Ключ для хранителя (общий файл)

— А если я туда не пойду, то это вообще неизвестно чем закончится. Так хоть я буду рядом с ним.

— Ну да. И в этом замке появится еще один живой мертвец... Кто же меня тогда выпустит из этой клетки?! — заверещала эльф, сотрясая свои моанитовые застенки.

— Та-ак, — как можно тверже протянула я. — А ну, без истерик! Если что, сама улетишь, вместе с клеткой. А теперь рассказывай быстрее, как избавиться от этой хобьей заманушки.

— Вот ты, значит, как заговорила, а еще друг называешься, — возмутилась эльф, но тут же сосредоточилась на деле. — Разверни эту тряпку и скажи мне, что там в ней.

— Здесь засохший дубовый лист и отрезанная прядь волос Лулияны, — так же по-деловому отрапортовала я ей через несколько секунд. — Что мне с этим богатством делать?

— Сожги его, вместе с тряпкой, а пепел развей в окно.

Еще через минуту на маленьком разносе знатно полыхнула дриадина заначка и, по комнате распространился запах отсыревшего дерева. Тиниэль, зажав нос пальчиками, четко бдила за моими манипуляциями:

— Деси аккуратнее, чтобы пепел де разлетелся... Вот так. А теперь закрывай окно и барш быть руки.

Уже, проходя мимо ее клетки, у меня мелькнула мысль, освободить прямо сейчас оправданную преступницу, но тут же я решила, что это неправильно, идти на такое дело и заранее настраиваться на поражение:

— Тиниэль, я тебе очень благодарна за все, что ты для меня сделала. Пожелай мне еще раз удачи, пожалуйста.

Эльф тяжело вздохнула и подошла к самым прутьям:

— Маг Вета, удачи тебе и... будь со своим Борамиром всегда очень близко. Я заметила, что когда вы стояли тут, рядом, то ваши свечения переплетались друг с другом.

— Как же жаль, что я этого не вижу, — с досадой произнесла я и направилась к выходу...

А внизу веселье было в полном разгаре. Гостей на этот раз даже прибавилось, причем с обеих "холодно" настроенных сторон. Все так же, по левую руку от хозяина замка восседал Конт. Ольта же сегодня не было — его место пустовало. И одного взгляда на Борамира хватило, чтобы сразу оценить обстановку — лучший друг графа "старался" вовсю. Я медленно, как по скользкому льду, спустилась по ступенькам и в нерешительности замерла.

— О, а вот и прекрасная гостья моего друга! — перекрикивая шум за столом, радостно поприветствовал меня привставший Конт.

В зале на время повисла тишина. Я обвела глазами сидящих за столом мужчин и встретилась ими с несколькими знакомыми лицами, как среди наемников, так и среди подопечных Ольта.

— Что же ты стоишь там, Вета — иди сюда, — взмахнул мне рукой Борамир. — Мы давно тебя ждем.

Долгая-долгая дорога от лестницы до него... Под насмешливым прищуром Конта и внимательными взглядами остальных. Я ее преодолела, наконец:

— Извини, пришлось задержаться.

— Ничего, садись рядом со мной. Это место сегодня твое, — отодвинул мне граф пустующий стул Ольта. — А, хотя... самая дорогая женщина должна сидеть на коленях у своего мужчины, — криво ухмыльнулся он и подхватил меня на руки.

Я и возмутиться не успела, как оказалась на одном стуле с мужчиной, под пошлые смешки наемников и покровительственную улыбку Конта, но стиснула зубы и решила держать себя в руках до конца.

— Тебе так удобно? — в самое мое ухо осведомился Борамир. — Ты, наверное, голодна? Давай я покормлю тебя, — потянулся он через меня за тарелкой и опрокинул стоящий рядом бокал.

— Нет, спасибо, — поспешно буркнула я, нервно стряхивая винные капли со своего голубого платья.

— Друг мой, ты плохо ей предлагаешь, — участливо улыбнулся маг. — Позволь мне поухаживать за твоей женщиной.

— Э-э, нет, — протянул Борамир и обхватил меня еще крепче. — Я сам это сделаю, когда она захочет... А почему от тебя пахнет дымом? — неловко ткнулся он носом в мою шею. — Ты что, сама разводила огонь в камине? Ты так спешила? Не переживай, мы скоро всех их бросим и поднимемся к себе наверх, — тоном киношного героя-любовника пообещал он...

Это было сущей мукой. Сидеть вот так и наблюдать, будто со стороны, как убивают твое достоинство и платят злом за добро твоему любимому человеку. Мне хотелось завыть сейчас на весь зал, отходить по щекам Борамира, чтобы он опомнился, наконец, от кошмара, который творится в его родном замке. Я с последней надеждой заглянула в его глаза и не увидела там ничего, кроме мертвой пустоты. Где ты сейчас, мой родной человек?..

— Тебе что-то не нравится, Вета? — присек мою реанимационную попытку Конт. — Ты только скажи. И, давай все же, я тебя угощу... — пошарил он глазами по столу, — да, хоть этим вот яблоком.

— Благодарю вас, — как можно любезнее расплылась я в ответ. — Но, мы действительно, скоро вас оставим. Ведь так, Борамир?

Граф, в это время откинувшийся на спинку стула, рассеянно мне улыбнулся и кивнул, а Конт, впервые с момента нашей встречи, внимательно посмотрел мне в глаза:

— Да?.. Ну, тогда я сам его съем... только кожуру сниму, — и достал откуда-то с пояса узкий нож.

— Какой интересный у вас ножик, — невольно заинтересовалась я узким волнообразным лезвием.

— Хочешь посмотреть? — с готовностью протянул мне его маг. — Джингарская работа. Мне его подарили.

— Нет, — быстро отдернула я, свою, уже поднявшуюся руку. — Я не люблю холодное оружие.

— Знаю, — беззвучно засмеялся Конт. — Ты предпочитаешь палки, — и еще раз одарив меня внимательным взглядом, воткнул свой джингарский подарок в большое красное яблоко, лежащее между нами на столе...

И с этого самого момента, я, как завороженная, не могла оторвать от яблока взгляда. О чем бы меня не спрашивал Конт, и как бы я ему не отвечала, я все время возвращалась к нему своими глазами и мыслями:

— Борамир сказал, что ты нездешняя и ищешь свою семью.

— Да. Это правда... "Интересно, что тебе еще Борамир про меня рассказывал?.. А бабушка любила фрукты, особенно, вот такие яблоки...".

— Ну и как тебе наша глушь? Наш граф здесь сидит почти безвылазно. Это его долг. А тебе здесь не скучно?

— Нет, что вы. Здесь очень интересно... "И Гильда обо мне заботится, кормит нас с Борамиром вкусными пирогами с яблоками... А такие красные она кладет в начинку? И, если кладет, то каким ножом она их режет?..".

— Борамиру всегда нравились такие женщины, как ты, с крутым нравом. Ведь сам он у нас такой старомодный романтик.

— А вы, как лучший друг, я смотрю, его опекаете. Бережете от душевных ран... "Нравились ему такие как я, значит? И где он их находил, в своей глуши?.. И что я здесь вообще сейчас делаю? И до чего я дошла со своими страстями?.. Ну, граф, ты мне за все ответишь, и за запертые ворота, и за это сегодняшнее унижение, да я тебя... Его?", — было последней моей осознанной мыслью, а потом...

— Вета! Опусти нож! Убери нож от его горла! — донесся до меня сдавленный голос Борамира.

Я потрясенно огляделась: мужчины на обеих сторонах стола привстали со своих мест. Борамир же застыл на своем стуле и смотрел на меня, уже вполне осознанно (хоть в этом радость), но с каким-то тоскливым ужасом в глазах. А я... А что же делаю я?.. Я стояла за спинкой стула Конта и держала его треклятый нож у самого горла мага. И осознание того, что же сейчас происходит вокруг, настолько меня подкосило, что нож сам выпал из разжавшихся пальцев прямо на колени Конта, а я схватилась руками за разделявшую нас спинку, чтобы не рухнуть на пол.

— Что ты наделала? — прозвучал в тишине голос Борамира. — Так ты отплатила мне за мою... заботу? Решила избавить от друга?

— Да, — горько согласилась я с ним. — Видимо, я очень неблагодарна и, как выяснилось, опасна для окружающих.

— Не переживай за меня, Борамир, — вмешался Конт. Я не видела его лица, но голос мага очень достоверно дрожал. — Девчонке место в столичной тюрьме. Пусть там с ней разбираются и кто она, и почему кидается на людей и магов.

— Я сам с ней разберусь! — рявкнул в ответ граф. — Ольт!.. Где Ольт? Да что здесь сегодня происходит, к лешьей вас всех матери?! Вы, двое, — кивнул он стоящим с краю воинам из своей охраны, — отведите ее в тюремную башню...

"Коричневые" мужчины подошли ко мне и выжидающе встали по сторонам, а я, как могла, распрямила спину и посмотрела в глаза Борамиру. Он так и сидел на своем месте и, встретив мой взгляд, понуро отвернул голову. Ну что ж, возможно, я это заслужила:

— Прости меня, — сказала ему, проходя мимо. — Я проиграла по всем пунктам...

А на выходе из зала нам навстречу попалась Лулияна. Девушка остановилась и проводила меня грустной улыбкой:

— Я поплачу за тебя... сегодня ночью, — услышала я уже за своей спиной.

И этот вкрадчивый голос дриады, как ни странно, выдернул меня из мрака отчаяния: "Конечно, дорогая", — злорадно подумала я. — "Ведь постонать тебе вряд ли сегодня удастся"...

Мои конвоиры всю дорогу хранили молчание, а у самых дверей тюремной башни, расположенной справа от задних замковых ворот, нас "радушно" встретил невысокий мужчина в расстегнутой на объемном животе коричневой форменной куртке. Завидев меня, гордо следующую на свое новое ПМЖ, он удивленно присвистнул:

— Вот это поворот! А куда ж я ее посажу? У меня, благодаря вам, госпожа графская гостья, все лучшие места уже заняты.

— А это уже не наша забота, Власий, — сухо ответил ему один из конвоиров.

— Конечно, не ваша, — возмутился "хозяин тюремного отеля". — У меня в одной камере сидит Колун, в другой — старый маг, почти не жилец, а в яме Хлыст скучает. По ней, кстати. Вот обрадуется, если я...

— Даже не думай! — осек его второй мой провожатый. — Его сиятельство, вскоре, опомнится и опять за своей гостьей отправит. А ты ему что предъявишь?

— Ладно, — почесав свой живот, вздохнул негостеприимный Власий. — Посажу ее к Мабуку. Все веселее будет старику помирать, да и мне к нему бегать не придется. Пойдемте, госпожа, — и пропал в темном дверном проеме.

Идя впереди меня по гулкому каменному коридору, он, привычным движением, выдернул из настенного гнезда факел и спустился по нескольким ступеням вниз. Потом позвенел ключами на кольце возле замочной скважины узкой двери и пропустил меня вперед:

— Прошу. Уж, не обессудьте за скромность.

Я сделала несколько шагов и застыла в нерешительности, куда идти дальше. Потому что вокруг меня была кромешная тьма. Вскоре, дверь за мной закрылась, но не на замок, а через пару минут моего столбняка в дверном проеме вновь появился хозяин апартаментов, в одной руке с тем же, видимо, факелом, а подмышкой другой — узким матрасом, скатанным в рулон с чем-то, смутно напоминающим подушку и одеяло:

— Свое отдаю, госпожа. Что уж теперь, раз такое дело, — рассуждал он, по-хозяйски расстилая мне постель на широкой деревянной лавке у стены. Почти над ней он, немного раньше, пристроил местный "светильник" и ушел, теперь уже насовсем, громко хлопнув напоследок дверью.

А я, недолго думая, скинула бальные графские туфли и уселась на свою новую кровать, в привычную "позу мыслителя". Постепенно эмоции, пережитые в течение этого долгого дня, так меня захватили, что я начала рассуждать уже в полный голос:

— Вот ведь, дура же безнадежная! Ввязалась в такое дело! Решила потягаться с магом. Нет, ну ладно, палкой там махать, а здесь-то — чистая магия. Сделал он тебя, как слон муравья... Ненавижу тебя, Конт! Ненавижу! И себя ненавижу за глупость свою беспросветную!..

Я еще, некоторое время, громко себя разоблачала, попутно привлекая к ответственности всех своих здешних обидчиков, пока, между тирадами, не услышала тихое старческое хихиканье, раздающееся, откуда то, с противоположной стороны. И тут только вспомнила, что в камеру эту меня "подселили". Я замолчала, старательно вглядываясь в темноту, хихиканье тоже смолкло, а потом темнота "сухо прокашлялась" и вступила со мной в беседу:

— Что же вы так убиваетесь? — участливо поинтересовалась она.

— А мне, знаете, больше нравится злиться, чем рыдать, — призналась я неизвестно кому.

— Ох, уж эти две грани одной души, — посетовала темнота. — Мы либо бурно себя разрушаем ненавистью, либо тихо умираем от безысходности. А итог всегда один.

— И какой же?

— Тупик, дорогая девушка. Тупик и никакого просвета. Потому что просвет — это созидание. А для созидания нужен холодный ум.

— Ну, знаете ли... — тут же попалась я на удочку любителя "умных бесед". — Сначала вы говорите про грани души, а потом вдруг резко переходите на рассудок. Вам не кажется, что это совершенно разные понятия?

— Так в том-то все и дело! — встрепенулась темнота и снова закашляла. — И я специально ушел от такого понятия, как любовь. Потому что именно любовь может и убивать и возрождать, но она никогда не даст вам ни единого шанса мыслить здраво... И вы этому, дорогая девушка, самый наглядный сегодня пример.

— О, вы знаете, я всегда была плохим примером... Меня, кстати, Вета зовут. А вы, видимо Мабук, к которому меня "подселили" и который... — вспомнила я страшные слова тюремщика и смолкла.

— Да, я действительно, Мабук и я действительно, умираю, — спокойно изрекла темнота. — Но, в этом нет ничего страшного. Я очень долго пожил и успел совершить много хороших и плохих дел. И, честно вам признаюсь, от этого порядком устал. Да и вы тоже, дорогая девушка Вета, должны сейчас отдохнуть. Так что, как бы мне не хотелось с вами поговорить, но, отдыхайте... У нас с вами еще осталось время все успеть.

— Да уж, времени у меня теперь, очень много, — усмехнулась я и покорно вытянулась на жесткой тюремной кровати. — Спокойной ночи, Мабук...

Утром, открыв глаза, я долго соображала, где же сейчас нахожусь. Потом, по очереди передо мной всплыли все вчерашние события, зацепились в памяти и начали больно давить на солнечное сплетение. Не знаю, сколько бы я так пролежала, боясь глубоко вдохнуть, если бы не услышала слабый стон откуда-то сбоку.

Тюремная камера с зарешеченным полуподвальным окошком, была огромна. Справа от входа в ней стояла моя "спартанская" кровать, а вот на противоположной, точно такой лавке, сейчас, укутанный в драное одеяло, лежал на спине и стонал старик. Он часто открывал свой большой рот, силясь вдохнуть поглубже, а когда у него это получалось, замирал на миг, а потом издавал тихий протяжный звук, который я и приняла за стон. Веки его были полузакрыты кустистыми бровями, а седые волосы, неровные и выстриженные какими-то клочками, торчали на тощей подушке, как лучи абстрактного солнца.

— Мабук, — позвала я его, склонившись над самым лицом. — Вам плохо?

Он открыл глаза, посмотрел на меня и едва заметно улыбнулся. А потом попытался повернуться набок. Я постаралась ему помочь, как можно аккуратнее, а когда коснулась пальцами голой руки, он, вдруг, вздрогнул:

— Дорогая девушка Вета, можно вас попросить? — сказал совсем тихо.

— Просите, конечно.

— Положите мне свою ладонь на лоб. Это немного мне... поможет.

Морщинистый лоб его был и без моих озябших рук холодным, но, я выполнила просьбу старика. И, видимо, ему на самом деле полегчало. Потому что он вскоре затих и даже немного порозовел. А я тем временем, занялась разглядыванием места, где он провел, по его же словам, довольно долгий срок. Рядом с кроватью стояла низкая табуретка, полностью загруженная книгами. Сверху, на самой маленькой и толстой из них, высилась старая выщербленная кружка, до половины наполненная водой. "Это что же надо было совершить, чтобы заслужить такую старость?", — с ужасом подумала я и представила себя, лежащую на месте Мабука, через много-много лет.