Несколько дней Явик пугал и своим присутствием и своим появлением очень многих нормандовцев и, как врач, Карин это могла не только чувствовать, но и видеть: приборы медицинского контроля фиксировали страх и боязнь со всей определённостью. С появлением Явика на борту 'Нормандии' Чаквас остро почувствовала, как количество и качество происходивших вокруг изменений превышают обычные рамки. О многом пришлось тогда подумать, многое переосмыслить, принять много важных решений.
Пост РЭБ... благодаря ему минимум восемьдесят процентов информационных потоков были блокированы в пределах атмосферного щита планеты. О точных цифрах, определяющих уровень блокировки, её полноту, Карин не задумывалась — она стала уделять сотрудникам этого поста, буквально дневавшим и ночевавшим у пультов, повышенное внимание, стараясь поддержать их работоспособность и предупредить ухудшение здоровья. РЭБовцы благодарили её, но категорически отказывались снижать уровень нагрузки. Чаквас понимала причину их нежелания — нельзя было привлекать к Идену повышенное внимание. Хотя... иногда ей казалось, что почти полностью замолчавшая планета как раз и привлечёт повышенное внимание. РЭБовцы знали лучше, что и как делать в таких случаях.
Для неё лично РЭБовцы с разрешения Андерсона были готовы открыть 'золотой канал' для того, чтобы Карин пообщалась с родителями. По видео или аудиосвязи — она могла выбрать любой способ. Она знала, что Андерсон отдал такое распоряжение РЭБовцам, но... Как бы ей ни хотелось пообщаться с мамой и с папой, но... ей не хотелось подводить Дэвида, делать ему... неудобно, что ли. Она не хотела, чтобы он потом испытывал сложности, объясняясь с чинушами из Альянса. Потому раз за разом отказывалась от предложений РЭБовцев вот прямо сейчас открыть канал. 'Золотые каналы' были удивительной системой, позволявшей найти адресата вызова где угодно, где была малейшая возможность доступа к приборам систем связи Земли.
Уходя из поста РЭБ, Чаквас думала о том, что ей тоже необходимо написать несколько писем. Даже если она будет каждый день писать по одному или нескольким абзацам... ей будет легче потом, когда информационная блокада будет снята, написать несколько больших и сложных писем. Ей казалось, что тогда она не забудет многое важное из того, что произошло за эти несколько суток. Несколько дней она раздумывала, а затем в один из вечеров пододвинула к себе ридер, взяла из углубления в столешнице обычный стилус и стала писать. Заметки по поводу, не более. Сама не заметила, как написала несколько десятков страниц, зато поняла, что... отдохнула душой. Она будто бы поговорила с мамой и папой. Не в режиме монолога, а именно пообщалась. Она — говорила и ей — отвечали.
Отложив стилус, Чаквас на несколько минут задумалась, откинувшись на спинку кресла.
Родители. Они приучили её работать, действовать. Сами постоянно много и напряжённо работали и не читали своей дочери, нотаций, не давали указаний. Они воспитывали её личным примером, но при этом ни разу не воспротивились сделанному ею выбору — большому или малому — всё равно. Она сама избрала путь военного медика, поступила в медколледж, затем — в военно-медицинскую академию. Да, мама у неё была известным фармацевтом, но... сама Карин никогда не ощущала, что избрала медицину именно потому, что мама была фармацевтом. И уж тем более мама никак не повлияла на то, что дочь, освоив в совершенстве диагностику и лечение человеческих болезней, избрала своей основной специализацией диагностику и лечение болезней инопланетян. А то, что она стала военным хирургом, было воспринято родителями с огромным пониманием.
Карин была благодарна маме и папе именно за это понимание. Да, за поддержку, конечно, тоже, но главное — за понимание. Она, конечно, редко с ними виделась, порой забывала вовремя написать и отправить очередное рукописное письмо, но... она никогда не забывала о них думать. Наверное, они... чувствовали её мысли и понимали, что дочь помнит о них.
Ей же казалось, что она недостаточно часто о них думает. Работа, конечно, важна, но родители... Ближе мамы у неё не было никого. Отца она боготворила, ведь благодаря ему она научилась жёсткости, твёрдости, чёткости и, может быть, даже убийственной эффективности действий и высказываний. Папа успел поработать следователем, адвокатом, судьёй. Когда она была рядом с ним, то заслушивалась его рассказами. Нет, он не злоупотреблял её вниманием, говорил не только о своей работе и своих коллегах, о делах, которыми он занимался, занимается или будет заниматься в ближайшем будущем. Они говорили о многом и о разном. Он был... удивительным собеседником. Понимающим и чувствующим. Благодаря ему она сформировала свой идеал мужчины. Того мужчины, за которого она выйдет замуж. Когда-нибудь, потом... позже.
Мама, конечно, спрашивала Карин об отношениях с молодыми людьми. И с не очень молодыми. Для неё возраст мужчины, который нравился дочери, не имел принципиального значения. Карин мялась, но... находила в себе силы сказать в очередной раз, что... никто из знакомых ей не нравится настолько, чтобы впустить его в свой ближний круг. Отец... он никогда прямо не задавал ей вопросов о её взаимоотношениях с мужчинами, но Карин всегда чувствовала, что он... многое знает об этом и, что ей особенно нравилось, всегда готов помочь, подсказать, поддержать её в этих взаимоотношениях. Именно её...
Хотя, странное дело. Она понимала и чувствовала: может сложиться ситуация, когда отец встанет на точку зрения мужчины. Того, с кем у Карин завяжутся хотя бы минимально близкие взаимоотношения. Карин понимала, почему отец так настроен: в отношениях двоих виноваты бывают только двое сразу. Если виноват один — это уже не взаимоотношения. Вполне возможно, что взаимоотношений уже нет, поскольку они были разрушены ещё до момента осознания или возникновения вины... Отец умел так объяснять дочери, что такое вина, какое значение она имеет в управлении взаимоотношениями, что она не чувствовала себя вынужденной становиться юристом. Он объяснял просто, чётко и ясно. Объяснял ей, чаще всего, наедине. И она ценила эти минуты, проведённые рядом с папой именно наедине.
Да, у отца была тоже форма. Мантия. Судейская, адвокатская. Работая следователем, отец предпочитал обычный гражданский костюм или гражданский комбинезон. А вот когда дело касалось защиты интересов клиента или решения судьбы подсудимого... Он считал необходимым уважать традиции и потому надевал мантию.
Когда Карин, получив чин капитана медицинской службы, приехала домой, родители были очень рады. Дочь достигла того, чего желала. Это был её выбор и её победа. Семья собралась в столовой за обеденным столом. Большим и прочным, деревянным. Удивительное дело, но усевшись за стол в военной форме, Карин не чувствовала себя странно, хотя родители... Отец не стал одевать мантию — ни судейскую, ни адвокатскую. И, увидев их обоих в хорошо знакомых гражданских костюмах, Карин поняла, что ей дали понять: главное — не форма, главное — содержание.
Карин едва успела в короткой рукописной записке, ушедшей по Экстранету, сообщить маме о том, что улетает. Куда именно — не сказала. Родители к такой немногословности дочери привыкли. Карин была убеждена: мама пояснит папе всё как надо. А потом... потом события закрутились.
Эти две недели 'комплектации' не дали возможности Карин ни разу отправить письма на Землю, хотя она урывками писала их. Когда обоим родителям, а когда — только маме или только папе. Она привыкла к тому, что должна уделять внимание и маме и папе... Индивидуально и персонально. Они — её родители. Самые родные и близкие люди. И этим — для неё — было сказано всё. Остальное следовало просто понимать. Без слов.
Прибытие к 'Арктуру' тоже не дало возможности Карин как-то озаботиться отправкой уже написанных писем. Что-то было нехорошее впереди и Чаквас больше всего хотела понять, что же это такое. Да и многие нормандовцы, в том числе — полисмены, хотя уж их-то нормандовцами тогда никто из штатных членов экипажа фрегата не считал — понимали, что полёт будет необычным, выходящим далеко за 'рамки'.
За эти две недели пребывания 'Нормандии' на 'поле комплектования' она стала гораздо лучше понимать Андерсона. Для него она стала... другом. Не сразу и тем более — не вдруг — близким и тем более — главным. Они поддерживали друг друга. И этой поддержки им вполне хватало.
Кандидатура старпома утверждалась где-то в 'верхних слоях' командования ВКС Альянса систем и Чаквас видела, что невозможность повлиять на это утверждение напрягает и нервирует Дэвида. Видела и чувствовала недовольство Андерсона этим обстоятельством.
Странно. Спецназовец, эн-семёрка. Капитан ВКС Альянса, долгие месяцы проживший в фактической 'опале'. Андерсон не давил на Карин, хотя, безусловно, чувствовал страшную надвигающуюся черноту, обволакивающую всю Галактику. В таких условиях многие разумные вполне обычно паникуют, совершают всякие глупости. Андерсон — держался. Он молчал, понимая, что Чаквас и сама, как медик, видит, что он волнуется и напрягается. Видит, понимает, но — сам Андерсон не добавлял ей беспокойства. Он наоборот, старался как можно меньше говорить о себе, о своём состоянии, своих переживаниях, своих тревогах. Да, он не избегал общества Карин. Но в те минуты он старался сделать всё, чтобы Карин отдохнула, расслабилась. А как тут расслабишься, если её тянуло к Андерсону. Тянуло — и потому она беспокоилась о нём гораздо больше, чем об обычном командире корабля должна была бы побеспокоиться медик её уровня. Андерсон чувствовал её беспокойство, понимал его и раз за разом, часто — без слов — старался направить Карин на то, чтобы она уделила внимание другим нормандовцам. Да, формально — физически и психически абсолютно здоровым. Он-то понимал, что абсолютно здоровых людей, впрочем, как и любых других разумных органиков, не существует. Есть только те, кто недостаточно глубоко и чётко обследован.
Потому-то Карин подчинялась желанию Андерсона и углублённо занималась профилактикой заболеваний и недомоганий у других членов экипажа. Её приняли даже военные полисмены, которые формально никоим боком не подчинялись в большинстве случаев Андерсону, даже как командиру корабля. У них ведь — своё командование. Да, дело они делают общее, участвуют в этом 'делании', но командование у них — своё. И, тем не менее, они подчинялись Чаквас, не только как старшему офицеру, не только как медику. Они знали и понимали, в каких взаимоотношениях Андерсон и она... Удивительно, но они не видели в этом абсолютно ничего достойного осуждения. Может быть, потому, что хорошо знали 'оборотную сторону' человека? Может быть. Хотя при желании 'сокращение дистанции' между командиром корабля и военврачом фрегата... полисмены могли бы оформить соответствующим рапортом и последовали бы оргвыводы и даже санкции.
Всякое бывало за эти две недели на 'поле комплектации'. С тех пор... Карин занималась проблемами Ричарда и проблемами Джефа, а также проблемами многих других членов экипажа и команды 'Нормандии'. Что-то ей уже тогда подсказывало, что полёт на Иден будет... очень необычным и прежде всего — сложным.
Она видела, каким напряжённым, собранным пружиной уходил Андерсон на 'Арктур'. Да, она понимала, что Андерсон — спецназовец, эн-семёрка. В конце концов, он — командир разведфрегата, но... для неё он уже перестал быть только командиром фрегата и только спецназовцем. Он для неё был человеком, которого она... любила?!
Да, любила. Сама для себя Карин уже решила, что она влюблена в Андерсона. Да, влюблена. И не стесняется, не страшится и не опасается этой влюблённости. Она тоже не родилась со скальпелем в руке и с медицинской шапочкой на голове. Она родилась... женщиной. Для которой эмоции, чувства, в конце концов — любовь — основное, а не второстепенное в жизни и в судьбе. Она понимала, что влюблена именно в Андерсона и давала Дэвиду любую мыслимую возможность понять это и осознать максимально полно и... естественно.
Она не торопила Андерсона, хотя... понимала, что он тоже любит её. Любит... потому что был измотан неладами в семейной и в супружеской жизни. Как же всё стандартно... И как от этой стандартности — больно. Больно прежде всего Дэвиду. А его жене... нет, ей — не больно. Она просто не справилась с ролью жены спецназовца элитного класса и теперь привычно и очень стандартно пыталась переложить вину за развал взаимоотношений на Дэвида. Этого 'перекладывания' Карин не могла простить 'спутнице жизни' Андерсона. Возможно, что-либо другое из этой сферы она бы простила, но... только не это.
Дэвид вернулся на борт 'Нормандии' вместе с незнакомым офицером и, едва увидев спутника Андерсона, Карин поняла, что... Дэвид успокоился. Рядом с ним теперь был близкий по духу человек. Мужчина. Потом, немного позже она узнала о прибывшем на борт офицере многое, а тогда... она просто доверилась своим ощущениям. И — не обманулась. Дэвид обрёл не просто старшего помощника, формального заместителя. Он обрёл ученика, последователя, друга и соратника. Тогда, в первые минуты, конечно же, Карин многого не знала и многое не вполне чётко осознавала, но в том, что Дэвиду повезло встретить единомышленника, была уверена абсолютно полно и точно.
Да, старпом Шепард довольно круто взялся за дело, полностью оправдывая и свой ранг, и свой статус, и своё звание. Он был въедливым, внимательным и очень знающим старшим помощником и действительно взял на себя все мелочи, связанные с работой и с экипажем и с кораблём.
Если бы не он... вряд ли 'Нормандия' имела бы какие-либо шансы уйти от Иден-Прайма... Впрочем, об этом Карин уже неоднократно думала раньше. Сейчас же ей было важно то, что после боя над Иден-Праймом фрегат и его экипаж стали своими для иденцев, причём — не только для людей. В гражданском районном госпитале лечились и восстанавливались не только земляне, но и представители практически всех или, во всяком случае — большинства известных ныне рас галактики. Потому Карин была очень рада вернуться к активной врачебной практике.
Нормандовцы. Каждый из них выбрал себе направление работы на планете и действовал все эти несколько 'стояночных' суток очень активно, а главное — результативно.
Карин вспоминала, как сама получила на свой наручный инструментрон просьбу главного врача районного гражданского госпиталя. Да, этот медицинский чиновник был наслышан, конечно же, о её работе среди иденских крестьян. Но он, прежде всего, был врачом, администратором от медицины, потому похвально быстро понял, что врач корабля, сумевшего остановить легендарную 'креветку', может принести большую пользу пациентам вверенного ему госпиталя.
Андерсон знал о полученной Карин просьбе главного врача. Обязанность командира корабля — знать всё, что происходит с кораблём и экипажем. Карин не стала приходить к Дэвиду в каюту, не стала отвлекать его от очередного командирского обхода фрегата или от очередной командирской вахты. Она просмотрела своё расписание, переслала части своих списков подругам на их инструментроны, сопроводив файлы списков краткой пояснительной запиской.
