— Изанаги!
Тело Данзо исчезает. Но тут же появляется вновь, чуть в стороне и не покрытое пламенем. Я промахнулся?
— Аматерасу: отмена! — Учиха успевает отменить убивающую меня технику, пока Данзо не атаковал вновь.
Пламя исчезает, но на руку лучше даже не смотреть. Шагом смещаюсь к Данзо. У него нет меча, без которого он, похоже, не может использовать вакуум, а значит, сейчас это относительно безопасно. Старик поднимает осыпавшийся песок, закрываясь им, и я лишь наношу сильный удар по песку, сразу подпрыгивая вверх, а с потолка за спину противника. Но Данзо уже сплевывает кровь. Мою атаку он как-то обманул, но вот удар Саске его все же задел, оставив рану в боку. Данзо пытается достать меня песком, но открывается для Саске. Учиха пока не в состоянии встать, но в состоянии метнуть сюрикены, и отвлекшийся старик получает несколько железок в спину.
Он тут же переводит часть песка за спину, чтобы закрыться от дальнейших атак, но ослабляет защиту спереди. Мерцанием расхожусь, одновременно ударяя ногой по песку и подхватывая нагинату, валяющуюся рядом. Удар пробивает песок, и я вгоняю лезвие на длинном древку в открывшуюся брешь. Металл находит плоть, разрубая кости и разрезая мясо. Лезвие вошло куда-то в грудь, и я рывком тяну его вниз, разрезая ребра и оставляя длинный разрез в брюхе до самого паха. Из старика вываливаются органы, но кровоточащий глаз все еще направлен на меня.
— Амате...
Дергаю лезвие чуть на себя, а затем резко вверх, чтобы насадить голову на острие. Лишь когда сталь прорезает челюсть и добирается до мозга, шаринган резко гаснет. Все, конец.
Отпускаю оружие и отхожу к стене, чтобы присесть и отдышаться. Рука отдается болью. Биджу! Снова правая! Что же ей так не везет-то! Песок осыпается на пол, и с той стороны ковыляет Саске, посматривая на мертвое тело. Останавливается, переводит взгляд на меня.
— Конец?
Ухмыляюсь:
— Нет. Передышка. Но теперь хоть в Конохе получится пожить спокойно, не оглядываясь за спину.
Учиха кивает, переводит взгляд на руку и высказывает витиеватую матерную конструкцию.
— Забей, — отмахиваюсь здоровой рукой, — Придумаю что-нибудь. Данзо, вон, себе руку Шукаку пристроил. Может, и я себе часть какого-нибудь монстра отгрызу, а?
Саске хитро оскалился:
— А Ино что скажешь?
Нервно смеемся. Покосился на руку. Дрянь. От ладони осталась часть кости с кусками обугленной плоти. Все остальное — черная гарь почти до самого плеча. Вот же... Это уже не Биджу надо вспоминать. Сразу Шинигимами? Так мы с ним почти подружились, после таких-то жертвоприношений. Хм...
— Поднимайся! — махнул мне Саске. — Я хочу вернуться к жене и ребенку.
Улыбнулся:
— Знаешь, я тоже.
Поднялись и потопали обратно. Сначала дошли до Рьюго, который держал бессознательного Инахо на плече. Всех троих, вместе с Саске, отозвал обратным призывом к Миине. Вошел сюда один и выйду один. На обратном пути из подземелий даже в жилой части базы Корня, никого более не встретил. Ну, ничего, отдохну немного, и приступим к работе.
Вышел на свет. Уже расцвело, и тепло солнечных лучей показалось мне неожиданно приятным. Даже боль в руке почти перестала беспокоить. Вот только это был еще не конец.
Из леса на полянку, где стоял одинокий камень, под которым и скрывался вход на базу, вышел Хатаке Какаши. Хмурый. И очень напряженный.
— Яманако Като, — повязка была поднята, и меня сверлил шаринган.
— Какаши-сан? — напрягся. — Майто-сан, Сарутоби-сан, Ибики, Юхи-сан... Анко-сенсей.
Все были хмурыми. Анко так вообще едва сдерживала ярость... И страх? И здесь были не только они. Несколько плохо знакомых мне синоби из АНБУ. Шикаку, Иноичи, Чоза, Шиби, даже Хиаши. Епт, да здесь дзенины Конохи. Возможно все, что сейчас в деревне. Это меня что ли встречают? Впечатляет.
— Яманако Като, — повторил Какаши, — ты обвиняешься в убийстве Третьего Хокаге Сарутоби Хиреузена и двух старейшин Конохи.
Ну, я надеялся, это немного не так пройдет. Поднимаю руки.
— Я не буду сопротивляться.
Клянусь — я слышал выдох облегчения.
Ну, Като, помнишь правило? За добрые дела надо платить.
* * *
Он снова прятался. Скрывался в тенях. Одна из сильнейших Скрытых Деревень, населенная сильными синоби. Но он оставался незамеченным. Его новые способности позволяли прятаться практически ото всех. Его не замечали даже Хьюга. Правда, со сражениями было хуже. Состоявшийся поход на базу Корня показал, что Рьюго лучше продолжать прятаться. Он мог нанести один неожиданный удар, но любые ответные атаки, если они настигали его, сжигали очень много чакры. Нет. Не сжигали. И перегоняли в проклятую печать. И, если печать наполнится определенным количеством чакры, которые они вместе с Оракулом опытным путем установили, Рьюго потеряет контроль. А потеряет контроль — своими силами вернуть себе человеческую форму уже не сможет. Правда, печать чакру сжигала достаточно быстро, и ему хватало даже короткой передышки, чтобы снова начать действовать, но... он трижды подходил к этой грани, там, в подземелье. Так что сражения ему лучше избегать.
С другой стороны, Рьюго становился отличным шпионом. Клановые кварталы он пока обходил стороной, и в другие защищенные места не лез. Но вот просто по улицам в не очень солнечный день двигался совершенно свободно и с минимальными затратами сил. Пару раз приходилось подавить желание зайти к Футабе, поздороваться. Нет, не сейчас. Чуть позже, когда с сенсеем все решится. Побывал на собственной могиле. Это было странно, смотреть на надгробие самому себе. Приходил какой-то Хьюга, кажется, смутно знакомый. Похоже, хотел поговорить с Рью. Нет, не с Рьюго, а с тем, кто часто приходил к его могиле. Мог быть это Инахо? Или же был кто-то другой?
Сложнее всего было обходить собственный дом. Он наблюдал издалека. Заглядывал в окна. Видел собственное лицо, нарисованное карандашом явно хорошим художником, что стояло в рамке у цветка. О нем не забывали. О нем горевали. Но время вернуться еще не пришло. Мысленно он просил родителей потерпеть еще чуть-чуть.
О том, что сенсея арестовали, они узнали не сразу. Саске безразлично пожал плечами, сказав, что этого стоило ожидать. Все же почетный Третий Хокаге, да и трое старейшин, одним из которых был и Данзо. Без особого распоряжения Хокаге Като автоматически приравнивался к нукенинам. И не просто нукенинам, а нукенинам "S"-класса. Девушка, Миина, все время пропадала где-то. Говорила, что пытается не дать тому, что осталось от Корня, развалиться. Прошло всего два дня, а треть уже подались на вольные хлеба. Еще треть, те, кто был предан лично Данзо, посомневавшись немного, почти в полном составе ушли. Разошлись по кланам или семьям и оставили жизнь безликих. Остались пока только те, кто был предан Конохе и считал радикальные методы необходимыми. Они выжидали. Все выжидали. Главы кланов, они, верные Като люди, все остальные. Весть о том, что Третий умер, убит, уже разошлась по Конохе. И все ждали возвращения Тсунаде.
Пятая вернулась вчера. Рьюго побоялся подбираться к ней слишком близко, поэтому не знал, как она отреагировала на доклады о произошедшем... Ну, кое-что он знал. Видел через окно, как она разломала одним ударом собственный стол. Но не знал, на что именно так отреагировала Хокаге.
И к Като она не пошла. Сначала был Совет Дзенинов деревни, на который Рьюго решил не лезть. Затем Совет Кланов. Затем снова Совет Дзенинов. Переговоры с отдельными главами кланов. Коноха ждала наказания для убийцы. Кто-то проболтался, и все знали его имя. Деревня ходила в трауре, и практически никто не знал, что действительно стояло за этим убийством. Мало кто предполагал, что деревня была на грани гражданской войны. Сейчас те, кто еще недавно поддерживали Хирузена и Данзо, быстро перестраивали свои позиции, чтобы выйти сухими из воды. И с каждым часом ситуация для сенсея становилась все хуже и хуже.
Наконец Рьюго узнал, что Хокаге собирается допросить заключенного. Попасть внутрь оказалось не так уж и сложно. Сенсей не сопротивлялся, не проявлял агрессии, и содержание его было относительно мягким. Просто закрытая камера. Даже окно с решеткой имелось. К заключенному ходил медик, пытавшийся спасти то, что осталось от руки. Но все равно ампутировали почти до локтя, а выше срезали все обожженные ткани. Рьюго завис у окна, слушая и подглядывая.
Като сидел за столом, и Шизуне осматривала его руку. Она старалась не смотреть в его лицо и держать маску отстраненности. Като показательно ее игнорировал, возможно, чтобы не нервировать. Забинтовав культю, девушка, ничего не говоря, покинула камеру.
— Он в порядке, может говорить, — отчиталась она за дверями.
В дверях появилась Тсунаде. Мягко говоря, хмурая. Закрыв дверь, она активировала какую-то технику, препятствующую прослушке, из-за чего Рьюго пришлось проникнуть в камеру и замереть в тени. Хокаге едва сдерживала ярость. Вошла, села напротив Като. Парень улыбнулся, как-то совсем нерадостно.
— У меня входит в привычку встречать поворотные моменты своей судьбы на скамье допрашиваемого.
Хокаге поставила сжатые в кулаках ладони на стол, нависая над Като.
— Вижу, у тебя хорошее настроение.
Като поднял бровь вверх, выражая немой вопрос.
— Ты убил моего учителя!
— Который заказал мне ваше убийство, — спокойно парировал Като.
Тсунаде выпрямилась, продолжая сверлить заключенного взглядом.
— Не ври мне. Данзо мог дать тебе такую миссию, но не Хирузен.
Като пожал плечами:
— Технически — верно. Но они были в сговоре.
— И поэтому ты убил обоих? А за компанию и остальных старейшин?
Като отрицательно покачал головой:
— Нет. Сарутоби, большая часть клана поддерживали переворот. Теперь у них нет претендентов на пост Каге.
— Хватит! Переворот задумал Данзо! Он и его люди! Сарутоби...
— Ни при чем? — перебил Като, не скрывая насмешки, и повышая голос. — Не будь дурой, Тсунаде! Без поддержки, в одиночку, Данзо не усидел бы на этом посту и дня! Его поддержали!
Тсунаде отмахнулась:
— Я разговаривала с кланами. Его напрямую никто не поддерживал. А вот ты бы мог. Против вас двоих не пошел бы никто!
Като даже слегка опешил:
— Да ну? Если так, на кой я его убил?
— Не знаю! Только это тебя пока и спасает.
Като хмыкнул:
— Спасает от чего?
Хокаге поморщилась:
— Не задавай глупых вопросов.
— Я не понял, вы действительно не понимаете?
Женщина уставилась на него, и на ее лице была такая смесь эмоций, что Рьюго не мог разобрать ничего.
— Попробуй объяснить. Все. По порядку.
— По возвращению в Коноху меня вызвал Данзо. Дал приказ. Ты не должна была вернуться в Коноху живой. Буквально. И оставил охреневать от такой наглости. А сам зарылся в такую глубокую яму, что я не смог бы его достать, не начиная массовой резни.
— Массовую резню ты устраивать умеешь, — съязвила Тсунаде.
Като, не моргнув глазом, кивнул:
— Умею, еще как. Но свою деревню я разрушать не намерен. Но Данзо закопался, и я не мог его достать.
— Почему не дождался меня? Или не предупредил?
— Вернись вы в Коноху — началась бы открытая вражда.
Тсунаде отмахнулась:
— Не было бы никакой вражды, Като! Главы кланов не идиоты. Никто не будет сражаться до уничтожения своего клана за чужие интересы.
— А вот интересы как раз у всех были. Особенно у Сарутоби и Курама. И у тройки Яманака-Нара-Акимичи.
Тсунаде ударила по столу, отчего тот заскрипел, но выдержал:
— Это противостояние длится годами, поколениями! Никто из-за этого резать союзников не станет!
— Вот как? Кланы постоянно грызутся друг с другом, но без жертв. Откуда у тебя уверенность, что они бы не попытались воспользоваться ситуацией? Да пусть бы и не попробовали. Это не отменяет факта! Данзо приказал тебя убить, Тсунаде. Приказал мне.
— Поосторожнее с фамильярностью, — напомнила Хокаге.
— Мы наедине, а меньше уважать тебя от этого я не стану. Пойми простую вещь. Тебя бы убили. Не моими руками, так чужими. Данзо перешел черту, он уже не мог отступить. Это могло закончиться либо его смертью, либо твоей.
Тсунаде снова села, пытаясь успокоиться:
— Ты решил его убить. Это я могу понять. Зачем убивать моего учителя? Старейшин?
— Я не мог до него добраться. Никак. Если бы был другой вариант, я бы им воспользовался.
— Причем здесь Хирузен?
— Мне нужно было, чтобы Данзо сам ко мне пришел. А заодно я перерезал ему основную поддержку Сарутоби.
Тсунаде покачала головой:
— Сарутоби не поддерживали его. Не в таких крайностях.
Като поморщился:
— Несколько лет назад Итачи Учиха получил приказ — убить своего отца и самых радикальных членов клана. И стать новым лидером. Я говорил с Хирузеном. Он считал, что тогда поступил верно, а Итачи не справился. Знаешь, что мне предложили в награду?
Женщина чуть подумала:
— Неужели Корень?
— Именно. Подумайте. Данзо на посту Хокаге. Я, твой убийца, на посту главы Корня. Представь ситуацию с точки зрения глав кланов.
Тсунаде снова встала, начала расхаживать из угла в угол, думая.
— Тсунаде, я не мог допустить двух вещей. Твоей смерти и открытой борьбы в Конохе. Какой бы она ни была. Я не могу сказать, как далеко бы зашел Данзо. У него было много сил, много средств. Он приказал своим лучшим людям остановить меня, но мы сумели договориться.
Женщина вопросительно глянула на подчиненного:
— Они, как и я, были верны именно Конохе. Мне удалось убедить их, что твое убийство — это слишком.
Она снова села.
— Ты убил моего учителя.
Като кивнул:
— А Данзо натравил на меня моего же ученика. Качественно натравил. Я даже пока не знаю, что с ним делать.
— Инахо?
Като кивнул:
— Да. Там все далеко зашло. Он ненавидит меня, всеми фибрами души. Винит во всем плохом, что с ним произошло.
— Не только он.
Като не понял:
— Что?
— Совет Кланов. Они требуют наказать тебя. И Совет Дзенинов тоже.
Парень изобразил смесь удивления и непонимания:
— Все разом?
Тсунаде отрицательно покачала головой:
— На Совете Кланов воздержались Яманако и Хьюги. Остальные проголосовали за вынесение тебя приговора. Совет Дзенинов не вилял, они открыто сказали, что не знают, чего от тебя ждать. Данзо создал легенду о Кьюджине. Ты с готовностью ее подтвердил. Дважды. Они даже не уверены, что ты вменяем.
Като хмыкнул:
— Охуеть. Я ожидал многого, но это подстава. И что дальше?
Тсунаде снова поднялась, начав расхаживать по камере.
— Тебя будут судить.
— За то, что я всех спас? — скептически переспросил Като.
— За убийство Третьего Хокаге Сарутоби Хирузена. За убийство старейшины Конохи Утатане Кохару. За убийство старейшины Конохи Митокадо Хомура. Их тебе просто так не забудут. А предательство Данзо... О нем знаешь только ты, и знал он. Ясно?
Като опустил взгляд и кивнул:
— Ясно, — в голосе пробивалась сдерживаемая злость, — стоило пойти по стопам Итачи и смыться до почетного вручения лавров победителя.
