— Привет. — Он положил широкую, тяжелую ладонь мне на плечо. — Ты повышаешь голос... Ты думаешь о своей сестре.
— Кажется, есть очевидная параллель. Джина сказала, что ты тоже был посредником в этой сделке.
— Я бы так не сказал. Твоя сестра не была больна. Но она нуждалась — вся ваша семья нуждалась. Твои родители просто не могли позволить себе содержать вас двоих. Они обратились за помощью к членам семьи:
— Могу себе представить, как отнесся к этому мой отец.
— Это дошло до меня окольным путем. И я подумал об Ордене.
— Как мог какой-либо родитель отдать ребенка кучке незнакомцев?
Лу отвел от меня взгляд. — Ты не понимаешь. Орден не чужие. Они семья. — Снова эта тяжелая рука на моей руке. — Я знал, что могу доверять им, и Казелла в Риме тоже, и твои родители тоже.
Я ничего не сказал, но он мог прочитать выражение моего лица.
— Послушай, малыш, ты явно запутался в этом. Если ты пришел ко мне за каким-то отпущением грехов, ты его не получишь.
— Мне жаль?
— Или это игра "Кто во всем виноват"? Твоего отца больше нет рядом, так что ты хочешь прийти и настучать мне. Это все?
— Я здесь не для того, чтобы винить тебя.
— И ты не должен. Или своих родителей, упокой их Господь. — Он ткнул испачканным никотином указательным пальцем мне в грудь и посмотрел на меня снизу вверх. — Мы все сделали все, что могли, в соответствии с обстоятельствами и нашим мнением на тот момент. Если ты порядочный человек, это именно то, что ты делаешь. Мы люди. Мы стараемся.
— Я принимаю это. Я просто хочу знать.
Он покачал головой. — Полагаю, я был бы таким же, если бы был на твоем месте. Но предупреждаю тебя, ты можешь быть разочарован.
Я наблюдал за ним, сбитый с толку. Это напомнило мне директрису школы. Что такого было в Ордене, что заставляло людей за тысячи миль отсюда желать защищать его таким образом?
Я посмотрел на заходящее солнце. Как бы то ни было, теперь я знал, что этот Орден забрал мою сестру, как забрал маленькую девочку в 1944 году, и, без сомнения, многих других девочек и, возможно, мальчиков, родственников, на протяжении десятилетий — или столетий, холодно размышлял я. Но что мне нужно было знать сейчас, так это то, за что они их принимали. Лу был неправ. Доверия было недостаточно. Даже быть членом семьи было недостаточно. Мне нужно было знать.
Я спросил его: — Ты отправляешь деньги Ордену?
— Конечно. — Он посмотрел на меня. — Думаю, твой отец отправлял, но, должно быть, теперь это прекратилось. Я полагаю, теперь твоя очередь. Тебе нужны данные банковского счета?.. — Он поискал цифры в своем бумажнике.
Глава 15
В густой, влажной полуденной жаре нежный, мелодичный голос Брики легко разносился среди деревьев. — ...Сидхе живут в полых холмах, — говорила Брика. — Они невидимы. Их можно увидеть, когда они захотят, но даже тогда их трудно заметить, потому что они всегда одеты в зеленое. Они безвредны, если вы относитесь к ним дружелюбно, вот почему мы бросаем кусочки хлеба в борозду при вспашке и выливаем вино на землю во время сбора урожая...
Не желая беспокоить дочь, Регина приблизилась так тихо, как только могла. Не то чтобы это было так просто, теперь ей был сорок один год, и она уже была старухой, и в любом случае ее навыки ходьбы в лесу никогда не сравнились бы с навыками молодых людей.
— ...Но никогда нельзя есть пищу сидхе, потому что они заведут тебя в свои полые холмы, которые являются входами в потусторонний мир, и ты можешь никогда не найти выход — или, если найдешь, то можешь обнаружить, что прошло сто лет, и вся твоя семья, даже твои братья и сестры, состарились и умерли, в то время как ты постарел всего на день. Но если сидхе испугает тебя, ты всегда можешь прогнать ее звоном колокольчика — но он должен быть сделан из железа, потому что сидхе боятся железа больше всего на свете...
Ее дочь сидела в центре круга детей, их лица были сосредоточенно подняты. Неподалеку мерцал костер. Брика увидела Регину и подняла руку в знак извинения. Она должна была встретиться со своей матерью на ферме.
Регина была довольна тем, что ждала в прохладной тени и позволила своему сердцу перестать колотиться от подъема по склону холма от усадьбы. Солнце уже стояло почти над головой, и его свет, рассыпанный зелеными пятнами на высоких кронах деревьев, освещал завитки белого дыма, поднимавшиеся от костра. Регина узнала насыщенный, сильный запах горящего дуба, более сильный, чем запах бука или ясеня. Иногда она задавалась вопросом, что подумала бы Юлия, если бы могла знать, что однажды ее дочь станет экспертом по запахам горящих дров. Но им всем пришлось приспосабливаться.
Брика, получившая старинное британское имя в честь собственной бабушки Регины, унаследовала черты Регины — бледную веснушчатую кожу, несколько широкий нос, губы яркие, как вишни, глаза дымчато-серого цвета. Но в двадцать один год она была красивее, чем когда-либо была Регина. В ее лице была симметрия, которой недоставало Регине, и было какое-то изысканное совершенство в завитках ее ушей, похожих на устричные раковины, в тонких линиях бровей. Даже ее единственный неоспоримый подарок от отца, которого она больше никогда не увидит, Аматора, — ее черные волосы — были густыми и блестящими.
И у нее очень хорошо получалось удерживать внимание детей. Этим утром она показала им, как разжечь огонь с помощью кусочка кремня и лоскутка ткани для трута. Это был их самый важный навык из всех, который детям демонстрировали снова и снова, точно так же, как учили Брику, когда она росла. И в баснях, которые Брика рассказывала детям, были скрыты предупреждения, которые могли бы обеспечить их безопасность: даже в этой истории о сидхе, феях.
Мало кто из взрослых верил в сверхъестественных существ, передвигающихся среди них. Но иногда можно было увидеть незнакомцев: очень странного вида незнакомцев, передвигающихся по немноголюдным холмам, часто одетых в зеленое — прямо как в историях. Это были люди, в этом нет сомнений, и у них были орудия из камня или бронзы. И они были ворами. Скорее как лисы, они забирали кур и случайных овец или даже — если им удавалось это достать — хлеб или лепешки. Говорили, что они опасны, когда их загоняют в угол, но убегут, если им бросят вызов. И это правда, что они боялись железа — особенно железного оружия, сухо подумала Регина, от которого их хрупкая бронза была слабой защитой.
Никто не был уверен, откуда они пришли. Ее собственная теория заключалась в том, что сидхе пришли с запада, возможно, с юго-западного полуострова или Уэльса, или даже с дальнего севера за Стеной. Возможно, в тех далеких долинах сохранился древний народ — более древний, чем культура варваров, предшествовавшая приходу римлян, — настолько древний, что у них даже не было навыков выплавки железа. Теперь, когда легионы ушли, а земля пустела, они, возможно, медленно приползали назад.
Если они казались народу Регины скрытными, подкрадывающимися, сверхъестественными духами, она задавалась вопросом, каким должен казаться им ее народ. И, в конце концов, с тоской подумала она, в наши дни мы тоже не умеем делать железо.
Все дети были одеты в простые рубашки из бесцветной шерсти. У некоторых из них на головах или шеях были повязаны гирлянды из маргариток, а у одного маленького мальчика на щеке была широкая черная полоса от масла из бересты — мази, которую Марина нанесла на глубокую ссадину. Сидя там, они выглядели как лесные обитатели, внезапно подумала Регина, совсем не похожие на ту маленькую девочку, которой она когда-то была.
Наконец сказка Брики была закончена. Дети разбрелись по лесу по двое и по трое, чтобы найти грибы и другие лесные плоды для вечернего ужина, а затем отправиться домой.
Брика подошла к матери и легонько поцеловала ее в щеку. — Прости, мне очень жаль.
Регина пыталась быть строгой. Но она погладила дочь по щеке и улыбнулась. — Давай просто продолжим.
Брика быстро затоптала маленький костерок, и они вдвоем вышли из лесной полосы на солнечный свет. Они посмотрели вниз по широкому склону холма на три круглых дома усадьбы, а за ними на долину, где серебристо-серая нить реки блестела, как выпавшее ожерелье. Но сейчас повернулись и пошли по гребню холма, направляясь к разрушенной вилле. Брика всегда была занята, всегда начеку. Она убегала проверить ловушку, или срывала горсть ягод с кустов, или выкапывала грибную мякоть из упавшего ствола дерева. Регина подумала, что она подобна огню, наполнена пылающей энергией, которой сама Регина больше не могла даже позавидовать.
— Итак, — осторожно спросила она, — ты снова видела Брана?
— Не в ближайшие несколько дней. — Но Брика отвернулась, в ее дымчатых глазах плясали огоньки. Бран был юношей, немного младше самой Брики, с фермы в паре холмов отсюда. Он был внуком старого Эксуперия, фактически, их первого сварливого соседа, ныне давно умершего. Брика сказала: — Знаешь, мама, он неплохой парень.
— Да, неплохой парень за плугом, но читать он умеет не лучше, чем ты в пятилетнем возрасте. А что касается его латыни...
Брика вздохнула. — О, мама, никто не читает. Что толку? Свиток папируса не вспашет поле и не позаботится о рождении теленка...
— Может быть, не сейчас. Но когда все...
— ...вернется в норму, да, да. Знаешь, есть девушки на пять лет моложе меня, у которых есть мужья и дети.
— Ты не из тех девушек, — огрызнулась Регина.
— Ты думаешь, что Бран недостаточно хорош для меня.
— Я никогда этого не говорила.
Брика вложила свою руку в руку матери. — Единственная причина, по которой он вообще учится читать, — это чтобы доставить тебе удовольствие.
Регина была удивлена. — Так и есть?
— Разве это не показывает, как он заботится обо мне — даже о тебе.
— Возможно. — Регина покачала головой. — Ты должна принимать свои собственные решения, я полагаю. Я совершила много глупых поступков, но если бы я этого не сделала, у меня бы не было тебя. Я просто хочу, чтобы ты была уверена в том, чего хочешь. А пока будь осторожна.
Брика фыркнула. — Мама, я хожу к Марине каждый месяц.
Регина знала, что Брика говорит о травяных чаях, которые Марина готовила в качестве противозачаточного средства. Марина с годами стала чем-то вроде эксперта по лекарствам, собранным в лесах и полях; в отсутствие врача такая мудрость была лучшим, что кто-либо мог сделать.
— Ну, ты знаешь, что я думаю о подобных зельях, — огрызнулась Регина. — Если бы Бран действительно заботился о тебе, он бы пользовался презервативом. Нет чая, который был бы так же эффективен, как свиной мочевой пузырь.
Брика покраснела, но подавила смех. — Мама, пожалуйста!
— И еще кое-что...
Препираясь, смеясь, сплетничая, они пробирались вдоль разрушенного гребня.
* * *
Теперь на ферме было больше двадцати человек, сообщество, выросшее из семян того панического бегства из Веруламиума. Вокруг старого ядра Регины и ее дочери, Марины и Караузия собрались другие: беженцы из старого города на юге, второй по старшинству сын с перенаселенной фермы на западе и его семья.
Вначале, в этих мрачных руинах на зеленом склоне холма Регина чувствовала себя совершенно потерянной. Хуже всего было чувство изоляции. Более богатые районы сельской местности были заселены и возделывались, как и всегда, но разбросанные фермы, подобные этой, на более отдаленных землях, которые обрабатывались только тогда, когда было необходимо платить римские налоги, лежали теперь заброшенными. Их соседи были немногочисленны и находились далеко друг от друга — ночью на холмах было видно мало огней. Крона леса на вершине холма стала для Регины источником почти суеверного страха — густая черно-зеленая чаща, в которой таились кабаны, волки и даже медведь, неуклюжая массивная фигура, которую она однажды мельком видела. Она подозревала, что с годами лес постепенно сползал по склону холма, а диких животных всех видов становилось все больше, как будто природа стремилась вернуть себе землю, которой она когда-то правила.
Бесконечный труд был тяжел для них всех. Регина считала, что ей повезло, что она не страдала от хронических проблем со спиной, которые досаждали многим, или от глистов и других паразитов. Но ее сердце разрывалось от того, что треть всех детей, родившихся здесь, умерли, не дожив до своего первого дня рождения.
Тем не менее, она и другие упорствовали. Их не выгонят отсюда — в конце концов, им больше некуда было идти. И постепенно им удалось улучшить ситуацию.
Через некоторое время, когда их число увеличилось, они набрались смелости попытаться построить еще один круглый дом, но его крышу сорвало во время первой зимней бури. Оказалось, что в угле наклона соломенной крыши была хитрость; идеальный уклон "один к одному" защищал от дождя и ветра, и если вы не позволяли краю свисать слишком близко к земле, он оставался защищенным от мышей.
И теперь, клянусь бородой Юпитера, здесь было три круглых дома. Это была маленькая деревушка, оживленное место. Они вырыли ямы в земле для хранения излишков зерна, и каждый день можно было слышать равномерный скрежет мельниц.
Весной и осенью нужно было пахать — два раза в год, потому что осенью они засевали поля озимой пшеницей и другими сезонными культурами. Они выращивали пару сортов полбы, шестирядный ячмень, капусту и бобы. Часто можно было найти дикий чеснок и пастернак, а летом ежевику, бузину и кребовые яблоки. Они держали несколько кур, овец для получения шерсти и молока и свиней — полезных существ, которых можно было выпускать в поля, чтобы они копались в стерне, или загонять в лес на корм зимой. Забивали только старых животных. Большую часть мяса им давали пойманные олени, а иногда и кабаны, и они по-прежнему использовали простые ловушки на зайцев, которые делали с самых ранних лет.
И потом, были все остальные предметы первой необходимости. Регину все еще иногда поражало, что на самом деле больше ничего нельзя купить. Все, что вы не могли обменять, от обуви до одежды, инструментов и новой кровли для вашего дома, вы должны были изготовить сами.
Возьмем, к примеру, одежду. Поскольку их немногочисленная одежда быстро изнашивалась, Регине пришлось выяснить, как выщипывать шерсть с овец деревянными или костяными гребнями, превращать ее в пряжу и даже ткать на простых ткацких станках. Одежда, которую они шили, была простой — это были куски ткани, из которых шились туники, нижние рубашки и бриджи, брюки для мужчин и пеплум, платье без рукавов для женщин, — но они справились со своей работой.
С обувью было сложнее. Когда износилась старая обувь, купленная в городе, их первые попытки заменить кожу закончились катастрофой: грубые швы натирали, жгли и вызывали волдыри. Даже сейчас они только начинали постигать искусство изготовления хорошей, пригодной к эксплуатации обуви. Ее поразило, как много времени она тратила на размышления о своих ногах.
Они даже попробовали свои силы в гончарном деле, для замены чашек и мисок из резного дерева. Они экспериментировали с обжигом в ямах. В неглубокую яму выкладывали горячие угли, обложенные зеленым деревом. Сверху аккуратно ставились горшки, и все это покрывалось сухим деревом, влажной соломой и почвой, чтобы получилась герметичная насыпь. Если оставить ее на целый день, убедившись, что слой почвы не поврежден, вам, возможно, повезет, и четверть или треть ваших горшков выйдут целыми — почерневшими, грубыми, но без трещин.
