Ролевик: Рунолог. Мелочь пузатая

— Нет, — отвечаю я. — А что?

— А то, что если это чудо начнет тут, размахивая мудями, летать, то много народу сгибнет зазря, — на полном серьезе говорит Гордей.

— Это почему же?

— Со смеху!

Часть II. Построить дом, вырастить дерево...

Глава I.

Эти загадочные «свои».

— Да ладно, тетя Хюльда, мы тебя в обиду не дадим, — Гордей уже не в первый раз называет меня тетей, хоть я и выгляжу младше его.

Наверно, чтобы не употреблять «вэль». Не спорю, кому понравится указание на то, что собеседник может диктовать тебе свою волю. Но этого-то я как раз и не могу: мало того, что способностей к внушению чуть меньше, чем никаких, так меня сегодня и в отделении Конторы послали — далеко и надолго.

Вчера уже в сумерках мы вышли к Мшане, то ли расползшемуся на несколько километров поселку, то ли неопрятному городку, выросшему вдоль разработок местного бумажного сырья. Мох — длинный, мохнатый, сочащийся слизистым соком — вычерпывали из болота зубастыми ковшами два простейших, но огромных, как карьерные экскаваторы, голема, и грузили на подвесные тележки, нескончаемым потоком идущие в крытую галерею цеха. Промывка — отжим — измельчение — отбеливание — литье и вальцовка. Дальнейшая обработка хранится втайне от непосвященных, а на выходе имеем плотные листы с ощутимой фактурой, от бурого до снежно-белого цвета, очень прочные и не гниющие даже в помойке.

Стоит ли говорить, что с местной газеткой в туалет не ходят? Не только потому, что ею можно, при сноровке, и зарезать кого-нибудь, сколько по причине дороговизны. Оно и хорошо, и плохо. С одной стороны, всякой дряни не печатают, хотя «книжки для народа» у нас есть, но до порнухи и боевичков в Империи пока не додумались. В ходу бессмертный кирпич «Тысяча бытовых заклинаний», сказки, легенды и сильно откорректированные хроники, ну, и любовно-исторические романы, конечно. Рыцарские романы, за неимением рыцарей, отсутствуют как класс, а «про магов» — это, сами понимаете, уже совсем не то. Но, вот, с другой стороны, не очень-то народ к знаниям тянется. При бесплатном начальном образовании почти половина населения неграмотна. Обидно!

Хотя, вон, не успели в город войти, как Гордей тут же у знакомого газетку спер, узнать, «что в мире творится». Дядька стоял на площадке между големами и, должно быть, следил за их работой. Кузнец подошел, поздоровался с ним и выхватил газетный листок, тот и рта раскрыть не успел, как остался с пустыми руками.

А Гордей еще поиздевался:

— Чего не понятно? Работаешь — так работай, дома будешь читать.

— Да, еть тебя, дылду лохматую, тут такие дела, что дым в полнеба и земля трясется, а острова чуть под воду не ушли. Ты, в своей деревне...

— Больше тебя знаю. И что труполюбы в Бездну калитку открыли и все в нее сгинули, и что тварей оттуда к нам напустили — мы, вон, только благодаря Топке да тете Хюльде отбились. Топа, просвети городского, какие они, эти твари, а я пожрать принесу. Как откуда — твой обед заберу, скажу — Комар животом скорбит, под кустик пошел, я за него обедаю.

Механик подскочил и попробовал вырвать газету, но кузнец поднял ее над головой и помахал, как веером.

— Пляши, Комар, мы тебе сейчас такого расскажем! Никто пока что не знает! Только мы. И ты будешь. И, самое расчудесное — все правда! Вот тетя Хюльда не даст соврать. Она — маг, ага, боевой. Ты не смотри, что мелкая и зеленая, она тварей как ветошь рвала! Ну-у, не руками, конечно...

Механик, не долго думая, зарядил приятелю под дых, в касание, не всерьез, и тот так же картинно схватился за живот и продекламировал:

— А! О! Мой лучший друг! О, как ты мог предать меня, содеяв злое дело? Я ухожу...

— Погодите, — останавливаю паясничество. — Потом подеретесь, когда все срочное спихнем. Ты мне говорил, тут можно связаться с Конторой.

Еще как можно, мне ли не знать. Бумага — такое стратегическое сырье, которым реально взрывать не то, что страны — целые континенты, вопрос лишь в том, в чьи руки она попадет, что тот на ней напишет и кому адресует. А если не писать, а печатать, то это может выйти вообще оружие массового поражения мозгов. Так что строгий учет и контроль: что именно продано, кому, какого и сколько. И чтобы тут чего-то вроде нашего первого отдела не было? Да не смешите!

Темяш Комар взялся меня отвести, с условием, что Гордей вместо него за големами последит. Я осмотрела себя, пригладила волосы, проверила непрозрачность энергетической одежки, и мы двинули вокруг сада с песня... то есть, вокруг цехов с механиком. Комар явно показывал всем, что он — не просто болтун, у него вон какие источники сплетен! Ой, информации, конечно. А выглядела я так, что сразу понятно — не кто-то там погулять вышел, а самый настоящий маг. Сделав защитный «кокон» непрозрачным, я не побеспокоилась о том, чтобы как-то его украсить, и теперь он делал меня в полном смысле слова белой и пушистой, ну, белой — потому что отражал и рассеивал свет, а «пушистой» — это я излишнюю упругость убрала, так что теперь меня было очень приятно касаться. Сама минут пять гладила собственную коленку, земных кошек вспоминала. Все-таки, эфирные поля можно сделать гораздо интереснее реальных материалов. В общем, представьте этакий белый комбинезон, с зазором в сантиметр следующий контурам тела, не выделяя сапоги и перчатки, открывающий только лицо, и то не всегда. И мою зеленую и раскосую рожу, торчащую из него. Местных таких точно нету.

Отделение Конторы представляло собой донельзя противную тетку-менталиста неопределенного возраста, сидящую в тесной комнатенке со стеллажами вдоль всех четырех стен (как только на потолок не прикрутили). Когда нам разрешили войти, эта швабра мучила чей-то личный кристалл, и я заранее пожалела мага, которого он идентифицировал. С таким обращением испортить данные — раз плюнуть, а человек неприятностей огребет.

— Слушаю вас, — и ни здрассте, ни представиться, у нас в лаборатории даже голем себя культурней ведет.

— Нужна связь с центральным отделением, — раз вы так, то и я рассусоливать не буду.

— Говорите, я с ним связана.

— А что, нормального переговорника нет?

— Я сказала — говорите. Кому надо, тот все услышит.

— А кому надо?

— Вы что, человеческого языка не понимаете? Вам по-орочьи сказать?

Тетка явно нарывается, по тону понятно, но к словам не придерешься, да и устраивать дуэль с менталистом — это смешно и нелепо. Разве что на анекдотах, кто первый заржет. Там она имеет против меня шансы, а то, о чем вы сейчас подумали, не сработает: невозможно овладеть сознанием того, у кого автоматически включается бредогенератор. Не было бы его — ситуация стала бы прямо противоположной.

— Не надо, — говорю. — По-орочьи, тем более, что диалектов в нем несколько десятков, и не факт, что вы все их знаете.

— Излагайте на любом, там разберутся.

— Когда, — спрашиваю. — Разберутся?

— Когда надо.

Ну, что с ней сделаешь? Плюнула и рассказала все, начиная с моего появления в деревне, а откуда — ее не касается. Мало того, указала, чем тварей уничтожать, а чем — не стоит и пытаться. Сообщила о гибели деревни. На протяжении всего рассказа менталистка сидела с презрительно поджатыми губами, а когда дошло до того, что стало с деревней, так вообще скривилась, как от кислятины.

— Это все?

— В целом — да. Что собираетесь предпринимать?

— Все необходимые меры.

— А именно?

— Это вне вашей компетенции, вэль Хюльда!

Надо же, она все-таки узнала, с кем говорит. Какой прогресс!

— И все-таки... Возможно, я смогу вам помочь.

— Мы в вашей помощи не нуждаемся.

— А Мшана?

— Мшана, поверьте мне, тоже.

И меня выставили за дверь.

Вот после этого-то Гордей и сказал, что меня в обиду не даст. Кому? Да никому! А Топка с Гошей усиленно закивали головами, потому что за обеденным столом не очень-то поболтаешь, особенно после суток голодного ходу. Ели так, что треск за ушами стоял. А Гордей, уже наевшийся и ублаготворенный, грыз свиной хрящик и ждал, когда принесут пирожки с вареньем. Что обойдется без них — можно и не надеяться, здесь традиция такая, булочно-пироговая. Хлеб едят помногу и во всех видах, даже на первое. Один из шедевров местного кулинарного искусства — мучная похлебка в хлебном горшочке. Кормила нас полная женщина с добрым лицом и наивным взглядом, вся такая милая и уютная, что у меня даже не возникло вопроса, что в ней нашел наш кузнец. Есть люди, вокруг которых всегда тепло и светло, даже в зимнюю полночь.

— Меня послали, — жалуюсь. — Лесом. Я-то не в обиде, но эти люди не знают, с чем связались. Даже те, что в Конторе. Твари, с которыми мы четверо недавно схлестнулись, намного устойчивей к магии, нежели те, что идут из-за Гребня. Эти могут останавливать свое разрушение и обращать его вспять. Собственно, и мир, из которого они к нам явились, характеризуется остановленным разрушением. Там все гниет, но не может сгнить, умирает, но никак не умрет. Довелось туда заглянуть.

— Паршивое, должно быть, местечко, — вставил свое веское слово Топа. — Не представляю, как это — гнить многие годы.

— Не годы, — уточняю. — Десятки тысячелетий, а, может, эоны.

— Правда, что ль? Это тебя, значит, могут хоть всего в лепешку раздавить, но если ты из этого мира — то будешь страдать каждым куском плоти... тысячи лет? Теперь понимаю, почему они дуром лезут под заклинания. Умереть хотят.

— Не думаю, — говорю. — Они привыкли; гниение, разложение, боль — их образ жизни, он там нормален. К тому же, сюда они попадают в астральной форме, без плотных тел, тела наращивают из наших страхов. Бояться — значит, давать им дополнительные силы.

— А не бояться — погибнуть.

— Ну, не обязательно. Ты когда-нибудь пробовал до конца пережить страх?

— Конечно, второй курс, медитативная практика.

— Нет, я не об этом. Вы же конкретные страхи изживали, да?

— Да. «Нельзя двигаться вперед со старыми гирями в заплечном мешке».

— Так я не об этом. Я о страхе, как о состоянии. Если лишить его образов, отделить от причин, которые его вызывают, что мы получим?

— Изначальное состояние страха.

— Вот и попробуй пережить его до конца, сделай, так сказать, сухую возгонку. Алхимию помнишь?

— Да.

— А это будет алхимия духа. Гарантирую — ты удивишься тому, что получишь в итоге.

— А что я должен получить?

— Узнаешь сам. А, чтобы избежать неожиданностей, я побуду рядом с тобой. Все-таки, ты теперь мой ученик.

— Мне принести клятву? — Топка оживился, видимо, только сейчас поверил, что это были не пустые обещания.

— А нужно ли... ты — взрослый человек, вон, училище скоро закончишь... не думаю, что в твоих интересах гадить мне из детского шкодничества.

— Если не хочешь брать за парня ответственность, так ему и скажи, — вмешался Гордей. — Пусть знает, что в случае чего ты от всего откажешься и перевалишь на него собственную вину.

Н-даааа... как-то не подумавши ляпнула. Хотя Гордей и зря меня во всех грехах заподозрил, но трусоватые мыслишки проскакивали. Как ни крути, а учительство — дополнительная ответственность, а с другой стороны — я же все равно приглашу его в Рифеи, значит, парень так или иначе в моей команде. А вот с третьей стороны, я — тот еще защитничек, со всеми этими интригами и политикой, в чем я ни шиша не смыслю, и с играми божеств, в которых я участвую в качестве «судьбинского узла», то есть, сугубо пассивной роли.

— Давать или не давать клятву — решишь сам, но после того, как хорошо подумаешь. Я оказалась втянута в интриги, которых не понимаю. Интриган из меня никакой. Связывая себя со мною, ты влезаешь по уши в то дерьмо, в котором я сейчас булькаю и отплевываюсь. Потерять жизнь и кое-что посерьезнее в таких разборках — проще пареной репы. Я уж не говорю об имуществе, добром имени и прочих мелочах, — предупредила его честно, но тут же поняла, что, вопреки моей воле, это превратилось в грязную агитку. Скорее дварф откажется от кимберлитовой трубки, чем подросток — от приключений. Прямо как котенок Гав: «Ну как же я туда не пойду! Неприятности же меня ждут!».

— Тетя Хюльда! Мы вас не бросим! Гордей сказал, и я подтверждаю. Гож, ты с нами? — тот с серьезной рожей кивнул. — Тетя Хюльда! Вот вам моя рука, вот голова — хошь, бей, хошь, убей, я в твоей воле — но научи!

— Накой мне твоя голова, Кобеня... Пошли на улицу, как что — клятву давать будешь. Небом и землей, душой и телом.

Клятву я выбрала красивую, но далеко не самую жесткую, во всяком случае, ее нарушение почти не влияет на посмертие, хотя жизнь, конечно, портит капитально. Топка повторял за мной слова, жмурясь и вчувствуясь в себя, а, когда клятва закрепилась, удовлетворенно вздохнул. И не он один ощутил это. У меня словно появился дополнительный орган чувств, передающий все, что происходит с моим учеником. Более чем уверена, что его боль будет и моей болью, а его радость — моей радостью. Поэтому неудивительно, что маги с такой неохотой берут личных учеников. То ли дело, когда студиозусы клянутся служить Империи — она большая и неодушевленная, все стерпит.

А потом мы с Гордеем решали, как быть с обороной от прорвавшихся тварей. Не факт, что они снова сюда придут, но вполне вероятно. Было раз — будет и два, а для властей потеря одной-двух деревень — такие мелочи, что вряд ли станут что-то серьезное предпринимать. Они ж мыслят масштабно, это я, дурная баба, каждого матроса в лицо вспоминаю. Всех, кого принесли в жертву, играя в поддавки с Артасом. И мужиков тех, напуганных, которых потом твари съели. Пусть сектанты — но живые и мыслящие существа, мало того, будь на их месте люди с не запудренными мозгами, тоже не отмахались бы без мага, а боевых магов в деревнях не бывает. В том и вопрос — как простецам самим с тварями справиться. Амулеты, артефактное оружие... стрелы! Лучники в каждой деревне имеются, на охоту не ходит только ленивый, дичи в лесах и лугах много. Подстрелить гленка, шуструю ящерицу размером с таксу, сложно, но при должном умении вполне реально, а мясо у нее вкусное и почти задаром — на легкие стрелы тростник идет. В ходу и более мощные, с коваными наконечниками, это для дикой савги. Тут уже не столько ради мяса, сколько для защиты посевов, если заведется в округе стадо диких свиней — что не пожрут, то потопчут. Отпугивающие знаки — вещь хорошая, но их ставить — маг нужен, чтоб не напутать чего, и, как сказал Гордей, селяне предпочитают устраивать загонную охоту, а самых хитрых и шустрых зверей, что не бегут на врытые колья — отстреливать. Шкура у савги крепкая, простой стрелой не пробить, вот кузнецы простейшую магию и пользуют — увеличивают проникающую силу наконечников.