| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вцепившись рукой в кривой ствол облетевшего кизила, Птица проворно поднялась повыше и принялась собирать сучья, что снесло ночью с деревьев. Саен, конечно, нарубил достаточно дров, но и мелочь тоже пригодиться. В такую погоду только и спасения — что у огня.
Наклонившись за очередной сухой веткой, Птица вдруг заметила что-то странное в редкой, жухлой траве. Как будто что-то блеснуло, маленькое, крошечное. Птица раздвинула стебли и увидела бубенчик. Кругленький, не больше ногтя мизинца. С тоненькой петелькой вверху. Такие бубенчики привязывали к храмовым лентам в Линне, чтобы они своим легким звоном напоминали о людских молитвах. Откуда он взялся на этом склоне?
Птица подобрала его, подержала на ладони. Золотой бубенчик. Значит, его потерял состоятельный человек. Только люди с деньгами могли заказывать на памятные ленты золотые бубенчики. Оглянувшись, Птица вдруг увидела еще один. А чуть дальше и выше — еще.
Кто же это растерял добро? Эти штуки считались священными, и просто так никогда не валялись. Что случилось?
Птица потрясла ладонью и прислушалась к тихому звону. Еще раз, еще. Звук завораживал. Чудился шум прибоя, запах дынь, людской гомон и крик чаек. Вспоминался Линн — теплый, ясный, веселый. Говорливая мама Мабуса, крупные красные бусины у нее на груди. Ее привычка распоряжаться громким, глубоким голосом.
Видения прошлого вставали перед Птицей один за одним. Вот они трясутся от страха в своей хижине — Еж, Птица и равнодушная ко всему Травка. Вот малышка падает в припадке на пол, скрипит зубами, бьется головой и рычит время от времени. Рычит так жутко, так страшно...
Точно так же рычит, как рычала когда-то в храме, когда была привязана к деревянному кругу. А на круге — особые знаки. Птица не понимает знаков, ей страшно, она умоляет отпустить ее. А у жреца на голове череп зменграха, и острые зубы находятся над самыми глазами. Он приближается, и в руках у него...
Птица закричала, затрясла ладонью, выкидывая бубенцы на землю. Замотала головой. Что-то страшное в тот день поселилось внутри, что-то жуткое, пугающее, не дающее покоя. И это что-то принес для Птицы страшный жрец с черепом зменграха на голове.
Глава 25
Птица заторопилась к пещере. Она не стала подбирать оброненный хворост и не оглядывалась. Кошмар, который преследовал ее, находился в собственной голове, и деваться от этого было некуда. Птица добралась до темнеющего отверстия, наклонилась, нырнула внутрь, и дальше пробралась за выступ, закрывающий собой большую уютную пещеру.
Мальчишки не обратили на нее никакого внимания — они играли в камушки, расчертив землю на ровные части. Склонили головы и старший, Дагур, время от времени шипел ругательства сквозь зубы.
Саен устроился с другой стороны костра и возился с лямками дорожного мешка. Дым тянулся вверх, к узкой щели, прорезающей потолок пещеры. С этой щели временами начинал накрапывать дождь, а временами тянуло холодом и сыростью.
Саен поднял голову, глянул на Птицу и отложил в сторону иглу, с помощью которой чинил лямку рюкзака. Спросил:
— Что случилось?
— Ничего.
Ничего ведь не случилось, никто не нападал, не приставал и не пугал. Может, это Нас насылает на нее странные видения?
— Нет, что-то случилось, — Саен нахмурился, — ты вся белая и испуганная. Ты что-то видела?
— Нашла бубенчики...
— Нашла, много, я понял. И они что-то напомнили тебе. Твое прошлое, да?
Да, бубенчики напомнили о прошлом. О Линне, о море, о маме Мабусе. И об огнях, барабанах, жрецах...
Птица не могла рассказать то, что видела. Не могла и все. Язык не поворачивался произнести: "мне виделось, как я стояла голая, привязанная, и со мной что-то делали..."
Что с ней делали жрецы? Было ли это на самом деле, или то, что привиделось — всего лишь пугающий сон?
Саен ее понял. Заставил сесть рядом и заговорил самым обычным голосом:
— Давай просто попьем чаю с медом. И не думай о бубенчиках, выбрось из головы. Я обниму тебя вот так и поцелую вот так — и Саен поцеловал ее в губы, а где-то впереди тихо захихикал Дагур, не решаясь отпустить шутку.
— Думай лучше обо мне и о поцелуях, как ты обычно это делаешь. И не ходи никуда без меня, ладно? Нас где-то тут, рядом. Это он, видимо, и раскидал бубенчики, наверняка его работа. Хочет смутить тебя и заставить бояться. Страх позволяет контролировать людей. Понимаешь, Птица? Чем больше ты боишься — тем хуже соображаешь.
Саен еще раз поцеловал ее, осторожно убрал от лица влажные прядки волос и добавил, уже более твердо и резко:
— Не позволю Насу забрать тебя. Ничего у мага не выйдет. Совсем скоро вернемся в Каньон Дождей, и там он не доберется до тебя. Будешь поливать цветы в садике, возиться на кухне. Куплю для тебя новых украшений, новой одежды. И женюсь на тебе. Что скажешь? Пойдешь за меня замуж?
Вот теперь Саен не шутил. Слова его были честными и искренними, и Птица удивленно вскинула на него глаза. Спросила совсем тихо:
— Я же ведь глупая и ничего не понимаю.
— Да, это есть. Что верно — то верно, — Саен озорно заулыбался, — но вот такой ты мне и нравишься. Ты — как доверчивая пичуга. И мне все больше хочется защитить тебя, чтобы никакой маг не посмел причинить тебе зло.
— Значит... — Птица не договорила.
— Это значит, что я полюбил тебя, Птица. Не в том смысле, который вкладывают в это слово в Линне. В суэмском смысле. Ты дорога мне, и я очень хочу просыпаться по утрам и видеть тебя рядом со мной. Хочу, чтобы ты чувствовала себя защищенной и ничего не боялась. Хочу, чтобы ты родила детей и научилась их любить. Понимаешь меня?
И Птица кивнула, чувствуя, как счастливо улыбается. Конечно, она это понимает! Теперь она понимает Саена гораздо лучше, она чувствует его, и ей тоже очень хочется всегда быть рядом с ним.
— Ты что, женишься на ней? — не очень тактично спросил Дагур.
Один из близнецов сердито толкнул его, но тот лишь отмахнулся.
— Да, женюсь. Но вас, ребята, это не касается, — совсем другим голосом проговорил Саен, обращаясь сразу к троим.
— Ладно. Но все равно интересно, — скривил губы в усмешке Дагур.
— Да все нормально, Саен, — решительно влез Лейн, — не обращай на него внимания. Он всегда такой болтун.
Саен улыбнулся и проговорил уже тише:
— Поставлю чай. Не выходи больше из пещеры без меня. Сейчас это довольно опасно. Сегодня мы проведем весь день в этой пещере, а завтра видно будет. Сегодня еще отдыхаем.
— Скорее бы уже встретить Лису, — буркнул Дагур, — где это ее только носит. Давно бы уже вернулась...
Саен ничего ему не ответил, только сморщился и покачал головой.
А Птица сидела и улыбалась. Мысль о том, что она станет женой Знающего, просто выбивала из колеи. Птица все-таки понравилась Саену, он выбрал ее сам, он полюбил ее — по настоящему, по-суэмски. И она, притихшая и счастливая, и все смотрела и смотрела на ловкие пальцы хозяина, на его темные, отросшие волосы, на то, как быстро он пристраивает котелок над огнем. Ей нравилось в нем все, даже то, как он шуршит бумажными пакетиками, доставая изюм и сушеный абрикос. Сам звук шуршания получался уютный, еле слышный и мягкий. Как будто Саен беседовал с бумагой, и та отвечала ему на загадочном, сказочном языке.
Теперь Птица всегда будет рядом с Саеном, всегда будет пить заваренный им чай и слушать его голос — рассказы о Создателе, Суэме, Каньоне Дождей. И они вместе будут помогать людям — когда помощь снова понадобиться.
Саен быстро глянул на Птицу и ласково улыбнулся. Ну, конечно, он понял все, о чем Птица только что размышляла. И он доволен, потому что отвлек ее, заставил чувствовать радость и счастье. Заставил сидеть и глупо улыбаться, а не думать о страшном и непонятном.
— Ты отвлек меня, да? — тихо, так, чтобы не слышали мальчишки, спросила Птица.
А Саен сунул ей в руки кружку с горячим чаем и серьезно ответил:
— Ну, конечно.
После приблизился и поцеловал в щеку.
-Эй! Это у меня сейчас право броска! А у тебя — нет! — закричал Дайн и стукнул Дагура кулаком в плечо.
Тот в долгу не остался, залепил затрещину и рявкнул:
— Это у тебя нет! Придурь...
"У тебя нет..." — слова показались Птице странно знакомыми. Неприятный холодок страха вновь шевельнулся в душе. Она слышала эти слова. Когда-то давно они звучали совсем близко, страшно и громко. Но вспомнить невозможно. Мысль ускользает, теряется.
Сладкий горячий чай приятно согрел и навеял дремоту. Костер ласково потрескивал. Саен протянул горсть изюма к чаю — все хорошо и все спокойно. Не стоит ворошить собственные воспоминания и чувства. Какая разница, что выкрикивают во время игры мальчишки? Это неспокойный народ, они всегда ссорятся и дерутся и ничего с этим не поделать.
Ночь в этот день наступила необыкновенно рано. Заползла сизая туча, опустила тяжелое брюхо на вершину холма и разродилась снегом. Небосвод потемнел, зато побелели склоны. Ни одно светило не проглядывало сквозь тяжелый заслон из туч, потому понять — сколько сейчас времени — было невозможно.
На часах Саена серебристые стрелки показывали начало пятого вечернего часа. Но вокруг уже царила непроглядная тьма. Мело, свистело и давило холодом. Пропали неугомонные сороки, перестали каркать вороны — еще до того, как стало темно. Каждая живая душа спешила укрыться от непогоды.
У пещерки, в которой спрятался отряд, был небольшой коридорчик — в нем оставили лошадей — и более широкий зал, находящийся за выступом скалы. В дальнем углу, через щель в этот зал немного задувал ветер, и временами залетали здоровенные снежинки, похожие на крохотные комки. Но все равно тут было гораздо теплее, чем на улице. Тут горели два костра — один у самой скалы, чтобы прогреть ее, и чтобы она отдавала тепло. А другой посередине — и на нем готовили еду.
Дым, конечно, расползался по пещере и мешал, попадая в глаза. Он не сразу находил выход в верхнем отверстии. Но тут уж нельзя было ничего поделать, приходилось терпеть. Не самое большое неудобство, учитывая, что снаружи и на ногах устоять невозможно — так сильно дул ветер.
Саен и Птица, вместе, наварили каши, нажарили по паре лепешек каждому к чаю и после весь их небольшой отряд поужинал горячей едой. Это было очень кстати, и сидя на меховом одеяле, прислушиваясь к вою ветра и к тому, как мальчишки обсуждают непогоду, Птица чувствовала себя почти счастливой.
Нас Аум-Трог вряд ли осмелится высунуть нос из укрытия. Тут ему и Невидимые не помогут — Саен сказал, что духи не могут управлять погодой, что в этом задействованы совсем другие силы. Потому можно не беспокоиться, что маг его Невидимые вдруг снова нападут и причинят вред.
После ужина Саен велел всем ложиться спать.
— Возможно, завтра придется двигаться, потому сейчас постарайтесь отдохнуть как следует, — пояснил он братьям.
— Так спать не хочется, — возмутился Лейн.
Его близнец Дайн тут же согласно закивал и рассеяно почесал за ухом.
— Захочется, — решительно ответил ему Саен таким голосом, что стало ясно — возражения бесполезны.
Птица украдкой взглянула на часы хозяина. Еще не было и семи часов вечернего времени. Кончено, еще совсем рано. Но с другой стороны — вдруг действительно придется выезжать с рассветом? Уж лучше тогда выспаться сейчас, чем тереть глаза утром и мучится от недосыпа.
Но сама она не торопилась забираться в спальный мешок. Слушала, как Саен читает короткую молитву Создателю, смотрела, как он помогает устраиваться мальчикам рядом с нагретой скалой, на срубленных и накрытых одеялом ветках. Как укрывает их своим плащом, и глаза его при этом синеют, точно небо весной.
Интересно, ее собственные глаза тоже меняют цвет? Или по-прежнему все такие же ярко-голубые?
Братья на удивление быстро засопели в такт. Птица научилась понимать — спит человек или просто лежит с закрытыми глазами. Иногда она даже могла уловить чужой сон — самую малость, только идею, направление и чувства этого сна. Сейчас братьям снилась поездка — все трое двигались верхом и потому временами вздрагивали — это видимо от того, то во сне пытались сжать бока лошади ногами.
Саен какое-то время повозился с посудой, и, хотя Птица и предложила свою помощь — сказал, что сам справится. А после опустился рядом, совсем рядом, так, что его плечо казалось у плеча Птицы, и обнял ее. И заговорил. Голос его звучал над самым ухом, и Птица чуть улыбнулась, чувствуя, как разливается внутри радость, точно огромное озеро.
— Заберем Лису, узнаем, что задумал Игмаген и вернемся в Каньон Дождей. Старейшины Каньона совершат Обряд Сочетания, и ты станешь моей женой. И будешь хозяйничать на моей кухне. Это совсем другое, Птица, это не то, чтобы отдавать свою любовь мужчинам, что приходят для этого в храм. Мне одной твоей плотской любви будет мало. Ты мне нужна вся, Птица. Хочу просыпаться по утрам и слышать, как ты гремишь печными заслонками, и как тихо, еле слышно ступают твои босые ножки. Твои маленькие, загорелые, чудные босые ножки с золотыми браслетами на лодыжках. Хочу видеть, как ты смущаешься, когда забываешь посолить кашу. Хочу видеть, как ты радостно улыбаешься, получая новые юбки или туники. Хочу, чтобы ты жалела меня, переживала за меня. Хочу твоей смешной и наивной любви. И чтобы ты никогда больше не боялась, и никакой поганый маг не пытался тебя больше обидеть.
Птица повернула к нему лицо и смотрела во все глаза. Смотрела с удивлением, радостью и странным чувством, что вновь не до конца понимает хозяина. И Саен знает, что Птице не все понятно, но это его устраивает. Сейчас его устраивает в Птице все.
Он провел пальцем по ее щеке, наклонился и прижался губами к ее губам.
И Птица ответила на поцелуй, обняла его, вдохнула всей грудью запах Саена и подумала, что просто не возможно быть счастливой больше, чем счастлива она сейчас.
Время остановилось, прекратило свое существование. Осталось только потрескивание костра да едкий дым, заполняющий пещеру. И Саен, прижимающий ее к себе. Они или целовались или говорили о чем-то неважном, несущественном. Саен рассказывал о своем садике и говорил, что весной поставит там стол, и они все вместе будут завтракать по утрам. Говорил, что по-прежнему будет просить Имафу помогать с готовкой, потому что Птице будет тяжело готовить еду на большую семью. Говорил о том, что весной река Ануса-Им поднимается в берегах и шумит особенно сильно. А дождей становится гораздо меньше, и цветут сады на склонах, и Каньон становится удивительно прекрасным.
Птице нравилось слушать рассказы о Каньоне — они напоминали о покое, счастье, безопасности. О том, что начнется новая жизнь, и она действительно будет похожа на три улыбки солнца. И все это для нее, Птицы, для маленькой девочки-рабыни, не знающей своих родителей, не имеющей даже собственной одежды и страстно мечтающей лишь о том, чтобы стать храмовой жрицей — лишь бы только не работницей на плантациях, и не разделывальщицей рыбы.
Чужое присутствие Птица ощутила сразу. Сначала не увидела, нет, а просто поняла, что в пещере появился еще кто-то. И этот пришелец обладал невероятной силой. Его энергия наполняла пространство, струилась по воздуху, заставляя его теплеть и светлеть.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
