1. Лёхин с Шишиком на плече

— Ирина Ефимовна, через полчаса-час я у вас буду.

— Хорошо. Жду. Спасибо.

Отводя трубку, Лехин услышал прерывистый вздох и подумал: "Как хорошо, что люди не видят так, как вижу я сейчас! Как хорошо жить в неведении!"

29.

И как хорошо, что осторожность заставила Лехина предупредить Ирину Ефимовну: "Через полчаса — час я у вас буду!" Он вообще не любил говорить о точном промежутке времени. Конечно, до квартиры Тренера — десять минут на троллейбусе и пять минут пешим ходом. Но Лехин всегда опасался непредвиденных обстоятельств, а таковыми в последнее время его жизнь весьма изобиловала.

Вроде, он и привык к дворовой компании пьяниц, что вечно сидят на скамейке у его подъезда. Разве что морщился брезгливо и старался пробежать скорее, чтобы не здороваться, а то ведь поймают на "здоровканье", остановят, заболтают... Мягко говоря, культурных тормозов у этих испитых рож давно не осталось, а потому они искренне зазывали всех проходящих влиться в их гостеприимные ряды, заплатив за сомнительную радость вожделенной бутылочкой. Пару раз Лехина уже останавливали и предлагали выпить за компанию. Мозги у Лехина были, и он хорошо знал, чем чревато такое приглашение. Один раз выпьешь с ними, а потом — вечный должник... И сейчас он намеревался проскочить мимо дворовых пьянчуг спортивно-торопливым шагом и с деловым видом. Не тут-то было.

Лифт он проигнорировал, взбудораженный кошмарным сном, событием в воображаемом мирке и предстоящими делами. Всего полно. Как только представил, что придется неподвижно стоять в добродушно поскрипывающей клетушке, когда кровь бурлит... И побежал по лестницам вниз. Успел заметить Шишикову пасть, хулигански распахнутую на мелькающие ступени, и легкую тень чуть впереди — ага, кажется, Линь Тай провожает.

Подъездная дверь солидно грохнула. Теплый августовский воздух будто обнял после застоявшейся прохлады подъезда. И Лехин всем телом потянулся было к ласке солнечных лучей. И мгновенно озверел, одним взглядом оценив происходящее у подъезда.

Справа, у края газона, стояла бабка Петровна — плакала навзрыд. На клумбе, взлелеянной ее привыкшими к земле руками, валялся какой-то тип в модной нынче одежонке маскировочной расцветки. Только у этого "отдыхающего", кроме пятен, продуманно рассыпанных по ткани, имелось несколько подозрительных, более темных. Ниже пояса.

Скамейка. Сегодня здесь сидели постоянные протиратели штанов — человек восемь. Точнее, сидели семеро — один стоял. Федька Кривой. Что-то убедительно-выразительно доказывал, косясь на бутылку из-под минералки, явно минералкой не наполненной. Мутновата была жидкость в бутылке, и продолжающий звереть Лехин сразу вспомнил: обмолвилась однажды бабка Петровна, что в соседнем подъезде пенсионерка гонит "молочко от бешеной коровки". Бутылку за горло цепко держал бугай, пренебрежительно внимавший страстной речи Федьки. Сегодня, кажется, угощал именно бугай, потому что на него и на драгоценный сосуд в его руках устремились умильные глаза остальных. Две женщины из трех, впрочем, сейчас на бутылку и на спонсора не глядели. Они пытались выразить сочувствие и утешить бабку Петровну — вот так канцелярски воспринял их поведение Лехин.

— Линь Тай...

На Лехина не обратили внимания, попросту не заметили. Ну и шепота, конечно, тоже.

В солнечном свете призрак совершенно растворился. Но холодок присутствия позволил Лехину просить о помощи в нужную сторону. Попросил и, не дожидаясь, выполнит — нет ли китайчонок его задумку, решительно зашагал по газону.

— О, сосед! — стандартно обрадовался Федька Кривой, начал говорить дальше — икнул и заткнулся. Наверное, свежо еще в памяти, пусть и сквозь пьяную одурь, воскресное путешествие с этажа на этаж в качестве безвольного мешка. Тем более что сейчас Лехин повторял сей подвиг.

"Замаскированный" тип лягушкой распластался на клумбе. Хорошо дрых на рыхлой земле, которую не один раз перебрали заботливые старушечьи пальцы.

Уже привычно Лехин ухватил спящего за ворот куртки — и брезгливо за пояс штанов и поднял его из блевотины и сломанных гладиолусов, ноготков, китайской ромашки и другой экзотики их бедного на цветы двора.

— Да что с ним возиться! — горько вздыхая, заговорила бабка Петровна. — Все уж, злодей, поломал. Пусть и лежит тут... Милицию, что ль, вызвать. Мож, в вытрезвитель свезут.

— Ты, бабка, из-за своих цветочков дурацких человека хочешь в милицию?!

Жалостливые, утешающие голоса двух женщин резко съехали на агрессивный, бранчливый тон. Обе начали вставать, но Лехин уже чуть покачивался от тяжести, стоя на краю бордюра, и поневоле им пришлось обернуться к нему.

— Так, дамочки, или я бросаю сей организм на дорогу (обратите внимание: не кладу — бросаю!), или вы мне немедленно указываете, в каком подъезде он обитает.

— Я! Я покажу! Друг он мне или нет?! — восхищенно завопил Федька, — И ты мне друг! А если друг, чего не помочь! Алексей, ты ж мне друг, да? А Вован этот со второго подъезда! А пошли — провожу! Ну, силен ты, сосед!

Вован жил через два подъезда. На волне озверелости и решимости привести свою приподъездную площадку к виду, радующему глаз, Лехин легко снес тело, благо, что было оно в отключке.

На скамейке — все те же семеро. И Линь Тай куда-то пропал.

Вернувшегося Лехина встретила крикливая ругань. Но он уже придумал, как обойтись без помощи привидений. Поэтому, не останавливаясь, подошел к бугаю с бутылкой и взял его за грудки. Эффект неожиданности сработал на все сто. Одно быстрое движение — и бугай послушно крутнулся в руках Лехина. И оказался в настоящем капкане. Огромная туша и опомниться не успела, как Лехин опять-таки легко вывернул бутылку из судорожно зажатых пальцев. В следующий миг бугай пронзительно завизжал, а скамейка горестно ахнула и оцепенела от ужаса: бутылка каким-то образом рассталась с крышкой, поехала горлом вниз — и мутная жидкость, весело побулькивая, устремилась орошать асфальт.

Федька, что-то втолковывавший бабке Петровне, которая раздраженно отмахивалась от него (она уже принялась приводить клумбу в порядок), точно лунатик, с глазами, враз остекленевшими, побрел к Лехину.

Бугай замолк и начал вырываться из Лехиного захвата. И в уже привычной тишине августовского утра, в тишине светлой и теплой, Лехин почувствовал струйку холода, мазнувшую его по щеке, и странный призрачный смешок.

Когда бутылка рассталась с последними каплями "молочка от бешеной коровки", встала одна из женщин, с крашеными волосами — рыжая ржавчина на отросшем черном, с килограммом черной косметики на маленьких глазках, поблескивающих из впадин мучнисто-белого отекшего лица. Лехин с тревогой вскинул глаза. Приемы приемами, но если эта дамочка вцепится в него, бить женщину... Нет, только не это... Но женщина встала так, как будто внезапно проснулась с мыслью об очень серьезном. Искаженное пьяным отчаянием, опухшее лицо ее расслабилось, руки обвисли по бокам. Постояла, словно поразмыслила, что дальше, и деревянно шагнула на дорогу, побрела, шаркая ногами, к соседнему подъезду. За ней поднялась другая, молодая, со следами поразительной некогда красоты на страшно морщинистом лице. Она тоже шагала пластмассовой куклой, которой ребенок помогает переставлять ноги, — так, будто разом забыла, как это делается, и только глядя на других старалась подражать чужой походке.

Под руками Лехина бугры когда-то неплохих мускулов бугая обмякли. Казалось, "спонсора" происходящее загипнотизировало, и он не заметил, что его осторожно выпустили из захвата и вообще оставили в покое. Ненадолго.

Крашеная рыжуха на скамейку у своего подъезда не села, а садилась — медленно и так ровно, словно кто-то подкручивал гайки внутри нее. Так же механически опустила свой зад и вторая.

— Куда эт они? — недоуменно озвучил Федька вопрос бугая и оставшихся на скамейке.

— К себе! — назидательно ответил Лехин. — Нечего у чужих подъездов околачиваться.

Снова странный смешок холодным ветерком обвеял разгоряченных людей. Бугай вдруг заметно уменьшился — больше не пыжился, расслабившись, и потопал прочь.

— Ну а вы чего остались? — обратился Лехин к ошеломленной компании на скамейке. — Не поняли, что ваше присутствие здесь нежелательно?

И компания послушно и поспешно ретировалась.

— Давно так с ними надо было! — проворчала бабка Петровна, поправляя сбившийся на сторону платок. Она не поняла и не хотела понимать, как Лехин удалил выпивох со "двора", каковым она считала площадку под окном. Главное, что удалил. — Сколько просила мужиков своих (она имела в ввиду подъездных жильцов), чтоб прогнали алкоголиков этих, — ни один не почесался. Неудобно им, видите ли. Интеллигенты, видите ли, все. Ладно бы, свои пьяницы были, как Федька, так ведь все чужие. У нас ведь, Лешенька, пенсионерок в подъезде полно, сам знаешь. Выйдешь, ан и присесть-то негде. А ноженьки уже не те, что в молодости были. Пройдешься раз, другой перед домом — а и все, домой пора. На скамью-то ведь и не присядешь, столько их здесь собирается. А иной раз и местечко есть, да страшно. Как думаешь, Лешенька, не вернутся они сюда, а?

— Будем надеяться, что нет.

— А то ведь дворничиха каждое утро ворчит, мол, само грязно место у нашего подъезда. И ведь что скажешь? Устали уж объяснять, что пришлые сорют... А уж как сегодня женщины наши рады будут! Ох, и насидимся!.. Ты уж, Лешенька, пригляди на первых порах, чтоб не возвращались ироды эти, а?

— Я-то пригляжу, да ведь дома не всегда бываю...

В ухо толкнулся прохладный воздух, и тихонько зазвенел чуть писклявый голосок:

— Иди, хозяина, иди. Мы присмотрим, чтоб не вернулась пьяный.

— Линь Тай, ты? — спросил Лехин, отвернувшись от соседки. — Это вы увели женщин? Сколько вас?

— Достаточно, чтобы держать на расстоянии группу данных товарищей, — отозвался голос безымянного агента. — Так что и правда, Алексей Григорьич, идите. Порядок будет.

— Ладно, Галина Петровна, пошел я. Думаю, сегодня скамейку нашу точно не займет.

— Дай Бог, дай бог, Лешенька,

"Интересно, почему привидения так быстро согласились помочь с дворовыми пьяницами? Савва, призрак-бродяга из подпольного ресторана, помнится, говорил, что привидения неохотно вселяются в алкоголиков, хотя это очень легко, так почему же... Ах, вот в чем дело! У моих привидений страх перед тремя гостями в квартире, хоть их и уговорили, и показали, что вселение в бывших зомби безопасно. Поэтому они так охотно прибежали ко мне по первому же зову. Легче преодолеть брезгливость, чем страх".

Размышляя таким образом, Лехин прошел двор и стал спускаться, чтобы пройти мимо торца соседнего дома, мимо мусорных контейнеров, а затем через дорогу — к остановке. Мягкие пальчики ухватились за ухо Лехина и легонько подергали. Шишик требовал внимания.

В челюсть слева стукнули пару раз кулачишком, и Лехин послушно повернул голову. Он уже усвоил, что с упрямой "помпошкой" лучше не спорить — времени жалко.

Глазам предстал урбанистический пейзаж: стена без окон, внизу переполненные мусором контейнеры. Как-то сразу Лехин сообразил, чего хочет "помпошка", и возмутился.

— Ни за что! Я тебе целый талмуд с картами купил, к которому ты даже не прикоснулся! Еще из мусора таскать буду!

Снова дернули — за мочку — слабо-слабо. Зато последовавший горестный вздох здорово впечатлил Лехина. Привык, что Шишик обычно пользуется достаточно хулиганскими методами воздействия, добиваясь своего.

— Ладно, — сказал Лехин и подошел к контейнерам. — Здрасьте, — поздоровался он с кошкой, настороженно высунувшейся из примятой коробки. — Не хотели вас беспокоить. Уж простите... Ну, Шишик, давай. Что углядел?

Спрашивать, в общем-то, было необязательно. Кипа листов вызывающе торчала из недр небрежно брошенного пакета. Верхний чернел мелко прочерченной схемищей; остальные, кажется, содержали какие-то технические описания. Лехин быстро огляделся — никого! — и цапнул верхний лист. К пешеходной "зебре" он шагал уже энергично, деловито скатывая лист в трубку — вместе с блаженствующим, размазанным по нему Шишиком.

Разок Лехин все-таки обернулся, внутренне сжавшись: не видел ли кто, как он в мусоре копается? Но между двумя домами все так и было пустынно. Только круглая кошачья голова неподвижно торчала из коробки, и блестели изумленные кошачьи глаза. "Ну да, конечно, — хмыкнул Лехин. — Шишики — зверье домашнее, судя по всему. А тут — путешественник. Да еще верхом на человеке! Зрелище не для слабонервных, что ни говори!"

30.

Приключений по дороге к дому Тренера — никаких. Хотя Лехин ждал. Особенно выходя из троллейбуса. Это "особенно", скорее всего, началось в тот момент, когда троллейбус подъехал к месту, откуда отчетливо была видна туча над недостроенными "Торговыми палатами". Туча, синевато — серая, грузная, лениво и угрожающе ворочалась над вечной стройкой.

Лехин шел по улице, чувствуя тяжелое давление на спину, и думал, правда ли туча смотрит ему вслед. А может, это вовсе не туча, если принять во внимание, что в последние дни приходится сосуществовать с довольно неожиданным миром? Или же это давление всего лишь внушение? А может... Лехин похолодел. Может, он ошибается. Может, дело не в туче. Может, дело в глазницах черных окон того дома. В глазницах, в которые нельзя долго смотреть, потому что взгляд проваливается... в бездну? И бездна эта живая. Ведь там, за окнами, бродит человек, потерянный во времени и пространстве.

Внезапно перед глазами возникла неуместная картинка — воспоминание: насупленный Джучи уходит из комнаты, а на хвосте у него сидит торжествующая "помпошка" и хихикает по своему обыкновению. Лехин на миг точно окаменел, настолько яркая картинка упорно светилась перед глазами. Он видел ее уже в мельчайших подробностях, когда наконец сообразил, в чем дело.

Снятый с плеча Шишик немедленно съежился, как нашкодивший котенок. Разве что не фыркал и не шипел.

— Шишик, я понимаю, что ты на свой лад отвлекаешь меня от плохих мыслей, — проникновенно сказал Лехин. — Только пойми, что это неэтично... — Он сбился, сообразив, что "помпошка" может не понять последнего слова. Пока он искал синоним, Шишик послушно сидел на ладони и преданно таращился на него. — Это нехорошо — без ведома человека залезать в его мозги, в его сознание, в воображение — в общем, туда, куда ты залез, чтобы отвлечь меня. Давай договоримся, что такого больше не повторится.

"Помпошка" слегка разинула пасть, и Лехин решил считать согласием явленную карикатуру на счастливую улыбку.

Жена Тренера, Ирина Ефимовна, встретила Лехина сильно обеспокоенной, но сдержанной. Впрочем, полностью беспокойство спрятать не сумела. Невысокая седоволосая дама (именно дама!) за пятьдесят, с мягкими манерами, так нервно терзала пальцы, пока Лехин переобувался в предложенные шлепанцы, что он напрямую спросил:

— Вы боитесь, противоядие не поможет?

— Что вы, что вы! — Ирина Ефимовна стиснула кулачки. — Это телефонные звонки. Со вчерашнего дня звонят, спрашивают, где муж. Я отвечаю, как вы мне рекомендовали. Но люди надеются, что он вот-вот придет, и продолжают звонить. А утром... Утром начали звонить родители мальчиков, которых он готовит к соревнованиям. Говорят, дети не ночевали дома.