— Забываешь, белочка! — поднялся один из заключенных.
В следующую секунду началась драка. На драку синоби она походила слабо, все же никто не мог нормально использовать чакру. Но почти все двигались неплохо, да и отличались неплохим здоровьем. Но все же те, что и ранее развивали именно тай, были заметны на фоне прочих. В основном дрался блондин против всех остальных, и он как раз в тай разбирался хорошо, потому с переменным успехом раскидывал противников. Однако Два-два-два-два уверенно сказал бы, что толпа ему наваляет.
— А это смотрины? — предположил калека.
Никакого интереса к бою его взгляд не отображал. Двойка кивнул:
— Да. Видишь, сверху стоит капитан охраны.
На балконе вверх действительно стоял Санджи и наблюдал за боем, иногда посматривая и в сторону калеки. С ним был один из соклановцев Муи, что мог в любой момент успокоить хоть всех в столовой с помощью печатей.
— А причем здесь ты? — калека вновь перевел взгляд на Двойку.
Тот пожал плечами:
— У каждого бойца есть шестерки или типа того. Шмотки стирать или по всяким делам бегать. Что захочешь, то и приказывай. И я здесь давно, практически после нашей последней встречи здесь и очутился. Так что я могу рассказать, что к чему.
— Подослали, — озвучил мысль Тринадцать-девятнадцать, — надзиратели?
Двойка кивнул:
— Да. Но мне это самому позарез нужно.
— Видимо, чувства своего знакомого ты не разделяешь.
Двойка не сразу понял, а затем удивился. Он слышал? В гомоне, творившемся в столовой, он слышал их разговор?
— Мы же врагами были, не забыл? — напомнил калека.
Заключенный фыркнул:
— Были. Я больше не синоби, и той деревни уже нет. И ты здесь не Коноховец, Тринадцать-девятнадцать.
— Что? Сильно припекло? — внешне калека оставался безразличным.
Двойка взбесился и зачастил громким шепотом:
— Ты здесь второй день! И ничего еще не видел! Знаешь, как я провожу свой день? Проснуться, до завтрака постараться не попасть на глаза самым любвеобильным. После завтрака успеть спрятаться в какую-нибудь щель и молиться, чтобы сегодня самые драчливые нашли себе другую жертву. После обеда постараться добраться до улицы раньше тех, чьи взгляды ощущал во время обеда. На прогулке выбрать, кто с тобой будет развлекаться сегодня, иначе они сами выберут. Продержаться до ужина и постараться избежать группового изнасилования в душевой. А затем залезть в камеру и снова молиться. Молиться, чтобы дверь твоей камеры не открылась. И, если повезет, с облегчением услышать чужие стоны. Еще, может быть, за день могут избить так, что попадешь в лазарет. Редко, но бывает. Правда, еще бывает, что убивают в драке. Поэтому я не рискую. Так что да. Припекло меня сильно.
Калека, сохраняя полное безразличие, перевел взгляд на затихающую драку. Самых буйных блондин все же раскидал, остальные не хотели и связываться.
— И если я сейчас хорошо себя покажу, меня запишут в потенциальные бойцы, а тебя не будут трогать.
— Сегодня ночью решетка моей камеры точно не откроется, в остальном сам выкручусь, не привыкать. Просто именно ночью не сбежать, никуда.
Тринадцать-девятнадцать хмыкнул:
— Поэтому от тебя так смердит? Ты вообще не ходишь в душевую?
Парень нахмурился, ожидая ответа.
— Что же. Я должен произвести впечатление? Сейчас будут им впечатления.
Калека поднялся и быстро пошел к блондину. Тот развернулся и окинул заключенного насмешливым взглядом.
— Что? Тоже подрать...
Тринадцать-девятнадцать резко подхватил поднос с одного из столов и швырнул в голову блондина, вместе с этим совершая рывок вперед. Тот инстинктивно закрылся, и поднос ударился о сложенные в блоке руки, но сразу за этим последовал удар ноги в живот. Блондин начал изгибаться, но калека схватил его за голову здоровой рукой и резко потянул вниз, навстречу со своим коленом. Сразу после этого Тринадцать-девятнадцать отступил назад и нанес размашистый удар с разворота ногой в грудь. Блондин от удара пролетел десяток метров и врезался в стену.
Калека покосился на капитана стражи, но тот лишь улыбнулся, пожав плечами и всем видом показывая — не впечатлил, давай еще.
И заключенный дал. Пинком подбросив в воздух скамью, вторым пинком он отправил ее в полет прямо в балкон стражи, сразу подхватив поднос и швырнув его туда же. Капитан и помощник Муи успели среагировать. Оба нанесли встречный удар, ломая не самую прочную деревяшку, однако вылетевший сразу за скамьей поднос врезался в шею синоби. Не смертельно, но тот сбил дыхание, пытаясь откашляться. Санджи поморщился, выскочек он не жаловал.
— Стража!
В двери столовой ломанулись надзиратели, до этого ждавшие команды. Однако калека запрыгнул на один из столов, одну сторону столешницы зацепил рукой, а вторую ступней. И рывком подпрыгнул вместе со столом, поднимая его перед собой, и толчком обеих ног отправляя в надзирателей. На основном выходе из столовой образовалась свалка, но надзиратели хлынули и из других выходов и бросились на возмутителя спокойствия.
И танец начался. Это не была драка. Это даже был не бой. Слишком велика разница. Калека оказался быстрее, сильнее, техничнее. Но дело было даже не в уровне навыков, ведь надзиратели тоже тренировались, и тренировались немало. Но здесь виднелась пропасть.
Тринадцать-девятнадцать просто схватился за дубинку первого подбежавшего к нему надзирателя, когда тот уже наносил удар. Схватил своей ладонью немногим выше ладони надзирателя. А затем точным ударом ноги в грудь вызвал болевой шок, от которого надзиратель отпустил дубинку и опал на пол. Калека перехватил дубинку и ринулся в бой, легко блокируя удары и играючи нанося ответные. И бил точно. Очень точно. Немногим позже Санджи узнает, что ни один надзиратель не получил серьезной травмы в этот день. Ушибы, синяки и потеря сознания от ударов по голове. Ни одного перелома, даже порезов нет.
Соклановец Муи наконец поднялся на ноги, все еще потирая шею.
— Глуши его, — приказал капитан стражи, — а затем в лазарет. Скажи Мицуки, чтобы сделал ему какой-нибудь дрянной протез.
Синоби сложил ручные печати и активировал технику.
Глава 4/4
Раздался стук в дверь, и хозяин кабинета недовольно выдохнул:
— Входите.
Вошедший помощник принес еще несколько бумаг:
— Асума-сама, это документы по делу...
— Я знаю, положи на стол и можешь идти, — прервал помощника Асума.
Он находился в очень скверном настроении. Смерть отца сама по себе не была событием приятным. И, что куда хуже, Хокаге-сама совсем не собиралась спускать клану Сарутоби все произошедшее. Во всяком случае, Асуме она передала длинный список проступков и откровенных преступлений, совершенных Хирузеном, который собрали ее люди. А он был вынужден это выслушивать и не мог ничего сказать в ответ. Не мог, потому что понятия не имел, насколько эти обвинения обоснованны. И он вынужден был сдавать позиции клана просто ради того, чтобы вся эта грязь не стала достоянием общественности и чтобы кланы не получили обоснованных причин для того, чтобы разорвать Сарутоби на гору маленьких плюшевых обезьянок. А старейшины клана, со своей стороны, требовали держать позиции и, даже более, давить на другие кланы, будто всего этого компромата и не существовало. И никто из них даже не считал необходимым отвечать на вопросы Асумы о претензиях Хокаге. На все вопросы Асума получал лишь "фи! мальчишка, ты не имеешь права требовать от меня ответов!" Все было бы совсем плохо, если бы не поддержка Куренай. Делом женщина поддержать не могла, но хоть успокаивала его, что тоже было немало.
Помощник, положив бумаги на стол, удалился, а Асума начал чтение. Инахо Темуи. Простой гэнин, проходивший обучение в Корне. Ну, не совсем простой. Первым его капитаном был Кьюджин, что уже плохо для парня. С командой поучаствовал в нескольких не совсем чистых миссиях. Затем попал в Корень. А вот дальше выходило совсем плохо, для парня — точно. Сарутоби успели поставить инцидент с убийством Третьего как предательство Кьюджина. Для жителей деревни. Но вот говорить такое Хокаге было категорически нельзя. Реальную ситуацию понимали в верхушках кланов, понимали дзенины, понимали в АНБУ. Но было поздно, Кьюджина уже выставили козлом отпущения, и Сарутоби уже успели получить за эту выходку от Хокаге ответку. Все поблажки, полученные кланом за время правления Третьего, были аннулированы, и вдобавок к этому были внесены и некоторые санкции. Члены клана Сарутоби больше не могли становиться преподавателями академии, и им был перекрыт путь в управу Конохи. Да и политический вес скатился так, что дальше уже некуда. За кланом окончательно закрепился статус "торгашей, а не синоби".
Естественно, старейшинам это не нравилось. И тут подвернулся мальчишка. Свалить на него, а через него и на его бывшего сенсея часть грешков клана — вот, что затеяли Сарутоби. И, как бы сильно самому Асуме все это не нравилось, сейчас для клана это был неплохой выход. Или так, или все это припишут уже его клану. Можно было бы попытаться выкрутиться, и в другой ситуации Асума сделал бы именно так, но сейчас у него не было ни времени, ни возможностей. На одной чаше весов неизвестный ему гэнин, на другой — его клан. И не зажравшиеся старейшины, за них Асума не переживал. Пострадает в первую очередь молодняк. Сарутоби снова заставят пододвинуться, и некогда мощный клан уже попросту не сможет обеспечивать сам себя. Сейчас у них есть рынки за пределами Страны Огня, обширные рынки, куда ремесленники возят свои товары. Но если клан окончательно задушат здесь, в Конохе, Конохамару станет последним синоби клана Сарутоби, и клан окончательно превратится в торгашей, что Асума считал равносильным самоубийству. Это не нравилось синоби клана, но если старейшины сочтут, что в Конохе им больше нечего ловить, они зададутся вопросом: зачем их вообще оставаться здесь? Проклятые маразматики. Сейчас Асума и еще буквально десяток синоби клана бились за то, чтобы клан сохранил свое место в деревне.
В дверь снова постучали, но на этот раз это был совершенно иной стук.
— Войдите.
Дверь отворилась, и в кабинет зашла девушка в закрытом светлом кимоно и с закинутым на голову капюшоном, практически полностью скрывающим лицо.
— Ты? — удивленный Асума даже поднялся.
Девушка улыбнулась, благосклонно наклонив голову:
— Спокойнее, мой добрый друг, — пропела она невероятно приятным голосом, — ты теперь уважаемый синоби, глава клана, веди себя подобающе.
Асума сел, поморщившись:
— Условный глава, да и клан...
Девушка, будто хищная кошка, прошествовала своей плавной, грациозной походкой до гостевого кресла и устроилась в нем, закинув ногу на ногу.
— Прости, я должен был сразу предложить тебе сесть. Но... Я удивлен, что ты объявилась именно сейчас.
— Ты знаешь, почему я не могла сделать этого раньше.
Асума кивнул, он знал. Мог предположить. Догадывался.
— И... Зачем ты вернулась?
— Я не возвращалась, — она плавно покачала головой. — Так, заглянула, навестить друга.
Но Сарутоби знал ее достаточно, чтобы понимать — это лишь отговорка.
— Я, конечно, очень рад тебя видеть, но мне...
— Нужна моя помощь, — вставила гостья.
— Ч... что?
Девушка нагнулась вперед, выудив из одежды свиток и положив его на стол.
— Вот. Здесь то, что тебе нужно.
Асума перевел взгляд на свиток, но не торопился его брать.
— А чуть конкретнее?
— Доказательства. Эти доказательства подтвердят, что все, написанное в бумагах, которые тебе недавно принесли, продумал, организовал и провернул либо сам Данзо, либо его клан, либо Корень.
Опытный дзенин, бывший Шугонин Джуниши, похолодел. То, что никак не успел бы сделать он сам, она преподнесла ему на блюдечке. Асума мог сбросить все на мальчишку Инахо, но в глазах глав кланов стал бы посмешищем, не сумевшим придумать ничего получше. А вот такие доказательства были бы... очень ценны для клана, и для него лично.
— Что ты попросишь взамен?
Девушка тихо посмеялась:
— Ничего, мой добрый друг.
Асума покачал головой:
— До меня и клана Сарутоби тебе дела нет. Неужели мальчишка?
— Это тебя не касается Асума, — мягким, почти нежным голосом ответила гостья, — делай то, что должен.
— Ты будешь мне указывать? Сейчас?
Ухмылка девушки выразила некую снисходительность.
— У тебя передо мной должок, Асума. Так что просто сделай то, о чем я тебя прошу, и все.
— После такого одолжения мой долг только увеличится.
Куноити рассмеялась:
— Ты видишь ситуацию со своей стороны. Только со своей стороны. Все не так плохо, как тебе кажется. Послушай совет опытного человека, пообщайся с кем-нибудь, кто наделен властью и не относится к тебе лично отрицательно. Узнаешь много интересного. И твои опасения сейчас несколько преувеличенны. Давай договоримся так: ты выполнишь мою просьбу и воспользуешься этим свитком. И будем считать, что твой долг мне выплачен.
Поднявшись, она окинула Сарутоби вопросительный взглядом.
— Мы договорились, — кивнул Асума.
Девушка поклонилась, покинув кабинет. Исчезнув так же внезапно, как и появилась.
Инахо сидел на узкой скамье в небольшой каменной комнатке. Он знал, что сегодня ему вынесут приговор. Но до этого ему сейчас было мало дела. Он проиграл. Не просто проиграл, он даже не приблизился к победе. Три секунды. Три проклятые секунды. Это все, чего он смог достичь. Все эти тренировки, все, что смог дать ему Корень. Три секунды. Все, чему он смог научиться. Все, что он смог взять. Три секунды. Три секунды, которых хватило, чтобы почувствовать, как удары проходят сквозь броню, лишь слегка ослабляемые ею.
— Нет, нет, нет... Все не должно было закончиться так. Только не так...
И вот он должен предстать перед судом. Он даже не знал, в чем его будут обвинять. Думать не получалось. В голове клокотала тихая ярость вперемешку с глухой обреченностью. Какая разница теперь, какой приговор ему вынесут? Какая теперь разница?
Дверь камеры открылась, на пороге остановился какой-то тюнин. Он бросил на мальчишку пренебрежительный взгляд.
— Твое дело закрыто. Выметайся.
Инахо поднял на тюнина удивленный взгляд.
— Чего вылупился? Дело закрыто, проваливай из камеры. Выход сам найдешь.
И, оставив дверь открытой, ушел.
Все вышло даже еще хуже, чем предполагал Инахо изначально. Его не будут судить. Его даже на суд не поведут. Просто выбросят, как нечто ненужное. Неинтересное. И ни что не бесило Инахо сильнее, чем пренебрежение. Почти ничто.
Он поднялся и подошел к проходу. Что дальше? Куда он пойдет? Что будет делать? Его целью была месть сенсею. Но она разбилась о реальность жизни. О какой мести может идти речь, если Инахо даже ранить Като не мог? Цели у него больше не было. И он оказался никому не нужен. Никто не указывает, что нужно делать. Нет учителей, наставников, капитана команды, сенсея. Нет ничего. Он один посреди Конохи, он один. Никому ненужный, никому неинтересный.
Разве что...
Стоило вернуться к семье. Может, они подскажут что-то. Или просто попросят остаться с ними. Забыть про все это, про обучение, про то, что он синоби. Жить, забыв обо всем, и стараться не замечать больше тех, кого он ненавидел. Сможет ли он жить так? Инахо не знал. Но сейчас он не был готов придумывать что-то еще.
