Аластер Рейнольдс "Наизнанку"

— Сочетание промышленного шпионажа и готовности других его соперников мочиться на одного из своих. Враг моего врага и так далее.

Я покачал головой, разделяя ее неодобрение.

— Люди.

— В самом деле, Сайлас, — ответила она, глядя на меня с некоторой прохладцей. — Как бы то ни было, Топольский по своим корпоративным каналам получил от "Европы" информацию о телеметрии миссии и технических новинках, что дало "Деметре" представление о том, чего ожидать, и о том, как с этим справиться, когда мы прибудем. Но он не мог рисковать и рассказать кому-либо, что "Европа" потерпела неудачу и все еще застряла здесь, потеряв всю команду! Кто, черт возьми, согласился бы на это?

— Понимаю, почему Рамос был бы не слишком доволен всем этим. Но они все равно все пошли?

— Они поссорились. Топольский даже направил электрошокер на Рамоса! Он провез его контрабандой с Земли! Все чуть не рухнуло в тот момент... Но Брукер и Мергатройд согласились заглянуть внутрь "Европы", прежде чем решить, что делать дальше.

— Они нашли еще один пустой корабль, точно такой же, как этот.

— Да, еще одну экспедицию из шести человек. Они столкнулись с неприятностями. "Европа" находилась в процессе разборки и присоединения к Сооружению. Команда вышла наружу, проделав отверстие в борту и установив тарельчатый гидрозатвор. Мы не знаем, чего они надеялись достичь в тот момент, было ли это чистой воды исследованием или отчаянием, потому что машина уже окутала своими ветвями их корабль, и им нужно было вступить с ней в переговоры или устроить ей диверсию. Что мы знаем точно, так это то, что один из них добрался до "Европы", проделав весь обратный путь через гидрозатвор. А потом его снова затянуло обратно.

— Боже мой.

— У него было достаточно времени, чтобы оставить сообщение для того, кто придет сюда следующим. Там было написано "Убирайтесь отсюда на хрен, сейчас же". Угадайте, что произошло дальше?

— Они тоже вошли внутрь.

— Вы хорошо разбираетесь в человеческой натуре, Сайлас. Вы усвоили один из основных принципов: всегда полагайся на то, что люди будут делать прямо противоположное тому, что они должны делать.

— Это можно назвать мужеством, — отважился я. — Если команда "Деметры" считала, что есть шанс, что внутри этой штуки все еще есть выжившие... Ну, разве у них не было морального обязательства провести расследование?

— Даже после этого предупреждения?

— Я просто пытаюсь быть милосердным. Они мне понравились. — Я задумался над своим ответом. — По крайней мере, некоторые из них. Мы знаем, что произошло? Они прислали отчеты, телеметрию, биометрические данные?

— Они все еще там, — сказала она. — И все еще живы. Но не могут выбраться самостоятельно. Они очень медленно умирают. Сооружение поддерживает в них жизнь, но только для сбора информации. Вы сами это видели, Сайлас. Вы знаете, что с ними стало.

— Ла бихилья де пьедра, — прошептал я, когда на меня нахлынула волна воспоминаний. — Боже мой! Я был там. Мы были там. Но нас нет! Мы здесь, вы и я, внутри "Деметры". Не может быть, чтобы мы когда-либо заходили внутрь этой штуки, потому что там было всего шесть скафандров! — И тут вопрос, который не давал мне покоя, наконец-то нашел свое выражение. — Я врач экспедиции. По какой-то причине они не сочли нужным включить мое имя в список участников миссии, но ... а где именно находишься ты, Ада?

— Я все думала, когда же мы перейдем на "ты", — сказала она. — Хорошо. Глубокий вдох. — Она закрыла глаза и приняла позу, напоминающую позу йоги для растяжки. — Глубоко, блядь, дышим все вместе. Ты тоже, парень. Тебе это понадобится.

— Почему?

Косайл открыла глаза. — Потому что в этом месте ты всегда теряешь самообладание, Сайлас. Снова и снова.

— Попробуй, — настаивал я.

— О, я сделаю это. До тех пор, пока это окончательно не заест, и ты перестанешь замыкаться в себе. Давай начнем с самого важного: времени. Его осталось не так уж много. Топольский и другие находятся внутри Сооружения гораздо дольше, чем ты думаешь.

— Я как-то не задумывался об этом. Они ушли, что...? — Я огляделся, как будто в отложениях пыли на поверхности шкафов могли быть какие-то подсказки. — Прошло уже несколько дней? Не может быть, чтобы прошло больше. Не знаю, что со мной случилось, почему я не могу вспомнить все как следует, но предполагаю, что был недееспособен.

— Ну, это, безусловно, объясняет все.

— Но ты бы не позволила мне надолго игнорировать свои обязанности, пока они там, и у нас все еще есть медицинская телеметрия. Может, они и недосягаемы, но они все еще под моим присмотром. — Я пристально посмотрел ей в глаза, задаваясь вопросом, что же я упускаю. — Сколько времени прошло, Ада?

— Три месяца, Сайлас. Прошло больше ста дней с тех пор, как они вошли в объект. Именно столько времени я пыталась уговорить тебя прийти в себя.

— Нет, — сказал я, почти смеясь, когда отрицал это. — Не может быть, чтобы прошло три месяца.

— Так и есть. И теперь время работает против нас. Дело не только в ухудшающемся состоянии шестерых. Дело в орбитальном модуле: пока мы были здесь, внизу, мы были полностью отрезаны. Этого всегда следовало ожидать — двадцать километров льда над нами служат отличным экраном, — но теперь нам приходится иметь дело с непредвиденными обстоятельствами. Ван Вут должна была ожидать нашего возвращения еще несколько недель назад.

— Тогда он понял, что что-то не так.

— Она поняла, — поправила Косайл. — Капитан Ван Вут — это капитан Дженнифер Ван Вут. Ты это знаешь. Ты всегда это знал. Просто это не очень легко вписывалось в те ориентированные на мужчин сценарии повествования, которые ты разрабатывал. Ты изменил ее пол ради "исторической достоверности". Что важно сейчас, так это то, что Дженни Ван Вут — сторонница протокола миссии. Когда время истечет, она запустит термоядерный двигатель для возвращения на Землю, предполагая, что остальные участники миссии погибли.

Я отбросил вопросы, которые хотел ей задать, а также те, которые хотел забыть.

— Сколько времени?

— Плюс-минус двести часов, Сайлас. Именно столько времени у нас осталось, чтобы добраться туда, спасти экспедиционный отряд и вернуть их обратно в зону действия орбитального аппарата.

Я посмотрел на пустые стеллажи.

— У нас нет скафандров.

— Нет.

— А как насчет служебных дронов?

— Они слишком громоздкие, чтобы пройти через шлюз. То же самое касается дронов, которые мне удалось вывести с "Европы". Даже если бы они смогли пролезть через шлюз или прорубить себе путь другими способами, из исходной телеметрии, присланной экспедиционным отрядом, мы знаем, что там тесновато. Они не могут нам помочь.

— Тогда ... Я не вижу, что мы можем сделать.

— Есть только один способ. Внутри Сооружения уже находится объект, принадлежащий "Европе". Мы можем контролировать его, перемещать и использовать для связи с группой и оказания ей помощи.

— Через три месяца... ты действительно думаешь, что можно будет что-то спасти?

— На данный момент да. Как я уже сказала, у нас есть надежные биометрические данные. Мы не можем разбудить их или привести в чувство, кроме как в самом крайнем случае. Их системы жизнеобеспечения уже работают на полную мощность, а усиленная работа мозга создает еще больше нагрузки на эти системы.

— Значит, они умрут, если мы их разбудим?

— В двух словах. Лучшее, что можно было бы сделать, — это будить кого-то на короткие промежутки времени, давая ему время прийти в себя между осознанными эпизодами. Даже в этом случае ущерб со временем будет накапливаться. Мы бы сделали это, только если бы у нас не было другого выбора.

— Мы не будем этого делать.

Она кивнула. — Я... рада, что ты согласен. — Затем, вздохнув, добавила: — Рамос — единственное исключение из всего этого. Та процедура, которую ты ему провел? Ты вставил сетчатый нейропротез в его череп, прежде чем зашить его. Это была медицинская предосторожность против рецидива кровоизлияния в мозг, а также способ контролировать и корректировать восстановление функций по мере его выздоровления... Но это также дало нам преимущество.

— Преимущество, — повторил я.

— Благодаря действию протеза Рамос может проводить время в более высоком состоянии осознания, чем другие, без каких-либо серьезных побочных эффектов. — Она проницательно посмотрела на меня. — Ты, должно быть, заметил, что в Рамосе было что-то особенное.

— Особенное?

— В твоих рассказах. Он был не просто исполнителем второстепенных ролей, следовавшим твоему мысленному сценарию. У него была воля. И будет. На него снизошло осознание того, что он был увлечен чьими-то чужими фантазиями, и он начал что-то вспоминать в промежутках между эпизодами. Даже получил хоть какое-то смутное представление о своем последнем затруднительном положении.

— Хорошо, — сказал я, кивая. — Это актив. Мы им воспользуемся. Мы придумаем, как вытащить их из этой штуки, а потом поднимемся на поверхность как раз вовремя, чтобы подать сигнал Ван Вут. Это... все в порядке. Я справлюсь с этим, правда, справлюсь. Ты сказала, что именно тогда я потерял самообладание. Что ж, я не потерял его. Я в замешательстве, сомневаюсь, немного напуган, и не совсем понимаю, какое отношение ты имеешь ко всему этому... но я не потерял самообладания.

— О, ты бедное летнее дитя. — Косайл сделала приглашающий жест, привлекая мое внимание к одному из экранов, на котором все еще мелькали цифры и символы. — Расскажи мне, что ты видишь.

Я пожал плечами. — Какие-то данные.

— Продолжай.

— Не знаю. По-моему, это похоже на компьютерный мусор. Как это называется? Дамп ядра. Что-то вроде этого.

— Ты уже знаешь, что это такое, — сказала Ада. — Это код, Сайлас.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Кто-то сильно ударил меня по лицу.

— Доктор Коуд! Проснитесь!

Я заставил себя открыть глаза, несмотря на огромное сопротивление. Расплывчатая серебристая фигура превратилась в молодого человека со свежим лицом, одетого в сверкающую металлическую униформу межпланетной службы. Пласталевый пояс, бластер установленного образца, мягко светящаяся полуживая жемчужина — эмблема службы. Постепенно я узнал энсина Мортлока. Он склонился над моей кушеткой, расстегивая застежки так быстро, как только мог.

— В чем дело, парень? — потребовал я ответа.

— Пока вы были в отключке, возникла проблема, доктор! Неисправность преподавателя пластической хирургии! Записи были перепутаны!

Сквозь рассеивающийся туман в голове я спросил: — Перепутаны? Что вы имеете в виду?

Мортлок поспешно откинул в сторону навесной шлем с козырьком и нейронной короной, при этом чуть не ободрав мне скальп. — Вы помните, почему воспользовались преподавателем?

Я заставил себя привести мысли в порядок. — Я должен был пройти плановое повышение квалификации, чтобы поддерживать свои навыки в актуальном состоянии. Записи были обновлены при последней дистанционной передаче с Земли. Я делал это сотни раз...

— Не так, как это только что произошло. — Мортлок помог мне встать с кушетки, и мои ноги коснулись холодных решетчатых плит настила. — Мы получили неверную передачу на нашей волне! Вместо хирургических навыков кассеты наполнили вашу голову историями!

Я потер покалывающую кожу на затылке. — Боже мой. Теперь, когда вы упомянули об этом, все, что я помню, — это самые странные сны. Я плавал на кораблях... на самых разных кораблях. Периоды времени были разными, но корабль всегда назывался "Деметра". — Я потянулся к нему, отчаянно желая убедиться в его реальности. — И вы всегда были рядом, Мортлок! И другие! Мергатройд, Рамос... — Я покачал головой, чувствуя, как во мне поднимается волна праведного гнева. — Как произошла такая путаница? Кого-то следовало бы выпороть за это!

— Они не знают, была ли это диверсия или обычная ошибка, доктор. Важно то, что мы вовремя поняли, что произошла путаница, и успели вас вытащить. Если бы вы подольше занимались с преподавателем, ложные шаблоны выжгли бы последние из ваших врожденных хирургических способностей!

Я уставился на свои руки, гадая, способны ли мои пальцы по-прежнему выполнять ту работу, к которой были приучены. На мгновение все стихло, и я испугался худшего: полного уничтожения моей личности как врача. Эта смерть была хуже любой другой, потому что без медицины я был бесцельным существом. Но затем я почувствовал зуд в кончиках пальцев. Это было незабываемое ощущение, как будто я держал между ними гудящий титановый стержень прессорного скальпеля, и тогда я понял, что еще не все потеряно.

— Как вы узнали о путанице?

— Только когда начали поступать сообщения с межпланетного лайнера "Персефона"! Они получили эфирную передачу, предназначенную для нас! Предполагалось, что их пассажиры смогут насладиться разнообразными художественными рассказами, а вместо этого эти бедолаги получили хирургические процедуры, предназначенные для вас! Никто не подозревал, что что-то не так, пока некоторые пассажиры не начали пытаться вскрыть друг друга ножами для масла! Из-за кассет у них возникла почти непреодолимая потребность в хирургическом вмешательстве.

Я покачал головой, испытывая отвращение и ужас одновременно. — С ними все в порядке?

— Думаю, что почти. Сейчас их возвращают к преподавателям, пытаясь устранить ущерб. Мы сделаем то же самое с вами, как только получим правильные данные об эфирной волне. Конечно, мы находимся гораздо дальше, так что это займет больше времени...

— Конечно, — сказал я, кивая, когда ко мне вернулись воспоминания. — Наша миссия за тепловым барьером, на ледяной планетоид. Мы были на подходе, когда я обратился к преподавателю по пластике: это была причина, по которой мне нужно было убедиться, что мои навыки настолько высоки, насколько это возможно, из-за того, с чем мы могли столкнуться... — Я вздрогнул, охваченный глубоким чувством, что мы уже на пороге катастрофы. — Что-то случилось, Мортлок, что-то ужасное! Мы вошли в эту штуку... Они вошли внутрь. Они все еще там! Биометрические следы!

— Что, доктор? — Но беспокойство Мортлока сменилось пониманием. — Все в порядке, правда. Мы близки к этому, но еще не достигли цели. Я думаю, вы просто еще не оправились от воздействия кассет, как человек, который не может избавиться от дурного сна.

— Должно быть, так оно и есть, — согласился я, с нетерпением ожидая такого объяснения. — Мне, правда, снились плохие сны, но даже самые худшие из них не могут сравниться с этим. — Я вцепился рукой в спинку кушетки. — Все это казалось таким же реальным и непосредственным, как это, Мортлок. Последний был хуже всего! Там был еще один космический корабль, гораздо более примитивный, чем "Деметра", как будто из прошлого или позапрошлого века. Хрупкая штуковина, работающая на примитивной атомной энергии! Мы пересекли космос и долетели до Юпитера, а затем проложили себе путь сквозь льды Европы в подземный океан... — Я содрогнулся так, что у меня закружилась голова. — Должно быть, я кажусь вам совершенно ненормальным.

— Никто не может винить вас за то, что вы расстроились из-за того, что было записано на этих лентах, доктор, — успокаивающе сказал Мортлок. — Но важно то, что все это было не на самом деле. Реально то, что здесь и сейчас. Что бы ни пыталось заставить вас почувствовать эти записи, сейчас вам не нужно сталкиваться с чем-либо подобным.