Рассвет над океаном

Вероятно, тебе уже известно многое из того, что я собираюсь рассказать. Ведь ты моя дочь, Мия, и тоже не смогла бы всю жизнь жить во лжи! Известно ли тебе о брате? Его зовут Итен, он будет уже большим, когда ты получишь моё письмо, но сейчас он живёт у меня под сердцем и совсем скоро появится на свет.

Да-да, родная, я не умерла в тот день, когда меня якобы застрелили в лифте... или тебе сказали, что твоя мать покончила с собой? Хотя должна была умереть. Я хотела увезти из Центра тебя и Джарода, и ещё нескольких детей, что стало последней каплей в чаше моих "предательств" — меня приговорили к смерти. Но в тот момент я уже была беременна, мой ребёнок нужен мистеру Паркеру, а в большей мере — мистеру Рейнсу, и потому меня оставили в живых. Полагаю, это досадное упущение исправят, как только малыш родится.

До конца своих дней буду помнить, как именно они "исправили упущение"!

Скорее всего, маленького Итена отдадут в приёмную семью. Я не знаю, какая жизнь его ждёт, мне очень страшно за него, мир изначально к нему враждебен. Но я надеюсь, что, вопреки всему, он вырастет хорошим человеком, и вы однажды с ним встретитесь. Ты спросишь: как же мы встретимся, если я не знаю, какой он и где его искать? Однако, у вас с ним обоих есть то, благодаря чему...

Звонок в дверь! Опять душа в пятки. Нервы у тебя стали ни к чёрту, Мия! Это принесли наш заказ! Мы пока не ждём гостей — забыла?! Возвращаюсь глазами к письму, но не могу больше прочесть ни строчки. Мамина боль могильной плитой лежит на моих плечах. Сердце бьётся, как бешеное, в голове мутится, не хватает воздуха... Нужно сделать паузу!

И заодно всё-таки удостовериться, что у Джарода всё нормально.

Не решаясь ни на секунду выпустить письмо, выхожу на балюстраду. Он уже вернулся, стоит, склонившись над распечатанной коробкой. Поднимает голову на звук шагов и прячет что-то в карман брюк.

— Прочитала?

— Не до конца.

Когда я успела так охрипнуть?!

Джарод ловит мой взгляд, улыбается и говорит, как врач — мнительному пациенту:

— Это был "почтальон". Перестань волноваться из-за всякой ерунды, Мия, прошу тебя!

До сих пор ему удавалось избавить меня от страха. Но не сейчас! Ни тепло его улыбки, ни преувеличенная бодрость голоса не могут меня обмануть. Ясно вижу: недавнее хмурое спокойствие его покинуло. Случилось нечто непредвиденное. Джарод по-настоящему встревожен и напуган!

55. Джарод. День 15-й, до рассвета

— Не ври! Я знаю, что-то случилось!

Я сам был виноват — не удержал лицо.

— Ничего не случилось, маленькая. Тебе померещилось!

Попытка исправить положение провалилась с треском.

— Джарод!!! Не смей называть меня маленькой! Прекрати обращаться со мной, как с ребенком! Не вздумай ничего от меня скрывать!

Мия сбежала по лестнице и встала напротив меня, похожая на жгут, скрученный из негодования и страха.

— Не кипятись! Ничего не случилось. Ничего пока не случилось, — я уже понял, что успокаивать её бесполезно.

— Пока?! Но случится, да, случится? Покажи, что ты сейчас спрятал!

Записка, которую я нашёл в коробке, обожгла мне пальцы. Почему я не бросил её в камин сразу, как прочитал?!

— Покажи. Или хочешь, чтобы я тебя обыскала?

Правда ведь обыщет, подумал я, сдаваясь, достал из кармана и протянул Мие то, что она просила.

"Сын мой, обстоятельства изменились, — гласила записка. — Я не могу больше гарантировать выполнение своей части нашего договора. Как только запахнет жареным, я передам тебя Триумвирату. Сорок Третьей сохранят жизнь лишь в том случае, если она уже будет беременна. Поторопитесь!"

— О господи! — сказала Мия и села на край дивана. — Что это значит?

Негодование ушло, остался только страх. Закончится это когда-нибудь или нет? Не могу, не могу больше видеть её выбеленное страхом лицо!

— У меня есть два возможных объяснения. Получше и похуже. Либо "папа", узнав, что ты поправилась, затеял новую игру, чтобы ускорить процесс изготовления внука...

— Это, видимо, хороший вариант, — перебила Мия. — Либо?..

— Либо о том, что мистер Рейнс нас похитил, стало известно Лайлу, у которого, как ты понимаешь, совсем другие планы. Плевать он хотел на евгенические проекты! Надо полагать, он собирается...

— Поднять свои ставки, передав тебя триумвиратским, — проговорила она, сглотнув. — Столкнуть папашу с директорского кресла. Ну, а меня... меня он просто так не отпустит. И даже не убьёт... просто так.

Я уже знал, что сейчас она прикроет рот ладонью, словно её тошнит, и глаза у неё станут затравленные. Четвертование — слишком лёгкая казнь для этого урода!

— Что мы теперь будем делать, Джарод?

— То, что собирались, Мия — делать отсюда ноги! Только теперь времени у нас минимум! Если верно второе объяснение, Лайл или его люди могут появиться здесь со следующим вертолётом. Так что в нашем распоряжении меньше недели.

— Делать ноги. Ты уже придумал, как?

Выругаться сквозь зубы вместо ответа — единственное, что мне оставалось.

— Мама надеялась, что её письмо поможет мне сбежать, если я попаду в этот дом... — тихо проговорила Мия.

— Дочитывай, не буду тебе мешать.

— Я останусь здесь, хорошо?

Устроилась поудобней и расправила перед собой письмо, которое всё это время держала в руках. Я оживил угасающий камин, чтобы ей было теплее, и ушёл на кухню. Включил радиолу, распахнул окно. Дождь ослабел, окна во флигеле тоже были открыты. Послушал, как переговариваются, располагаясь на новом месте, недавно прибывшие охранники, как, посмеиваясь, садится за монитор один из вахтенных, как матерится беззлобно на погоду второй, которому сейчас предстоит патрулирование... Ничего интересного. Гораздо внимательней я прислушивался к тому, что делает Мия — но у камина было тихо. Если она и плакала, то беззвучно. Один раз она позвала меня:

— Джарод!

— Да, мале... Да, я тебя слушаю.

— Салфетка с надписью...

— Тряпица, в которую был завернут пакет. С вышитым именем "Эрнестина Джейн". Кэтрин знала, кто это такая? — обрадовался было я.

— Нет, — отозвалась Мия. — Она, как мы, пыталась понять, куда попала, и та салфетка — единственная именная вещь, какую ей удалось найти. Должно быть, она надеялась, что я окажусь догадливей.

— А ты случайно не знаешь? Может, ты что-нибудь чувствуешь?

— Нет. Не чувствую и не знаю. Мне кажется, это не имеет отношения ни к моей семье, ни к Центру.

И снова замолчала. Я ждал, что она позовёт меня, дочитав, но не дождался и, в конце концов, иду без приглашения. Она сидит, притянув к груди колени и обхватив их руками, смотрит на огонь, и рыжие отблески пляшут на её опухшем от слёз лице.

— Мия...

— Читай его сам, Джарод. Я не в состоянии пересказывать.

Опускаюсь на другой конец дивана и беру густо заполненные листы. Сдержанная аккуратная Кэтрин не изменила себе даже на пороге смерти: ни ошибок, ни исправлений, словно писала о пикнике у родственников, а не о паркеровских злодеяниях! Многое мы с Мией уже давно выяснили — большую работу всё-таки проделали за последние годы. То, что раньше выглядело не вполне достоверным, находит своё подтверждение в этом письме.

Наследство Паркеров, переходящее не к старшему, а к избранному среди потомков. Кровное родство мистера Паркера и мистера Рейнса, которое долгое время держали в секрете. Проект "Мираж", скверные обстоятельства, в которых суждено было родиться Итену. Отвергнутая любовь мистера Рейнса, полтора десятка лет дожидавшегося возможности отомстить. Проект Genomius, с множеством грязных и криминальных подробностей. Участие мистера Паркера в похищениях детей, его согласие на жестокие эксперименты над ними...

Ты ошибаешься, если думаешь, что я сразу поверила, что человек, которого я любила и за которого вышла замуж, замешан в стольких преступлениях, — писала Кэтрин. — На то, чтобы поверить, у меня ушло несколько лет. Я сомневалась даже тогда, когда видела секретные документы, подписанные его рукой. Но когда он хладнокровно согласился оставить тебя без матери, места для сомнений в моём сердце не осталось.

Каково это было читать Мие, до последнего искавшей оправдания мистеру Паркеру?

Некоторые нюансы я узнаю впервые. Например, тот факт, что мисс Паркер должна была стать "экспериментальным образцом" ещё в детстве, но счастливо этого избежала. Глава Центра пообещал жене защитить дочь, если Кэтрин "не будет глупить" и позволит мистеру Рейнсу заполучить Итена, и, как ни странно, сдержал слово.

Самый важный для нас отрывок — о внутреннем сознании Джемисонов, в котором мы сейчас так нуждаемся! — я перечитываю трижды.

...У вас с ним обоих есть то, благодаря чему становится возможной ваша встреча — особый дар, который передаётся по наследству в роду Джемисонов. В Центре его называют "внутренним сознанием". Твои дед и бабушка называли его просто Даром. Они не успели рассказать мне, что это такое — ты помнишь, я очень рано лишилась родителей. Паркеры, которые приняли опёку надо мной и отправили меня учиться в монастырь, рассказать могли бы, но эти люди вовсе не хотели, чтобы я овладела своими способностями — им нужны были только мои гены. Большую часть жизни я находилась в неведении. Лишь недавно я осознала, что в моей памяти живут голоса и воспоминания моих предков, порой мне кажется, что со мной беседуют их души. И я могу теперь устанавливать мысленную связь со своими детьми — с тобой и с Итеном. Малыш в моём животе не только слышит меня, но и понимает, и отвечает мне, его Дар ещё не заглушён грохотом внешнего мира. Маленькая Мия тоже меня слышит, я чувствую, что мои мысли достигают её сознания и тревожат её, но пока она их не понимает.

Сейчас я обращаюсь к Мие, которая уже выросла. Общее мысленное пространство — вот что такое наш Дар! Родная, раз ты смогла найти моё письмо, значит, он просыпается и у тебя. Если бы я знала о нём, когда ты была крохой, я бы просто не позволила ему уснуть, вовремя научив тебя им пользоваться — именно так поступали многие поколения Джемисонов. Раскрыть Дар у взрослого человека можно с помощью электрохимического воздействия на мозг. Я просила о помощи Сидни, и он сумел мне помочь — что-что, а управлять скрытыми способностями в Центре умеют. Но вряд ли кто-то сделал то же самое для тебя. В памяти предков я нашла ещё одну возможность — сильные переживания. И боль, и страх, и любовь, всё то, что потрясает нас, переворачивает нашу жизнь, заставляет нас рождаться заново...

Я надеялся, что Кэтрин знает готовый рецепт "рождения заново", но увы — рецепта у неё не было! Она не написала даже, как именно воздействовал на её мозг Сидни — а впрочем, психотропные препараты и нужное оборудование мне всё равно взять негде. Похоже, миссис Паркер предчувствовала, что её детям предстоит многое пережить, и думала, этого может быть достаточно, чтобы их Дар полностью раскрылся.

Доченька, слушай своё сердце, и ты услышишь сердце своего брата. Тогда вы найдёте друг друга и уже никогда не будете одинокими в этом мире.

Недостаточно, недостаточно! Мия тычется, как слепой котёнок, пробираясь среди обломков чужих мыслей и воспоминаний; Итен, которого мы давно нашли, делает вид, что не слышит никаких "голосов"; нет между ними двоими ментальной связи, нет её! Сколько ещё нужно хлебнуть боли и страха, чтобы она появилась?!

А вот что я читаю на предпоследней странице:

Заметила ли ты, что я ни разу не назвала мистера Паркера твоим отцом? Конечно, неслучайно. Возможно, ты и сама уже знаешь, что он был бесплоден и что я родила тебя от донора. Возможно даже, тебе сказали, что донором этим был мистер Рейнс, а, следовательно, мистер Паркер — не отец твой, а дядя. Но и это тоже неправда, Мия! А правда заключается в том, что...

Надо же, я уж думал, Кэтрин решила вовсе не касаться этой темы. Поднимаю глаза на Мию. Она выглядит очень усталой и, кажется, снова собирается заплакать, но на женщину, которая только что узнала тайну своего происхождения, совсем сейчас не похожа. Переворачиваю лист — так и есть, на обороте всего одна строчка:

...братья Паркеры вообще не причастны к твоему рождению. Я должна была обезопа... — и длинный уходящий вниз неровный росчерк.

— Не закончено, — горько говорит Мия. — Похоже, мама услышала вертолёт и бросилась прятать своё письмо в погребе. И в тот же день её отсюда увезли.

И опять умолкает, по-детски вытирая глаза тыльной стороной ладони. О чём она думает сейчас? О матери, заново переживая своё сиротство? О мистере Паркере, который, хоть и любил её "по-своему", всё же был отъявленным негодяем? Об опасности, которая нависает над нами всё ниже, и о том, что письмо, с таким трудом найденное, ничем нам не помогло? Как мне утешить её? Чем ей помочь? Как её обнадёжить? Мне даже прикасаться к ней теперь нельзя...

— Не смотри на меня такими глазами, Джарод, я больше не умираю! — вскидывается вдруг моя страдалица. — И не сиди, как истукан! Можешь ты просто меня обнять?!

Другого приглашения не требуется. Прижимаю её к себе и сам оказываюсь замкнутым в кольцо её рук. Она не то целует меня в шею, не то шепчет что-то, но я не различаю слов. Её горячее дыхание соскальзывает мне за пазуху, кожа тут же покрывается мурашками. Любовь — это всё, что я могу сейчас тебе предложить! Но зато любви у меня столько, что можно разливать её в бочки и запасать на целую жизнь вперёд! Рассудок ещё пытается сопротивляться, но пальцы уже бегут вдоль "молнии" на смешном синем платье, и Мия откидывает волосы, чтобы мне удобно было его расстёгивать.

56. Мисс Паркер. День 15-й, утро

Подняться бы и уйти к себе! Свернуться клубком на постели, выплакать остатки слёз. Но мне было так скверно, что я не могла двигаться.

Я словно вместе с мамой оказалась в аду её последних месяцев. Представляла, что она испытывала, проникая в те дни в моё сознание — в сознание чуть живой от горя дочери. Вновь ощущала себя маленькой девочкой, придавленной рухнувшим внезапно небом. Вспоминала отца — как многие годы после маминого ухода искала у него тепла и поддержки и никогда не находила. Всё, всё дурное, что говорили мне о нём — правда! В моём сердце теперь тоже нет места для сомнений. То, что он когда-то выбрал меня в свои наследницы, не искупает его лжи и мерзости его поступков.

Боль, которую, я знала, предстояло принять всю до капли, была щедро приправлена страхом. Если через неделю здесь появится небольшая армия во главе с Лайлом... если я попаду к нему в руки, а Притворщика отдадут Триумвирату... Стоило подумать об этом, и у меня немели пальцы, а в груди возникал — ни вдохнуть, ни выдохнуть! — ледяной вакуум паники.

Взгляд Джарода, сострадающий и виноватый одновременно, ничем мне не помогал. Наоборот, усиливал боль и страх! Освободи меня от них хотя бы на час, просила я мысленно, стисни меня в объятиях, скажи, что ты меня любишь! Согрей меня, заставь меня поверить, что нет в мире ничего важней и сильнее нашей любви! Вдруг это последняя отпущенная нам неделя. А мы всю её потратим на взгляды, и даже губами никогда больше друг друга не коснёмся! Но Джарод не слышал. Сидел нога на ногу на другом конце дивана, посматривал на меня и молчал.