жертв Лесного пожара. Дрейфус знал, где лучше всего ее искать, предпочитая разыскивать ее, а не ссылаться на ее присутствие, даже если это стоило ему нескольких минут блужданий.
Теперь он наблюдал за ней издалека, изучая ее сидящую фигуру. Она сидела на одной из скамеек на берегу озера, сложив руки на коленях, в позе созерцательного покоя. Сегодня на ней был темно-красный наряд с длинной юбкой, рукавами во всю длину и жестким воротником, который расширялся в нечто вроде шляпки. То, что он мог видеть в ее лице, было в профиль, как на камее. Она смотрела на сереющие воды, выражение ее лица было загадочным. Он поймал себя на том, что задается вопросом, что происходит в ее голове в те промежутки времени, когда от нее не требуется вступать в разговор. Затем он упрекнул себя, потому что даже мысль о том, что у нее есть самость, не говоря уже о внутреннем существовании, была заблуждением, в которое он поклялся никогда больше не позволять себе впадать. Однажды он был знаком с женщиной, бета-копией, свидетельницей ужасающего преступления, и, несмотря на мнения теоретиков, она была близка к тому, чтобы убедить его, что у нее есть личное сознание, истинная внутренняя жизнь. Какое-то время он тоже верил в это — сила ее личности разрушала его убеждения. Позже, ради собственной профессиональной отстраненности, он попытался вернуться к своему старому образу мышления, рассматривая бета-версии просто как тщательно продуманные, филигранные тени когда-то прожитой жизни. Так было проще — проще заниматься своими делами.
