Как только ноги Дениса коснулись рук Шэфа, тот начал разгибаться, одновременно швыряя старшего помощника себе за спину. В последний момент энергии прыжку добавил сам Денис, оттолкнувшись от рук главкома, как от трамплина. Немудрено, что с такой "подкачкой" он пролетел значительно выше плетения — что и требовалось доказать!
Приземлился старший помощник, как кошка — на ноги, сделал кувырок через голову и мгновенно снова оказался на ногах — время поджимало, надо было выбираться из порта, а рассвет был уже не за горами. После этого Денис немножко поработал вратарем — главком, как метатель молота, держа рюкзаки за лямки, раскручивал их, а затем с кряканьем и уханьем, швырял рюкзаки над защитным плетением, а Денис ловил, чтобы чего не попортить из хрупкого содержимого. Ловить пятидесятикилограммовые снаряды было не то чтобы сильно легко, но старший помощник справился. В Ордене Пчелы и не такому научат.
Сам же верховный главнокомандующий преодолел защитный барьер легко и непринужденно. Он сбросил вес и в старинном перекидном стиле взял высоту, причем тоже с большим запасом. Стилем "фосбери-флоп" он почему-то пренебрег, может из-за его североамериканского происхождения, а может потому, что высота была небольшая... в смысле — для Шэф небольшая.
Преодолев магический забор, командор без малейшего промедления вытащил из своего рюкзака тонкий канат, обвязал вокруг пояса и белкой взлетел под крышу пакгауза. Там он сразу же сменил "имидж" и уже в стиле геккона, обожающего прогулки по потолку, переместился по внутренней стороне ската на крышу.
Пока верховный главнокомандующий занимался этим прикладным скалолазанием, а не исключено, что и бери выше! — промышленным альпинизмом, старший помощник тоже сложа руки не сидел. Он споро привязал свободный конец тросика, на другом конце которого располагался любимый руководитель, к рюкзаку, но на этом, как можно было бы ожидать, не успокоился и привязал еще один канат к этому же рюкзаку, но с противоположной стороны.
После того, как все эти сложные манипуляции были завершены, главком, расположившийся на коньке крыши, перешел в новую ипостась — он стал работать грузовым лифтом, а может и подъемным краном — трудно сказать, какая дефиниция более точно отражает характер его новой деятельности. Когда поднимавшийся рюкзак уперся в скат крыши, выяснилось для чего предназначался второй канат, прикрепленный к днищу рюкзака — Денис оттянул его и командор без труда втянул груз на крышу.
Приняв первый рюкзак, главком пристроил его рядом с собой, а веревки вернул Денису. Подъем второго рюкзака прошел по накатанной колее — менять технологию компаньоны не стали. После грузов настал черед старшего помощника. Чтобы ускорить процесс покидания территории парангского порта, Денис не стал подобно любимому руководителю изображать из себя белку и геккона, хотя и мог. Он по простому, с ловкостью дикой обезьяны из бразильских лесов, взобрался по канату, который любезно удерживал командор. Затем канат был перекинут на другую сторону и старший помощник, так же стремительно, спустился по нему на улицу.
Спуск рюкзаков был технологически проще — второго каната не требовалось, поэтому он занял еще меньше времени, чем подъем. Завершив свою деятельность в роли подъемно-транспортного оборудования, Шэф спрыгнул на землю.
Собаки наблюдали за всей этой бурной деятельностью с огромным интересом, вытаращив глаза и пооткрывав рты от удивления. По всему чувствовалось, что компаньоны произвели на них приятное впечатление. Уважение в глазах мохнатой команды появилось после того, как Шэф с Денисом сходу преодолели защитное плетение. Собачки-то в глубине души надеялись, что незваные гости тут и застрянут, а еще лучше сунутся в пекло и поминай, как звали. Ан нет! Теперь же, наблюдая за канатной дорогой, они и вовсе пришли в восторг — давненько они не были свидетелями такого захватывающего представления... а точнее не "давненько", а никогда.
— Ну, вот я и в Хопре! — вдруг непонятно с чего вспомнил древнюю замануху Денис. Эту рекламу он слышал в глубокой молодости, можно даже сказать в счастливом... хотя точнее будет — сопливом детстве. И что обидно — эта хрень накрепко засела в памяти. А обидно было от того, что емкость памяти не бесконечна, и если какая-то ее часть занята подобной чушью, значит этот объем потерян для полезной информации.
— Она что, теперь так называется? — поднял бровь Шэф.
— Ну-у... жопа — как-то грубо... — замялся Денис.
— Зато правильно! — отрезал командор. — И вообще, давай без эвфемизмов. Надо называть вещи своими именам.
— Глава
После деликатного стука, на который занятый документами Рейхстратег никак не отреагировал, дверь из "предбанника" слегка приоткрылась и в образовавшуюся щель проникла голова Омара Зондерфельда — первого секретаря, удостоенного высочайшей чести — сидеть непосредственно перед дверью, за которой находился глава государства. Кроме почета эта должность давала преприятнейшую возможность гнобить обширный штат вторых и третьих секретарей, а также кое-какого дополнительного заработка, на который патрон смотрел сквозь пальцы, если, конечно же, это не мешало делу. А Омар был умным и ущерба государственным интересам не допускал.
Внимательно оглядев работающего повелителя, он по каким-то своим, только ему известным причинам, решил что может и должен отвлечь высокое начальство от государственных забот. Секретарь деликатно кашлянул, привлекая внимание Рейхстратега:
— Рейхвизир Курт Бахрам нижайше просит аудиенции.
— Зови, — не поднимая головы от бумаг буркнул Кирсан-ар-Мюрит.
Обычно Рейхстратег выслушивал своих рейхвизиров во время ежедневных утренних совещаний, когда они докладывали о проделанной работе, после чего получали заслуженные плюшки и пистоны. Любимчиков у Кирсана не было, ябедников он не любил, поэтому попадаться лишний раз на глаза руководителю государства, чтобы макнуть соратников в дерьмо, а самому предстать в белом смокинге, никто из его министров не стремился.
Не получил утренний пистон — уже праздник. Живи и радуйся, что не отправили в отставку, или куда похуже. Лишний день проработать рейхвизиром, это как у нас лишний день проработать министром — бабла можно поднять не то чтобы немеряно, но вполне себе прилично. А раз кто-то из этой братии стремился на прием — значит дело действительно было важное, причем, важное именно для Рейхстратега. Со своими проблемами никто бы не полез, в худшем случае подождал бы до завтрашнего совещания, в лучшем — решил сам, не привлекая высочайшего внимания.
Причин неурочного визита Хранителя Порядка, ради которых он бы решился потревожить Кирсана-ар-Мюрита вне официального утреннего протокола, могло быть несколько, и как было отмечено, все они представляли определенный интерес для последнего, поэтому Рейхстратег оторвался от документов сразу же, как только гость переступил порог кабинета.
Быстро подойдя к столу, чтобы не тратить драгоценное время повелителя попусту — Кирсан этого не любил, Курт вытянул правую руку и продемонстрировал хозяину кабинета браслет из нескольких крупных жемчужин. Одна из них резко выделялась на фоне остальных, сияющих живым розовым перламутром. Эта, в отличие от них, была черной. Но не настоящей черной жемчужиной — живой и блестящей, а тусклой, не отражающей света, как будто обугленной, а сверх того — изломанной, можно даже сказать — какой-то изжеванной.
— Кто? — отрывисто поинтересовался Рейхстратег.
— Латиф Камал. — В ответ на недоуменный взгляд Кирсана, он быстро уточнил: — Арбалетчик со "Скорпиона".
— Ага... — многозначительно протянул Рейхстратег.
Три дня назад один из многочисленных шпиков, состоящих на службе у Хранителя Порядка проиграл в кости вышеупомянутому Латифу ничем непримечательные серебряные серьги с жемчугом. Вероятность того, что арбалетчик расплатится ими с какой-нибудь портовой шлюхой конечно же существовала и поэтому шпик проследил за нетрезвым стрелком, чтобы того по дороге никто не обидел, и чтобы тот случайно не расстался с выигрышем, ценность которого не представлял.
Если бы, паче чаянья, Латифу удалось живым вернуться с выхода в море, который предстоял ему поутру, серьги были бы у него изъяты, причем обязательно — не мытьем, так катанием. Не удалось бы отыграть... хотя это вряд ли, на службе у Хранителя Порядка были различные умельцы, в том числе и по игре в кости, так пришлось бы имитировать ограбление. А может и не имитировать — как карта ляжет.
Но, надобности в изъятии больше не было — маячок сработал. Парные жемчужины во время смерти носителя мгновенно стареют, чернеют — как будто обугливаются, и разрушаются. Причем, что характерно — обе. В этом-то и фикус-пикус. Расстояние между ними значения не имеет, носитель может быть на одном полюсе планеты, а парная жемчужина разрушится на другом. Кстати говоря, если бы что-то случилось с Хранителем Порядка, жемчужина в серьге тоже бы почернела — вот бы арбалетчик изумился, узнав какую ценность приобрел по случаю — парные жемчужины стоили очень дорого. Но, он этого не узнал и никогда уже не узнает.
— Что будешь делать? — Рейхстратег бросил на Хранителя Порядка быстрый взгляд и хотя ничего угрожающего во взгляде не было, Курт вытянулся по стойке смирно и без запинки отбарабанил:
— Негласное и непрерывное наблюдение за дворцом Епископа Ортега-ар-Фарана установлено, новые счетчики во всех пропускных пунктах в Ручейки активированы и обнулены... — он на секунду задумался. — Охрана ничего не заметила — все было сделано в пересменок, наши были в накидках. — Рейхвизир замолчал, припоминая не упустил ли он чего и пришел к выводу, что нет — не упустил. — Все.
— Хорошо... — после небольшой паузы одобрил действия своего подчиненного глава Высокого Престола и сразу же поинтересовался: — Амулеты у всех?
— У всех. Но... — начал было министр охраны спокойствия, однако договорить ему Кирсан не дал:
— Других все равно нет. Эти "Хамелеоньи накидки" — лучшие в Высоком Престоле. Я ведь не волшебник, — усмехнулся он. — Я — лишь маг артефактор. Так что... — Кирсан лукавил, он знал, что является лучшим артефактором по эту сторону хребта Армедштерг, а не исключено, что и по ту. Однако он не знал, что самоуничижение — сиречь гордость, поэтому продолжил лицедействовать — развел руками и придал лицу смущенное выражение, как бы извиняясь, но тут же снова стал серьезным: — Есть еще что-то что мне надо знать?
— Мертвое море было ночью неспокойно...
— Даже так?! — нахмурился Кирсан-ар-Мюрит. — Ну что ж... вряд ли это были местные... — он немного помедлил и добавил: — или купцы... — Рейхстратег снова замолчал, обдумывая ситуацию. — Но, ты все равно за постоялыми дворами последи какое-то время... -Кирсан хмыкнул, — на всякий случай. Да, и еще — распорядился он, — обо всем, что может быть связано с этим делом... да и вообще обо всем странном докладывай немедленно.
— Слушаю и повинуюсь! — склонился в глубоком поклоне Хранитель Порядка.
— Глава
Первые минут пятьдесят после легализации на Священной Земле Высокого Престола — а именно так ее называли проповедники автокефалии Двурукого — местной официальной церкви, признанной во всем остальном мире тоталитарной сектой, компаньоны работали ишачками, ну, или в лучшем случае — лошадками. Вопросы почему лошадками, или же ишачками возникнуть не должны — а кто еще может перемещать довольно-таки тяжелые грузы с приличной скоростью без использования двигателей внутреннего сгорания, паровых машин, электродвигателей и парусов? Предположения типа бизонов, жирафов и прочих буйволов не рассматриваются ввиду того, что они вьючными животными не являются, а всякие там верблюды, мулы, ослы и олени не берутся в рассмотрение, потому что это оскорбительно. Так что — или лошади, или ишаки!
Не возникает и вопроса насчет легализации — все то время, что компаньоны провели в территориальных водах и на Священной Земле Высокого Престола до этого, они провели нелегально, а следовательно, как преступники, а так как, в глубине души, они были людьми глубоко законопослушными, то это им было, грубо говоря — неприятно, но сейчас, когда они оказались за воротами порта на священной земле, а самое главное — их никто за этим делом не застукал, они мгновенно превратились в легальных гостей Высокого Престола... пока никто не докажет обратного. Но и этого им было мало! Компаньоны намеревались стать полноценными гражданами Высокого Престола, да не простыми, а родовитыми аристократами. Согласитесь, что для этого можно и побегать, и даже с грузом.
Следует только отметить, что возможность стать частью местного бомонда была далеко не у всех компаньонов. К сожалению, примерно половине из них была уготована совершенно иная участь... Это еще раз говорит о том, что свобода, равенство и братство — товар чрезвычайно дефицитный и далеко не каждому по карману. По крайней мере — равенство. Хотя... со свободой и братством тоже не все так сладко, как хотелось бы. Однако, здесь следует остановиться, ибо эту богатую тему можно развивать до бесконечности, но пора возвращаться в предрассветный Паранг.
Целью компаньонов был центральный парангский рынок, в просторечии — Базар. На Базаре можно было купить все, что душе угодно и в этом утверждении нет ни малейшего преувеличения. Представьте себе какой-нибудь московский, или скажем там — мухосранский, не важно какой, рынок, где можно купить живого китайчонка, подержанный джип "Cherokee", депутата, мраморное мясо, женскую футбольную команду, подствольный гранатомет, прокурора и любые санкционные продукты, начиная с хамона и заканчивая рижскими шпротами. Представили? Вот таким был парангский Базар, естественно, с учетом местной специфики.
Добраться до него было несложно — двадцать семь кварталов от порта и ты на месте. Судя по карте, кварталы были небольшие — от ста до ста пятидесяти метров, так что, по идее, компаньоны не должны были и вспотеть. То, что добираться предстояло бегом и с рюкзаками на спине сложности не добавляло. Не добавляло ее и то обстоятельство, что бежать предстояло в темноте. Даже, если не выходить в кадат и не пользоваться возможностями ночного виденья шкиры, в запасе оставался бег силы (в терминах Кастанеды), которым Шэф владел виртуозно, а Денис удовлетворительно. Загвоздка была в другом — до Базара надо было добраться, пока не рассвело. Никто не должен был увидеть галопирующих компаньонов. Скрытность была краеугольным камнем фундамента, на котором базировались все планы верховного главнокомандующего.
Через минуту после начала бега все мысли, связанные с управлением движением, голову старшего помощника покинули. Тело все делало само в автоматическом режиме — выбирало место куда поставить ногу, следило за спиной любимого руководителя, чтобы не воткнуться в нее при внезапном торможении последнего, и делало еще массу всяких нужных для передвижения в пространстве вещей.
Резкие торможения командора были вызваны тем обстоятельством, что прежде чем пересечь очередной перекресток он останавливался и быстро оценивал обстановку, после чего срывался с места, как наскипидаренный, а мгновением спустя вслед за ним был вынужден стартовать старший помощник. Такой рваный стиль бега напоминал движение болидов на трассах Формулы-1. И это было вполне объяснимо — в обоих случаях цель была одна — прохождение трассы за минимальное время.
