Приехав в деревню Девица, лейтенант традиционно посещал места, могущие потенциально принести капитальную головную боль власти, а кому она нужна, в смысле, боль, а не власть. Поэтому профилактика это основа работы участкового милиционера. Обязательно надо проведать бабу Маню на предмет самогоноварения. Провести с ней беседу, чтобы означенная гражданка не злоупотребляла и берега свои знала. Ну, и забрать себе положенную по его статусу трёхлитровую банку с кое-чем. "Кое-что" в их милицейских кругах ещё называлось "нечто", ну, это кому как нравилось называть этот продукт. От названия этого "нечто" его химическая формула не менялась, впрочем, как и градус. Зато продукт помогал смотреть на мир более здраво и с большей философской отрешённостью. Продукт можно даже назвать сакральным веществом, столько в нём намешано всего интересного и парадоксального. Начиная с того, что продукт варили, но при этом пили в сыром виде.

Баба Маня, как её уже много лет знал Мухин — ещё тот деревенский философ. Соответственно требовала пригляда. С философами всегда так. А то получится, как в позапрошлом веке во Франции. Жили себе и жили. Вдруг философ Жак-Жан Руссо накропал несколько статеек, и понеслось. Целая революция случилась. Королю с королевой голову отрубили. Такие дела. Местные парижские менты клювами прощёлкали, не досмотрели.

Мухина насторожил внешний вид бабы Мани. Он своим зорким и профессиональным взглядом определил по её внешнему виду, что у бабы Мани в последнее время случилось много проблем, оттого она выглядела какой-то удручённой, взъерошенной и не очень свежей. Впрочем, "нечто" она выдала без промедления. Но в глазах местной самогонщицы уже не наблюдалось тех, несколько безумных искорок, а угадывалась философская покорность судьбе-злодейке.

Что-то с бабой случилось — подумал Мухин. Не заболела ли она часом?

— Как здоровье ваше драгоценное Мария, свет Афиногеновна? — вежливо поинтересовался Мухин.

Баба Маня немного скривилась. Она не любила когда её называли по отчеству, потому что часто люди путали отчество, и у них получалось, то Афигеновна, то какая-то Фингаловна. Кому понравится ходить Фингаловной.

— Да, называй меня просто баба Маня, — махнула она рукой. — По простому. Чай не графья. А со здоровьем у меня порядок, уже лучше стало.

— В каком смысле лучше стало? — удивился Мухин.

Баба Маня как-то неопределённо пожала плечами, она явно не особенно хотела касаться этого скользкого вопроса. Любопытный Мухин, наоборот, жаждал подробностей. Ещё его насторожило состояние двора у бабы Мани и отсутствие специфических запахов от браги. Во всяком случае, тонкий нюх милиционера не улавливал специфической производственной деятельности.

— А это что? — показал милиционер на полуразрушенный сарай и следы погрома. — На вас произвели налёт?

Похоже на то, что здесь на участке велись незапланированные боевые действия. Не двор, а горячая точка.

— Ай, — аж взвизгнула женщина. — Сергей Макарович, ты-то хоть не сыпь мне соль на рану. Это всё наука, будь она неладная.

— Это как, наука? — не понял Мухин. — Какая, такая наука? — Мухин очень неоднозначно относился к науке, поэтому насторожился.

— Так, вестимо какая, — развела руками женщина. — Наша советская наука, самая передовая в мире наука, чтоб она околела вместе с учёными. И вместе с научным подходом заодно. Ведь до сих пор жили без науки, с её кривыми подходцами. "Нечто" производили по-простому, без науки. Градус соблюдали. А теперь, видишь ли, Макарович, так, оказалось, нельзя, надо строго по науке, с её прибамбасами. Ну, и доэкспериментировались. Теперь все "учёные" в кусты шмыганули, а баба Маня крайняя оказалась.

Женщина постепенно стала возбуждаться, даже по лицу её пошли красные пятна.

Какой-то тяжёлый случай, с тоской подумал Мухин. Гражданка явно заговаривается. Может своего "нечто" перебрала? Вот же не было печали. Это я хорошо заехал сюда. Вот и приключение. Если у бабы Мани крышу сдуло, то получится целое дело, как отвезти её в областную психушку. Лейтенанту приходилось нескольку раз в год участвовать в отправке заскорбевших на голову сограждан в областную психушку. Впечатлений от этих мероприятий всегда море. Теперь ему стало совсем тоскливо. Вот и баба Маня на почве передовой в мире науки сдвинулась с места. Какая нахрен у них здесь наука? Наука к ним не доезжает за сорок километров. К ним только автолавка доезжает, да и то не каждый день.

— И чего тут произошло? — максимально деликатно начал интересоваться Мухин.

— Так я же тебе, милок, уже полчаса твержу: эксперимент у нас тут не задался. Катастрофа произошла....на 180-й секунде. Накрылся эксперимент медным тазиком. В протоколах всё зафиксировано. Могу протоколы предъявить. Хочешь?

— Аппарат что ли взорвался? — начал предполагать Мухин. А что он мог ещё предположить?

— Какой аппарат взорвался? — баба Маня смотрела на Мухина, как на ненормального. — Черти на 180-й секунде полезли из этого сарая. Ну, и разнесли здесь всё, на полигоне к чертям. Даже экпериментальный стенд в щепки.

А, ну тогда, да, тогда понятно. Мухину стало всё более-менее ясно. Если черти, то это уже проще. Чем-то даже привычнее. Хуже, когда летающая тарелка во двор к некоторым гражданам залетает, или когда они друг за другом с топорами бегают. Таких случаев тоже в год по нескольку раз случается, то дело понятное. Мухин уже достаточно насмотрелся на пробитые головы и на расчленёнку. Народ периодически отжигает не по-детски. Хотя...и детки тоже, бывает, такое заказябают, мама не горюй. Лучше не вспоминать, а то руки трястись начинают. А здесь у бабы Мани явное обострение деструктивных личностных особенностей на фоне реактивной среды социального окружения с нарушением схем поведенческих реакций, выраженных в онейроидной форме. Как-то так, сформулировал Мухин.

— И что происходило дальше? — Мухин спрашивал уже просто по инерции, он сейчас думал, как ловчее эвакуировать эту бабу Маню в психушку: с дракой или без; надо ли ему помогать двум толстым санитарам, или они сами справятся. А то всякое случалось.

— А дальше, милок, поменялась парадигма! — баба Маня всхлипнула. — Некоторые учёные зассали и в кусты, а народ потребовал прекратить эксперименты, клятву из меня об этом выбили. Тоже мне, соседи называются! Чертей ссут. Теперь даже "нечто" только для себя варю.

— Что поменялось? — не понял Мухин.

— Парадигма, Сергей Макарович, — уже совсем хлюпала носом баба Маня. — Это, доложу я тебе, Макарыч, в науке самое главное. Когда она, сука, меняется, то всё, финиш и всем тошно.

У Мухина совсем разболелась голова. С утра всё вроде бы началось так хорошо. Так нет, взбрело в голову в эту Девицу съездить. Это карма. Это, наверное, после вчерашнего он ещё не пришёл в себя. Перебрал вчера маленько. Вот сегодня и не сообразил-то поберечь себя: поехал сдуру в Девицу. А здесь всегда, то понос, то золотуха. Три калеки живёт в двух домах, а вони на весь район. Мухин чувствовал, что у него сейчас тоже начнёт парадигма меняться, и возможно в худшую сторону.

Баба Маня стояла рядом с ним вся в слезах и соплях, и жаловалась на свою погубленную в расцвете сил жизнь. "Нечто" односельчане запретили изготавливать, и парадигма, будь она неладна, поменялась. И вообще жизнь бабы Мани дала трещину, она потеряла ориентиры, якоря и веру в односельчан: половина из них оказались трусы и негодяи. Самогонку запрещают гнать — это как ваще понять? В какую сторону мир катится?

Действительно, как-то всё здесь мутно, сквозь сизый туман стал соображать Мухин. Если не самогонка, то чем ещё творческим здесь заниматься? И как быть с отчётами начальству? Как громить теперь то, чего нет? Мухин, наконец, распрощавшись с жалобно причитающей бабой Маней, решил наведаться на объект, который органы ежегодно громят. По документам "объект" представлял крупный подпольный цех по производству зелья, которым спаивали некоторые отвратительные люди своих слабых духом сограждан. Правда, никогда ещё самих плохих людей не удавалось взять за причинные места, зато их цех громили ежегодно. Вот поэтому Мухина и интересовало техническое состояние восстановленного подпольного цеха. Что, спрашивается, громить, если объект не восстановят? В этом цеху Мухина ждало второе за этот день крупное разочарование. Первое разочарование — это свихнувшаяся баба Маня. Второе — техническое состояние подпольного цеха. А не было никакого у него технического состояния. В этом году местные мужики схалтурили. Вот же народ, на святом экономят. Сейчас цеховой аппарат по производству лютого "нечто" имел вид совсем неказистый. Он представлял собой две старые велосипедные рамы, кое-как прикрученные проволочкой и дырявое ведро с торчащим из него велосипедным насосом.

У Мухина от огорчения вытянулось лицо: мля, хоть самому берись и делай "оборудование" для цеха. Теперь даже небогатое на мозги начальство поймёт, что это не высокопроизводительный аппарат, а кучка металлолома. Хоть бы покрасили ЭТО что ли. Да, ладно: это уёбище хоть крась, хоть не крась, толку всё равно не будет. Это как же надо исхитриться эксперту-криминалисту сфотографировать ЭТО чудо, чтобы на фото никто ничего не понял. Ночью что ли снимать? Да, огорчили меня мужики, огорчили. К ним по-людски, а они задницей повернулись, продемонстрировав своё циничное отношение к власти. Правду мудрые люди говорят, что куда русского крестьянина не поцелуй, всё будет жопа.

Махнув рукой на этот "объект", Мухин поехал дальше по деревне. Ехать надо медленно, и при этом внимательно глядеть под колёса. Здесь запросто можно задавить курицу или гусака, а то и уставшего сельского труженика, который мог расположиться поперёк дороги отдохнуть. Здесь гаишников сроду не водилось, и перекрёстки здесь совершенно нерегулируемые. А надеяться на здравый смысл местного населения совершенно опрометчиво, что ясно показало состояние "подпольного объекта". Поэтому нервы в коробочку и тихо едем, при этом зорко смотрим по сторонам на предмет безобразий. Вот возле дома Малининых стоит девчонка Каринка, уже вернулась со школы. Единственная умная на всю деревню. Учится только на пятёрки, учителя хвалят. Да, не повезло девчонке с местом жительства и с дураками односельчанами. А вот дальше и ошибка природы возле ограды сидит. Это Василёк, внук Тимофеевны. На тупом лице дебила застыла дурацкая улыбка. Ты ещё слюни пусти по физиономии. Это пример непотребного образа жизни его родителей. Мухин специально узнавал о судьбе Зойки, мамки этого убогого Василька. Говорили, что она в Лисках живёт. Ага, недолго она там жила. Уже живёт в женской зоне за двойное убийство. Замочила по пьяной лавочке двух своих кавалеров. Топором. Естественно, Мухин не стал говорить местным о судьбе Зойки, пусть лучше живут в неведении. Вот теперь от неё растёт её отпрыск, и что вырастет непонятно. Говорят, что он уже вовсю разговаривать начал. Ага, начал. Небось, три слова и выучил: "баба", "дай" и "ням-ням". Здесь он с этим набором слов за Цицерона сойдёт. А что если из этого Василька вырастит какой-нибудь маньячила? Да запросто! Подрастёт он и начнёт местным дамам демонстрировать свой детородный орган. Органом здесь никого не удивишь, а что если он за топор возьмётся, или за бензопилу? Выкинет такой фортель: маньяк с бензопилой. Как включить её он всё равно не сообразит, а аборигенов начнёт ею резать по-простому, не включённой. Вот картина — стоит в поле Василёк с бензопилой, весь в крови, как Папа Карло, а рядом гора трупов. И тогда мне придётся по округе собирать по кусочкам население в пакетик. Прямо хоть тикай с этого района куда-нибудь, хоть к румынам в Бангладеш. Совсем круто, когда в окрестностях заведётся маньяк с топором и владеющий всего тремя словами. Некоторым местным дамам и три слова это уже целый рассказ о пронзительной и неземной любви. Например, некая Светка. Не, ну как так можно, женщинка заводится с трёх слов, чем некоторые несознательные лица мужского пола пользуются. Самое интересное, что все стороны при этом довольны и рекламаций друг другу не выражают.

Правильно в своё время начальство хотело начисто ликвидировать эту деревню, дома их на дрова, а землю, где они жили солью засыпать. Желательно толстым слоем. Только, что местное население дустом не травили, а оно никуда не съехало. Живёт и даже размножается. Эта деревня в глазах начальства как прыщ на заднице. Самые говорливые и скандальные граждане все поголовно происходят из Девицы, особенно на собраниях в клубе на центральной усадьбе. Там эти горлопаны всегда орали и всем всегда недовольны. Всё им не так. И все им должны. Дай им автолавку каждый день. Дай им фельдшера. Дай им автобус, чтобы детей в школу отвозил. Корма на ферму тоже дай. А ху хо, ни хо хо. Такие дурацкие требования они выдвигали буквально два года назад. А потом вдруг, как отрезало. Молчат, улыбаются. Если что-то отмачивают, то только у себя. У них даже интересовались: "Чего про фельдшера не спрашиваете, и про автолавку". А в ответ только улыбки и слова "хусим" и "а, да пофиг". Вот как-то вдруг у них всё стало "хусим", и всё тут. Даже про автобус не интересовались. Детки их, кто школьного возраста, успешно восемь вёрст и пешком топали. Ещё и учатся хорошо, заразы мелкие. Начальство поняло, что перегнуло палку, и дало негласную команду председателю Фадееву, отправлять-таки автобус в Девицу за детишками. Но, как всегда у нас что-то перемкнуло, и в деревню стало приезжать два автобуса, а не один. Здесь детей школьного возраста только в один автобус набивается. А второй зачем? Его местные приспособили, как бесплатное такси для поездки на главную усадьбу.

Теперь Мухин понимал, почему коллеги сочувственно кивали, когда узнавали, что на его земле есть эта деревня. Да здесь все потенциальные маньяки. Дед Тихон, например. Да у него руки по колено в крови. Мухин только один раз в жизни применил табельный пистолет по преступнику, и то до сих пор ему дурно. Тогда ему пришлось стрелять. Выстрелил, естественно, в ногу, чтоб не убить. Но пуля попала в артерию. Преступника так и не откачали. Сдох. А у деда на счету десятки трупов. Кстати о дедах. Что-то в последнее время Тихон стал подозрительно хорошо выглядеть. Да и остальные жители что-то подозрительно оздоровились. Воздух у них тут, что ли такой хороший?

Ещё Мухина неприятно огорчило странное поведение местной красавицы Маринки. То она буквально не давала Мухину проходу, рекламируя свои прелести, а то охладела и переметнулась к ...деду Тихону. А тому уже на погосте прогулы ставят.

Не срастается что-то у лейтенанта Мухина с большой и чистой любовью. Все женщинки от него рано поздно сбегают. Да и то, слабый пол требует к себе галантного обхождения, всякие ути-пути, ромашки тычинки, вздохи под Луной. А лейтенанту Мухину не до тычинок с такой-то жизнью. Сплошное расстройство психики в этой деревне Девица. А ещё надо найти деда Матвея. Это ещё одна, но большая, головная боль.

Этот день для Мухина явно не задался. Работники фермы, где дед Матвей постоянно ошивался, сообщили милиционеру, что дед в отпуске. Это как — неприятно поразился Мухин. Лично он уже и слово такое забыл, а тут, оказывается, чтут закон и работников отправляют в отпуск. А деду зачем отпуск? Он же тогда, да без пригляда общественности, совсем пойдёт в разнос. Мухин решил сделать небольшой крюк и заехать на Выселки, разведать, что там с дедом, не шкодит ли. По дороге к Выселкам он встретил колёсный трактор, которым лихо управлял здоровяк Кирилл Зосимов. И зачем только Мухин остановил Зосимова, ехал бы себе и ехал. Разговор с Кириллом явно пошёл не в ту сторону, потому, что думавший о своём Мухин, взял, да и спросил Зосимова, ни с того, ни с сего: "А, что, Кирилл, чертей ты не видел поблизости?". Зосимов посмотрел на Мухина с каким-то сожалением и прогудел: