Материнский инстинкт

— Зачем фотографировать спящих людей? — она через плечо бросила взгляд в сторону Демьяна. Он смотрел на нее, не отрываясь, словно чего-то ожидая.

— Листай дальше.

Кеша проворно поднялся и встал за спиной женщины, заглядывая через плечо.

Яна нехотя перевернула страницу. Следующие фотографии были на первый взгляд обычными, но было в них что-то неестественное и пугающее, проявляющееся через позы и глаза позирующих людей. На верхнем снимке были запечатлены три человека. По всей видимости, родственники. Мужчина стоит прямо, подбородок гордо вскинут вверх, женщина наоборот смотрит смущенно. Девушка-подросток между ними позирует в неудобной позе, почти на цыпочках, глаза широко распахнуты, ладони соединены, но кисти странно вывернуты. Прямо под этим снимком ещё одно неприятное фото. Некрасивый ребенок сидит на детской лошадке-качалке, выражение его лица напоминает девушку с предыдущей фотографии. Маленькие ручки не держаться за лошадку и безвольно лежат на голове деревянного животного. Яна только перевела взгляд на следующий снимок, как поняла, почему некоторые дети кажутся знакомыми. Гости из снов напоминали постаревшие версии старшей девушки и мальчика подростка, даже одежда в чем-то перекликалась. А вот двое малышей были не знакомы.

Снимки вызывали необъяснимый страх, холодный и всепоглощающий, но Яна не могла отвести от них взгляд. Она перевернула сразу несколько страниц и остановилась на большой фотографии, занимающей весь лист. Многочисленная семья сидит на диване. Знакомый уже мужчина и женщина и с ними четверо детей. Их глаза широко раскрыты, но ни у одного не смотрят в объектив, словно не могут его найти. Руки сложены на коленях, как у школьников. Яна с трудом сглотнула ком, её пальцы дрожали, альбом упал с колен и, ударившись углом, раскрылся на середине.

Она села на диван, зажав дрожащие руки между колен.

— Что это такое? Что это за фотографии?

Демьян подобрал альбом, захлопнул его и вернул на подоконник.

— Это пост-мортем.

— Фото мертвых, — пояснил Кеша дрожащим голосом.

Яна попятилась к двери, неосознанно стараясь быть как можно дальше от жутких снимков. Иннокентий стянул альбом и вернулся с ношей на диван. Касаясь страниц, словно они могли откусить пальцы, мужчина посмотрел ещё несколько фотографий. Если предыдущие выглядели отталкивающе, то эти будили самые потаенные страхи. На фото были новорожденные дети на руках одной и той же женщины. Маленькие сморщенные, туго замотанные в серые пеленки и с распахнутыми глазами. У младенцев не бывает такого взгляда: пристального, осознанного и одновременно невидящего. Иннокентий быстро пролистал оставшиеся страницы: люди повторялись, только на снимках они представали в разных вариациях. С новорожденными позировали все и по очереди, и вместе. Закрыв вельветовую обложку, мужчина отодвинул альбом на край дивана, немного подумав, вернул его на подоконник.

Какое-то время тишину нарушали лишь судорожные вздохи Яны. Демьян сказал как можно мягче.

— Закрой дверь, сквозняк дует, и кошки поймут, куда мигрировать.

Не отрывая пристального взгляда от вельветового прямоугольника за узорчатой шторой, Яна медленно пересекла комнату и села на диван. Иннокентий хотел успокоить женщину и коснулся её плеча, но она вздрогнула и резко отодвинулась.

— Извините. Я просто не могу прийти в себя.

Демьян смотрел на собеседницу строго, её несдержанность нервировала, но он сам себе напомнил, что у Яны есть причина так реагировать на смерть детей.

— На фото не все мертвы. Обратите внимание на руки, они неестественно темные, потому что были перетянуты. Если бы снимки были цветными, запястья покрывала бы синева. Глаза тоже о многом говорят: у трупов веки приклеены, поэтому взгляд такой бешеный.

— Это же какое-то извращение, это ненормально. Насколько нужно быть больным психопатом, чтобы позировать рядом с умершими родственниками? — Яна вжалась в угол дивана и обхватила себя руками, словно пытаясь защититься.

— Яна, успокойся, это в наше время подобное кажется ненормальным. В начале девятнадцатого века фото пост-мортэм были обыденностью и не вызывали даже тени ужаса. Люди умирали часто, а случая запечатлеть своих любимых при жизни не представлялось. Только когда в дом приходила смерть, появлялась возможность заполучить снимок на память. Дети часто позировали с мертвыми родственниками, обнимали их, а ночью спали спокойно, без кошмаров.

Яну передернуло от красочного описания.

— Как они заставляли их стоять? Как это возможно? — только озвучив вопрос, она поняла, что совсем не хочет знать ответ.

— В спины вставлялись металлические штыри, — коротко ответил Демьян.

— Только не говорите, что считаете это нормальным? — обратилась Яна к двум собеседникам одновременно.

Кеша пожал плечами и кивнул, а Демьян отрицательно качнул головой.

— Подобные альбомы были почти в каждой семье. Не нам судить, что нормально, а что нет. Если бы ты родилась сто лет назад, то сама участвовала бы в таких фотосессиях. Судя по количеству снимков, кто-то в этой семье сам занимался фотографией, иначе не представляю, кто бы мог потратить столько времени и средств на этих людей.

Кеша выплыл из задумчивости и нахмурил брови.

— Меня больше другое волнует: кто эти люди?

Яна буквально подпрыгнула на диване.

— Они отдаленно похожи на стариков, что привели меня в Славянск. Двое из них. Может они и есть сестра и брат Анастасии Павловны.

— На фото есть даты. Это послевоенные годы, — сразу же согласился Демьян.

Яна замялась, выуживая из памяти подробности несчастливой жизни хозяйки.

— Она говорила о братьях и сестрах. Но их же похитили, откуда же тогда их фотографии? Этого никак не может быть. Мне не дает покоя мысль, что они умерли в юности, а ко мне приходили стариками.

Демьян мрачно ухмыльнулся.

— Не думаю, что я скажу что-то оригинальное: люди лгут.

Кеша схватился за голову, безжалостно растрепывая опрятную прическу.

— Анастасия Павловна не может быть причастна ни к чему темному. Она добрый отзывчивый человек и без того порядком побита судьбой.

Демьян перевел взгляд с Яны на друга, его пальцы сжали подлокотники, но поза осталась расслабленной.

— Она притворялась и делала это умело, опыт длиною в жизнь. — Его глаза снова впились в женщину. — Что бы Яна ни делала, её натура просвечивает через все слои маскировки. Она не застегивает пуговицы, не туго завязывает шнурки, стареется всё структурировать и занять руки. Кухня — это маска для Анастасии Павловны. Жаль, что я мало с ней общался, если бы знал, какие вопросы задавать, давно бы понял, где ложь, а где правда.

Яна почувствовала, что волоски на руках встали дыбом, в животе похолодело.

— Если это родственники хозяйки, значит, никакого похищения и не было.

— Не знаю, сколько тут слоев лжи, но кое-что мы могли бы выяснить. Можно посетить местный архив, в метрических книгах должны быть упоминания о рождении детей. Если их и правда девять, то соседка не лгала, — предложил Демьян.

— И ЗАГС! — воскликнул Иннокентий. — Может, найдем свидетельства о смерти.

Демьян по привычке вскинул запястье, чтобы посмотреть который час. Раздраженно тряхнув кистью, достал телефон.

— Четыре часа. Ещё успеваем в казенные хоромы.

Яна продолжала удерживать взглядом жуткий альбом, словно он бешеная собака и готов наброситься на нее в любой момент.

— Давайте только уедем отсюда. В любую гостиницу. Я потом деньги верну.

— Собирайте вещи, — коротко распорядился Демьян и первым принялся выполнять собственный приказ.

Закончив укладывать сумку, Яна прислушалась к тишине коридора. Что-то было не так, не хватало какого-то привычного звука, и это настораживало. Перекинув лямки через плечо, она вышла в общую комнату. Демьян стоял в проеме двери с обычным полупрозрачным пакетом, в который собрал своё нехитрое имущество, в другой руке он держал сверток с вещами Анастасии Павловны.

— Где кошки? Я думал, в конце концов, они нас съедят, а тут тишина.

Кеша пыхтел, пытаясь засунуть леопардовый плед в сумку. Рядом с диваном стояли уже два доверху заполненных пакета с разными вещами и сувенирами. Мужчина заметил яркий халат в руках друга.

— Этот оттенок бирюзового не подойдет к цвету твоего лица.

— Вещи нужно передать в больницу, — пояснил Демьян и развернулся к Яне. — Пока мы будем дышать пылью документов, отвезешь это Анастасии Павловне. Её фамилия Бизюкова.

Яна кивнула и быстро вышла из комнаты, зацепив плечом заставшего в дверях мужчину.

???

Первым салон машины покинул Демьян. Кеша притормозил возле здания ЗАГСА и невесело напутствовал друга:

— Как разыщешь доказательство маньячности хозяйки, звони.

Яна устало махнула рукой и проводила удаляющуюся высокую фигуру грустным взглядом.

Оставшись с женщиной наедине, Иннокентий изложил план дальнейших действий:

— Доставлю вас в лазарет, найду нам ночлег. Я хотел спросить... — Мужчина замялся, почувствовав себя смущенным, румянец раскрасил его щеки. — Вам с Демьяном брать один номер на двоих?

Яна покраснела не меньше, чем собеседник.

— Нет. Мы ещё не прошли конфетно-букетный период, — вяло пошутила она. — Возьмите один на всех. Нам только переночевать, выйдет дешевле.

Оставив спутницу у дверей больницы, Иннокентий отправился покорять архив. Яна прижала к груди сверток и смело поднялась по ступенькам. В голове черно-белым калейдоскопом перемещались жуткие фотографии, она не знала, как разговаривать с Анастасией Павловной, как смотреть на нее теперь. Лучшим вариантом было бы оставить вещи и бежать куда подальше. После двух подсказок, женщина нашла корпус травматологии, но ноги не хотели идти и передвигались медленно, словно утопали в воде.

Медсестра на посту дежурно улыбнулась.

— Вы к кому?

— К Анастасии Павловне Бизюковой. Тут вещи и документы.

Яна устроила ношу на стойку и собралась уходить, как её становил оклик медсестры.

— Она просила зайти к ней.

— Меня? — удивилась Яна.

— Любого, кто принесет её вещи. Час назад она пришла в сознание, даже поела. Восьмая палата. — Увидев, что посетительница двинулась в сторону коридора, она громко заверещала:

— Бахилы!

Яна вернулась, купила пару бахил и повторила начало пути.

У двери с металлической цифрой восемь женщина застыла. Она боялась и одновременно не верила, что могла так ошибиться в человеке. Анастасия Павловна казалась странной, несчастной, но никак не маньяком, способным на убийство. Яна повернула голову и увидела любопытный, озадаченный взгляд медсестры. Решив избавиться от наблюдателя, она наконец-то открыла дверь. В комнате вдоль стен расположилось четыре кровати. Две из них были свободны, на дальней в углу спала седая полная женщина, ближе всего к двери находилась койка Анастасии Павловны. Старушка бодрствовала с книгой в руках. Предплечья и кисти плотно обхватывали слои бинтов, не белых, скорее желтых от мази. Обложка упиралась в согнутые колени, обожженные руки лежали вдоль тела, словно инородные элементы. Она подняла глаза над книгой и выпрямила колени.

— Спасибо, что приехали.

Яна приблизилась и положила на край кровати стопку вещёй, увенчанную документами.

— Может, это не то, что вам нужно.

Под кроватью мелькнул трехцветный кошачий хвост. Женщина удивлённо проследила за кошкой, запрыгнувшей на одеяло. Животное потерлось мордой о щёкустарушки и довольно заурчало.

— Этого достаточно. Я уже позвонила Гале, она завтра привезет всё остальное. — Глаза Анастасии Павловны продолжали всматриваться в лицо собеседницы, словно она пыталась прочитать её мысли. — Вы уезжаете?

Яна кивнула и попятилась.

— До свидания.

Уже у двери тихий голос нагнал женщину и вонзился в уши неожиданным признанием.

— Жаль, что я не умерла. Я заслуживаю смерти.

Яна обернулась, пальцы соскользнули с ручки.

— Почему? — Она снова приблизилась к кровати. Одна часть её хотела уйти, захлопнуть дверь и не вспоминать о днях, проведенных в Славянске, но другая — нетерпеливая и любопытная, не давала сдвинуться с места.

— В моем возрасте смерть — это не наказание, а избавление. Если бы не ваш друг, сейчас я бы уже была в объятиях своей семьи. Бог итак достаточно меня покарал.

Яна сдвинула вещи и боязливо присела на край кровати.

— За что покарал?

Кошка злобно зашипела и попыталась поцарапать собеседницу своей хозяйки.

— Я ненавижу родителей, настолько сильно, что я могла бы их убить, если бы они не покончили жизнь самоубийством. Моих братьев и сестер никто не похищал. Они утопили их.

Яна громко охнула и тут же прикрыла ладонью рот, боясь разбудить старушку в углу комнаты.

— Утопили, — эхом повторила она последнее слово. — Зачем? За что?

— Мои родители были глубоко верующими. Господи, что я говорю, они были сумасшедшими фанатиками. Отцу приснился сон, будто ангел выбрал его для особенной миссии, а дети одержимы адскими тварями. Чтобы доказать любовь к Богу, он должен был освободить души детей, спасти их от скверны. — Она замолчала, справляясь со слезами, продолжила надтреснутым хриплым голосом: — Меня в ту ночь не было дома. В городе устраивали танцы, мне в ту пору было пятнадцать.

Анастасия Павловна громко расплакалась, рывками захватывая воздух. Это выглядело так странно и пронзительно, словно звуки насильно выдавливали из её горла вместе с болью.

— Как вы узнали о том, что они сотворили?

— Я увидела фотографии. Отец проявлял снимки в подвале. А на следующий день они сами повесились. Может, ужас содеянного заставил наложить на себя руки. Надеюсь, они не выдержали мук совести. Я скрыла их поступок. Все думали, что детей похитили, а родители умерли от горя. Всю жизнь я старалась искупить их вину, я даже поверила, что Бог простил меня за намеренную ложь. Но он жесток и не знает сострадания. Мне не суждено было познать счастье в браке и вырастить сына. Он забрал их у меня! — с последними словами её голос перешел на крик.

Повинуясь эмоциям, Яна придвинулась и коснулась плеча пожилой женщины.

— Мне очень жаль. Я не представляю, через что вам пришлось пройти. Не нужно наказывать себя смертью, это неправильно. Ваши родители чудовища, но это их вина, не ваша.

Анастасия Павловна будто не слышала ничего вокруг, она рыдала навзрыд, широко разевая рот, кошка жалобно мяукала, завывая на высоких нотах. Это был леденящий душу дуэт.

Яна молча ждала окончания истерики, но прошло не меньше получаса, прежде чем крики начали затихать. Соседка по палате проснулась и делала вид, что увлечена журналом. Момент её пробуждения остался загадкой, Яна заволновалась, что она слышала их беседу.

— Кто-нибудь знает, кроме меня?

— Галя знает. — Анастасия Павловна уткнулась носом в край пододеяльника и звонко высморкалась. — Как там Максимовна?

Яна не сразу поняла, что речь о соседке, устроившей пожар.

— Кажется, без сознания. Она сильно обгорела.

— Она догадывалась, что мои родители совершили что-то жуткое, но возненавидела меня после замужества.