Легенда N1. Отстойник

Тим устало вздохнул и выронил "весло" на песок. Хорош на сегодня, навоевался. Нужно было забирать подарок и топать в Вертис.

Он подошел к валуну, поднял шкатулку и приоткрыл крышку. В коробочке из материала, похожего на эбонит, лежало нечто, похожее на зернышко хурмы. Скорее всего, это и было зернышко, и лицо Большакова вытянулась в немом изумлении.

— Это шутка такая?— пробормотал он, мысленно честя Доброжелателя на чем свет стоит. Даже представил себе, как тот сейчас ржет, разглядывая удивленную и разочарованную физиономию Тимофея.

Тим взял зернышко двумя пальцами, посмотрел на него с прищуром и активировал подсветку:

Семя Жизни

Дает своему обладателю шанс возродиться после смерти

— Ага!

Тим быстро изменил свое мнение и, опять же, мысленно попросил прощения у Доброжелателя. Подарок был поистине царский. Даже не так — божественный.

Тим уже слышал о подобной имбе и даже видел ее результат — на примере Алисы — собственными глазами. И все же трудно было поверить в ее необыкновенные свойства. Да и как ею пользоваться, он понятия не имел...

— Эй, друг, вытащи меня отсюда...

Глава 12

После ликвидации Свирепого Рорка Тим думал, что остался один в импровизированном Колизее. И хотя голос позвучал тихо, жалостно, с мольбой, Большаков подпрыгнул на месте и резко обернулся, выхватив мачете. Сначала он никого не увидел. И потом, повертев головой, так и не нашел новоявленного "друга". Он даже подумал, что это глюк, когда снова раздался голос:

— Я здесь! Эй!

Тимофей заметил мимолетное движение, немного повернул голову и на этот раз увидел... Нет, самого человека — или кто это мог еще быть — Большаков так и не разглядел, зато увидел махающую руку, уходящую в сумерки одной из многочисленных дыр в скале. Заряжая на ходу ружье, Тим решил подойти поближе. Постепенно он начал различать детали. Сначала увидел решетку, перекрывавшую дыру, а потом и сидевшего за ней человека. Выглядел он не очень: заросший копной всклокоченных волос и настолько густой бородой, что на ее фоне выделялись только мясистый нос и выпученные глаза под кустистыми бровями.

— Ты кто?— спросил его Тим.

— Заха я. А ты?

— Тимофей. Можно просто Тим.

— Из Претендентов поди?— не без зависти спросил Заха.

— А что?

— Не, ничего. Хорошо, что не шленг. Терпеть их не могу.

— Расист?

— Чего? А, не, просто они мне не нравятся. Одни проблемы от них.

Тим не поленился, просканировал нового знакомого:

Заха

Пустой

Не соврал. Уже хорошо.

— Как ты за решетку угодил?— спросил Большаков.

— Видать, судьба у меня такая,— вздохнул Заха, потом спохватился: — Так этот меня поймал и в дыру запихнул.

Этот, надо понимать, Свирепый Рорк.

— Ни за что, надо полагать,— прищурился Тим.

— Почти. Я мимо проходил, увидел эту коробочку, которую ты взял. Думаю, гляну одним глазком, что в ней? А что? Стоит себе на камне, никого рядом нет. На ней же не написано, чья она! А он как выскочит из песка. Схватил меня — и в дыру, а сам снова спрятался.

— Что ж ты не предупредил?— посетовал Тим.

— Так... А кто тебя знает? Может, ты еще хуже, чем эта страхолюдина? Или шленг, к примеру. Вон, прикид такой же, как у них. А я шленгов не люблю. Уж лучше этот, костлявый... Отпустишь?

Тим осмотрел решетку. С одной стороны она держалась на шарнирах, вмурованных в камень, с другой — на замке — довольно примитивном, но крепком. Тим подергал за решетку. Понял, что хрен вырвешь. Хотел было стрельнуть в замок, но Заха был против:

— Эй, эй, давай без жертв! А если в меня отскочит?— Дыра, в которую его определил Рорк, была маленькая, как раз под размер небольшого человека, такого, как Заха. В ней даже выпрямиться было невозможно, только сидеть. Так что, на самом деле, если пуля срикошетит, не спрячешься.— Да и зачем стрелять, если ключ есть?

— Ключ? Где?

— Там справа посмотри, он его куда-то туда сунул.

Тим скользнул взглядом по скале и, точно, увидел выемку, а в ней огромный ключ — таким и убить можно. Вставил его в замочную скважину, провернул — решетка открылась. Заха не стал задерживаться в норе, выполз наружу, неуклюже выпрямился, поморщился.

Был он невелик ростом, носил какие-то лохмотья и ужасно вонял. Вылитый бомжара!

— Ты откуда такой красивый?— спросил его Тимофей.

— Так тутошные мы, здесь недалеко живем.

— Мы — это кто?

— Ну...— Заха смутился.

— Говори.

— Мы... это... Отверженные.

— Как у Гюго?

— У кого?— классику Заха не читал.

— Забей. Лучше объясни.

— А ты не в курсе? Новенький что ли?

— Типа того.

— Понятно... Ну, Отверженные — это изгои или изгнанники что ли.

— Так вас что, изгнали?

— Ну да, а я что говорю.

— За что?

— Кого как,— пожал плечами Заха.

— Ну, тебя, например, за что изгнали?

— За ерунду. Им не нравилось, как я пахну. А я виноват, что это у меня с детства? Чуть вспотею, и фан такой стоит, что хоть противогаз надевай. Я-то уже давно привык, а они нос воротили, а потом и вовсе изгнали.

— Круто тут у вас. Ты не в Развилке случаем жил?

— Нет, в другом месте. Может, слышал что о Рваном Ухе?

— Нет.

— Это лидер клана небольшого. Мне сказали, что он адекватный, что ему люди работящие нужны, а я плотничаю как-никак. А оно вон как вышло. А тут как: если из одного лагеря изгнали, в другое уже не примут. Вот и живем мы сами по себе. В кучи сбиваемся — так легче.

— И много вас?

— Если в общем, то порядком, но моя семья небольшая — три бабы на хозяйстве. А больше мне и не надо. Зачем мне лишние рты?

— Понятно...

Тим хотел расспросить про Вертис — как туда добраться, но Заха не дал ему и слова сказать:

— Слушай, а давай я тебя с ними познакомлю! Да и вообще — мне ведь тебя как-то отблагодарить надо, спас как-никак.

— Да не нужно мне от тебя ничего. Жив-здоров, и то ладно,— отмахнулся Тимофей.— Скажи лучше...

— Не, я так не могу. Я что, неблагодарная свинья по-твоему?— насупился Заха.— Да и не люблю я задолжать.

— Вряд ли у тебя есть что-то, что мне могло бы пригодиться...— И тут Тим вспомнил.— Скажи лучше, ты знаешь, что это?

Он показал мужику Семя Жизни.

Заха уставился на него, посмотрел и так, и эдак, тряхнул головой:

— Не, не знаю. Семечка какая?

— Ну, да, семечка,— вздохнул Большаков.

— Пойдем, здесь недалеко!— Заха подхватил его под руку и силком потащил за собой.— Я тебя своей настойкой угощу. Зуб даю — такой ты еще не пробовал.

Тиму не хотелось тащиться куда-то с этим заморышем, но он пристал как банный лист, пришлось уступить...

Они, на самом деле, жили недалеко от бывшего места обитания бывшего Свирепого Рорка. Облюбовали пещерку в скале, обустроили ее, как смогли. И да, на хозяйстве у Захи были, как он и сказал, три бабы. Одна так и правда старуха. По крайней мере, выглядела она немолодо, а сколько ей на самом деле, Тим уточнять не стал. Вылитая ведьма. Хотя по сравнению с ней та же Раска выглядела королевой. Она куталась в настолько ветхое тряпье, что приходилось диву даваться, как оно еще не развалилось. В нем дырок было больше, чем материи, и свою наготу она скрывала исключительно благодаря количеству наброшенных на себя слоев. За своими седыми волосами она давно уже не следила, и выглядели они копной соломы, которую разворошили вилами. Звали ее Долорес и, судя по крючковатому носу, она была испанкой. Впрочем, Заха называл ее просто бабкой, а она не возражала.

Вторая "дама" выглядела моложе, но тоже не девочка. Она была крупнее Захи во всех смыслах. Разглядывая ее зад, он облизнулся, подмигнул Тиму и сказал шепотом:

— Люблю, чтобы было за что схватиться.

Да, хвататься там, на самом деле, было за что, не дюймовочка. И глядя на нее, появилось у Тима такое ощущение, будто она, а не Заха, рулила семейством. Ее Заха называл "моим сокровищем", она же представилась, как Тамара. В отличие от других членов семейства, эта женщина старалась следить за собой, насколько это было возможно в пещерных условиях первобытного общества. Тиму она не понравилась — особенно жирная бородавка на носу,— но ему с ней детей не крестить, как-нибудь перетерпит пару часов. Впрочем, и Тамара косилась на него недобро и все хмурила брови. Наверное, она так делала всегда. Есть такой тип людей, которые всегда чем-то недовольны. Вот и Тамара была такой.

Ну и третей бабой оказалась и не баба вовсе, а совсем юная девочка. Тим не сразу ее заметил, хотя кучу тряпья увидел, как только зашел в "жилище". И только когда эта куча зашевелилась, из-под нее высунулась всклокоченная голова ребенка лет десяти-одиннадцати. Девочка это или мальчик, Большаков так и не понял: на его взгляд дети в этом возрасте выглядят одинаково, особенно если носят длинные волосы и если чумазые. Это чудо природы было настолько замызгано, что Тимофей вначале решил, что перед ним негритенок, который давно не мыл не только лицо, но и голову. Девочка долго и беззастенчиво разглядывала гостя, после чего снова укрылась тряпьем, но сквозь щелку на Тима продолжали смотреть небесно-голубые выразительные глазища.

К посетителю женщины отнеслись недоверчиво, все косились на его оружие. И даже увещевания Захи и частые напоминания о том, что "этот человек спас его задницу", не смогли растопить лед. Тим не собирался долго задерживаться, посмотрел, познакомился — можно и уходить. Но Заха потащил его к столу, каковым служил плоский камень высотой сантиметров двадцать. Он усадил дорогого гостя на подушку, набитую соломой. Судя по всему, это было самое почетное место в "доме". Сам он не стал усаживаться, а принялся метаться по пещере, собирая ингредиенты для своего фирменного напитка. Тим в это время разглядывал житье-бытье. Похвастаться Отверженным было нечем. Ни кроватей — спали на рваных тряпках, ни мебели, по сути ничего. Большаков терялся в догадках, как вообще так можно было жить? Да и жизнь ли это? Отверженные научились приспосабливаться к существованию в отсутствие всего необходимого. Вместо ножа они использовали наточенную металлическую пластину. Вилку заменяла раздвоенная ветка. За неимением посуды в ход шли какие-то полусферы из нержавейки, выдолбленные куски камня, обрезки полых стволов растений, похожих на бамбук. И так далее. Они находили всему применение и чаще всего не по прямому назначению.

Закончив смешивать травы, Заха перетер их в мелкую труху, пересыпал в каменную емкость, заполнил ее водой из выбоины в полу и поставил на кострище. Огонь он развел ловко, ударяя двумя кусками камня друг о друга и высекая при этом богатую искру. В качестве топлива использовал хворост, вязанка которого лежала рядом. Потянувшийся дымок исчезал в отверстии в потолке.

Все это время Заха не умолкал, рассказывая о том, о сем. Иногда и Тим о чем-то спрашивал. Просканировав троих взрослых, он узнал, что все они Пустые. Возник вопрос:

— Скажи, Заха, а есть среди Отверженных Претенденты или даже Легенды?

— Легенды? Не, вряд ли. А вот Претенденты есть. Косячат ведь не только обычные люди, но и такие счастливчики, как ты. Правда, им легче, у них есть Таланты, Способности... Они тоже сбиваются в бан... в семьи, и никто им не указ.

— Даже Безумные Братья?

— А что Братья? Такие же беспредельщики. У них закон: кто сильнее, тот и прав. Сильных боятся, слабых топчут.

Тим снова воспользовался Подсветкой и посмотрел на девочку. К своему удивлению, он не получил о ней совершенно никакой информации, даже вопросов.

— А кто она?— Тимофей кивнул на кучу тряпья, из-под которой на него продолжали смотреть голубые глаза.— Как сюда вообще мог попасть ребенок?

— Никак. Она здесь родилась,— ответил Заха.

О таком повороте Тим даже не задумывался, хотя не было в этом ничего удивительного. Люди встречались, в результате любви или несчастного случая появлялись дети. Все закономерно.

— Она недавно к нам прибилась,— тихо продолжил Заха, словно не хотел травмировать ребенка.— Ее родители то ли сами умерли, то ли их убили — не знаю, она об этом не говорит.

— И она тоже Отверженная? Такая маленькая? Это какими же тварями нужно быть, чтобы изгнать ребенка!

— Значит, было за что,— проворчал Заха.— За просто так никого не изгоняют. Но мы в чужие дела нос не суем и о своих не особо распространяемся, уловил?

— Да что ты с ним цацкаешься,— проскрипел голос Долорес. Она, как и Тамара, держалась в стороне.— Разве не видишь, что он нас презирает?

— Я?— удивился Тим.— С чего вы взяли?

— Потому что знаю.

— Все не так. Мне вас жалко...— попытался оправдаться Большаков.

— Это одно и то же,— сухо перебила его старуха.— Мы для тебя сор под ногами — переступишь и даже не заметишь. А почему? Только потому, что тебе повезло, а нам нет? Или ты думаешь, что мы с рождения были ТАКИМИ? Ошибаешься. Я родилась в богатой, знатной семье. У меня было все, о чем я могла только пожелать. Большой дом — почти дворец, лучшие наряды, прислуга, гараж полный машин, вкусная еда. А потом всего этого не стало. Мне тогда и двадцати не было...

— Это сколько же лет вы здесь?— поразился Большаков.

— Много, мальчик, очень много. И если я до сих пор жива, то не благодаря заботе таких, как ты... А сначала мне пришлось умереть. Я не прошла даже первое испытание. И умерла. А потом очнулась уже здесь... и попала в лапы к шленгам...

Она замолчала.

— И?— Тиму на самом деле было интересно.

— Что и? Сам не догадываешься?— снова заворчала Долорес.— Я была молодая, красивая, беспомощная. Два года... Два долгих года они... Я несколько раз пыталась убежать. Меня ловили, били и снова издевались. Я хотела умереть, но так и не смогла переступить черту. И я терпела, ждала случая. И когда он представился, я прикончила троих и сбежала...

И снова пауза.

— А дальше?— Тим хотел продолжения.

— Ни одно поселение меня не приняло. После всего, что со мной творили шленги, они считали меня грязной. И я стала Отверженной. И поверь, у других истории не лучше. Так что не смей нас осуждать!

— Я и не осуждаю,— пожал плечами Тим.

— И жалеть не надо. Это унизительно.

— Ладно, хватит о грустном!— Заха при помощи тряпки подхватил сосуд с напитком и перенес его на стол.— Давайте праздновать!

Тамара оживилась, как будто только и ждала приглашения. Тут же на столе появились нехитрые угощения: обглоданные кости, какие-то немытые и плохо очищенные корешки, сухие, похожие на изюм ягоды, подвядшие стебельки какого-то растения. Глядя на это "изобилие", Тим с трудом давил тошноту.

— Погодите, у меня же консервы есть!— спохватился он.

— Так чего же ты молчишь!— обрадовался Заха.— Тащи на стол!

Большаков подтянул к себе баул, достал почти всю еду, которая у него имелась. Тоже не разносолы, но все лучше, чем объедки. Отверженные не были совсем уж дикими, знали, как открывать банки и герметичные упаковки. По случаю торжества к столу подтянулась даже Долорес, и тоже принялась вскрывать консервы. Никто не спрашивал разрешения и не дожидался хозяина угощений. Отверженные жадно набросились на еду, со всех сторон зазвучали хруст, чавканье, обсмактывание грязных пальцев.