Прайм, их солнышко, их сладкий золотой мальчик, полюбивший двух с половиной тысячелетнего демона и подружившийся с тысячелетним ангелом, стоил того, чтобы побороться за его счастье. Даже если это счастье безалаберное, потерявшее свое прошлое и не имеющее будущего, жестокое и совершенно развратное. Каждому свое.
...
Обгоревший джип и наполовину сгоревшее тело Аластера Сторма полицейские обнаружили на следующий день рано утром. Братья были в полном раздрае, но причины у них у всех были разными. Прайм, услышав новость, чуть не заработал инфаркт, благо оборотни не болеют. Вылез из кровати, в которой всю ночь терпел ласки мстительных братьев. Вышел из комнаты в чем мать родила, пришел к Энджи и молча залез к ней в постель. Обнял, дождался, пока братья перестанут орать и в бешенстве хлопнут дверью. И заплакал, уткнувшись лицом в молочно-белую пышную грудь, позволяя страху, сомнениям и безысходности покинуть его вместе со слезами.
Энджи только и оставалось, что гладить его по широким плечам, трепать золотые волосы и время от времени целовать куда придется. Прайм закончил жалеть себя через полчаса, понял, что лежит в обнимку с роскошной голой женщиной и пулей выскочил из постели, не забыв, правда, крепко и совершенно неприлично поцеловать ее напоследок. Она бросила ему вслед подушку, которая нанесла жестокий урон не его шикарной заднице, а его женоненавистничеству, во всей красе показав Энджи истинную причину его бегства из ее постели . Прайм понял, что смысла бежать больше нет, вернулся обратно и позволил себе утонуть лицом, губами, языком и руками в шикарной груди сначала тихо смеющегося, а потом неприлично стонущего ангела. Оборотень получил порцию невероятных поцелуев, один из которых, вкупе с непривычными, но такими возмутительно эротичными холмами в его руках, и позволил ему облегченно выдохнуть.
Они провалялись в постели еще часа два, строя планы по поимке беглого демона, который так боялся то ли самого себя, то ли ангела с оборотнем, что сбежал на два дня раньше намеченного им самим срока. А потом Прайм взял себя в руки и превратился в главу самого грозного клана оборотней в этом мире, подавляя ее холодным безразличием и многолетней мудростью в доказательство того, что он в их походе будет самым главным. Энджи поцеловала его в четко очерченные, красивые до безумия губы, шлепнула по шикарной ягодице, выпроваживая из постели, и сказала, что согласна на все, лишь бы поскорее найти их порочное жестокое чудо и надавать ему по стальной заднице как можно больнее.
Прайм одолжил у нее банный халат и вернулся в свою спальню переодеваться и делать вид, что убит горем. Братьев в ней он не нашел и вздохнул с облегчением. Оборотень успел натянуть брюки и рубашку, но на этом его везение закончилось, потому что пришел злой как собака Ромул, стянул с него штаны, нагнул над комодом и жестоко отымел за утреннее самоуправство. Прайм не сопротивлялся, потому что, во-первых, был как бы убит горем, и ему было все равно, что с ним происходит, а во-вторых, обнаружил у себя замечательную способность отключать боль, которую как раз и проверил во время этой показательной порки.
Ромул терзал его целых пятнадцать минут, благо пристроился сзади, целоваться не рвался и лицо Прайма видеть не мог. Оборотень отключил свою многострадальную задницу, периодически жалобно вскрикивал и за это время успел продумать почти половину практической части их с Энджи плана. Брат кончил, пригрозил репрессиями, если еще раз увидит его в постели с ангелом, и ушел по своим делам с полным ощущением того, что только что поимели именно его: грубо, нагло и в особо извращенной форме.
Следующим явился Тит, но Прайм был уже одет и готов к выходу, так что младший брат остался без сладкого. Если с Ромулом нужно было быть крайне осторожным, то Тит на данный момент не представлял для него особой угрозы, а потому Прайм с удовольствием поставил ему фингалы под оба глаза и сказал, что больше никогда не позволит к себе прикасаться. Триста лет достаточный срок, чтобы натешиться вдоволь. Тит попытался возражать, но получил под дых и успокоился. Но ненадолго. Нашел Ромула и рассказал о чудовищном поведении старшего брата. Тот подумал, подумал, откровенно повеселел и сказал, что раз Прайм против секса с Титом, то и в их общей кровати ему не место. Отвел обалдевшего от такого поворота событий младшего в пустующие покои, пригнал толпу оборотней, которые до вечера перетащили в них все вещи Тита, и ушли, оставив его в гордом одиночестве.
Слух о том, что младший в опале, разнесся по клану со скоростью ветра, а потому первую ночь без братьев он провел, купаясь в двух молодых и практически неопытных оборотнях. Все, как он и любил. Если не считать демона, конечно. Он всегда будет вне конкуренции. В том, что Аластер жив, Тит даже не сомневался. И старшего брата. Но его он вернет в свою постель чуть позже и поделится им только с демоном. Ромулу после сегодняшнего предательства, он не оставит Прайма ни за что. Тит вытащил все еще возбужденный член из горла потерявшего сознание оборотня. Тьфу!
Никто не выдерживал его любимого способа заниматься сексом дольше пары-тройки минут, да и ощущения были далеки от идеальных. Таких, которые дарил ему только совершенный, терпеливый и мучительно прекрасный Прайм. Тит закрыл глаза и погрузился в мир жестоких извращенных фантазий, представляя себе, что он сделает со старшим, когда снова доберется до его чувственных развратных губ и рта. Конечно, Прайм будет возражать, но он найдет способ сделать его покорным. Держали же они с Ромулом его на поводке целых триста лет, с каждым годом делая все более сговорчивым и доступным. Тит на ощупь нашел все еще бесчувственного оборотня, открыл ему рот и закончил начатое, не обращая внимания на то, что к концу действия тот уже был мертв. Не повезло ему, с кем не бывает!
Ромул привел общую спальню в порядок, огляделся вокруг и почувствовал, как его накрывает доселе неведомое ему чувство единоличного собственника. Две подушки на постели, две зубных щетки на полочке в ванной, два набора одежды в гардеробной. Только два. Его и Прайма. И никаких демонов, братьев или любовников. Только он, единственный обладатель своего золотого сокровища. Ромул подавил нарастающее возбуждение. Прайм был у нотариуса и собирался вернуться домой только вечером, а никого кроме него видеть в своих руках не хотелось.
Сейчас, разобравшись в себе, он понял, что после той истории с Аластером, озером и пытками, когда целый год после этого Прайм был хрупким, как хрустальный бокал, и белел до прозрачности от любого прикосновения, старший брат стал для него всем. Из-за него Ромул постепенно забросил всех своих любовников, начал сторониться Тита, от истерик и вечной суеты которого банально устал, и окончательно возненавидел Аластера, который одним своим появлением вернул Прайма к жизни. Этот невероятный, возмутительно прекрасный, жестокий и абсолютно развратный демон с первого взгляда сделал Ромула своим рабом и этого оборотень так и не смог ему простить.
Он любил и ненавидел его одновременно, хотел до судорог в животе, до белых пятен перед глазами и был готов на все, ради того, чтобы однажды добраться своим знаменитым прибором до его совершенной стальной задницы. Или хотя бы до губ, четких, почти тонких, полных цвета и страсти, даже когда Аластер просто сидел над документами в своем кабинете, притягивающих взгляд своим совершенством и совсем непохожих на идеальные губы Прайма. Средневековый кол демона будил в Ромуле все самое страшное, всю похоть и вожделение, какие только можно было себе представить.
Оборотень расплачивался за это своей разорванной в клочья задницей и втоптанной в грязь душой, потому что только демон знал, как сильно ему нравилось получать боль. Аластер жестоко имел его, совершенно не заботясь о последствиях и его удовольствии, с такой понимающей безжалостной насмешкой в глазах, что она выворачивала душу Ромула наизнанку, причиняя невыносимую боль и еще большее наслаждение. Загоняя его в замкнутый круг, топя в пучине безумия, выбраться из которой было невозможно. Он почти вынырнул из нее в тот день, когда лежал в грязи возле кареты, умирая после пыток пришедшего в неистовое бешенство демона.
Тогда он с трудом разлепил один глаз и увидел склонившегося над ним Прайма: любимого, невыносимо прекрасного и живого. С припухшими от поцелуев демона губами и сверкающими счастьем глазами. Простившего ему пытки и любящего его так же, как и раньше. Именно тогда Ромул в первый раз четко понял, что ради Прайма он готов на все, что угодно, раз и навсегда поставив его выше демона, страсть к которому не шла ни в какое сравнение с тем, что будил в его душе старший брат. Глядя на сияющего и совершенно адекватного Прайма, которого они с Титом не могли привести в чувство целый год, Ромул понял, что тот влюбился в Аластера слишком сильно. Поставил в своем сердце выше них. И это всколыхнуло в нем ненависть к демону за причиненные унижения и боль с новой силой. Так он и жил, борясь с собой и своей ненавистной любовью и животной страстью к Аластеру целых сто лет.
Ромул следил за ними обоими как настоящий маньяк, но вскоре убедился, что демон к Прайму относится так же, как к нему и Титу, делая небольшую поправку на доброту души и хрупкость прекрасного тела, а Прайм пришел в себя и перестал смотреть на Аластера восторженными глазами, все чаще хмурясь от совершенно аморальных и беспардонных игр демона в постели с ними обоими . Это успокоило бешеную ревность и дало возможность начать делать все, чтобы привязать старшего брата к себе как можно большим количеством ниточек. И, как Ромул убедился сегодня, ему это прекрасно удалось. Так быстро и просто избавиться от Тита в их постели он даже не мечтал. Так что когда поздно вечером от нотариуса вернулся Прайм, в комнате не осталось и следа от младшего брата, а на столе его ждал праздничный ужин.
Старший равнодушно кивнул, не оценив старания Ромула, и рассказал, что Аластер оставил лично ему все свое состояние. Эта новость стала для оборотня сюрпризом, который сжал сердце в комок и заставил по-новому взглянуть на все, что происходило между демоном и Праймом все эти годы. Ромул устроил брату форменный допрос, едва сдерживая бешеную ревность и вглядываясь в любимые серые глаза в попытке угадать, что скрывается за этими стальными дверьми, за которые он никогда не пускал никого.
Через десять минут Прайм устало потер виски руками и посмотрел на него такими тоскливыми глазами побитой жизнью собаки, что Ромул сразу вспомнил, что Аластера с ними больше нет. Понимание принесло с собой грусть от того, что жестокие утехи кончились, и радость от того, что он получил свободу и избавился от своей мучительной страсти навсегда. Ромул прекратил расспросы, уложил брата в постель, облизал с ног до головы и не выпустил из своих рук до самого рассвета, наслаждаясь непривычным, но таким сладким и прекрасным ощущением того, что с этого момента Прайм принадлежит только ему одному .
...
Энджи стояла перед особняком Аластера Сторма, дожидаясь Ромула. Трехэтажное, довольно мрачное здание, с большим парадным крыльцом и королевской подъездной аллеей. Памятник архитектуры 16 столетия, принадлежащий нелюдям. Она провела в нем целых полгода, которые изменили ее навсегда. Это время, как и это место, останется в ее душе и сердце навечно, как и те двое, что были здесь вместе с ней. Порочный ветреный демон, укравший ее душу и тело, и благородный солнечный оборотень, покоривший ее сердце. Целую тысячу лет Энджи любила всех и вся как настоящий ангел, а теперь вся та река, что текла сквозь нее в никуда, выливалась только на этих двоих. Без них ее жизнь теряла всякий смысл.
С Праймом все было понятно. Несмотря на все те маски, что он носил на себе, его ум, доброта, верность и постоянно горящий внутри него огонь страсти покорили Энджи всего за пару месяцев. Не любить его было просто невозможно. Совсем другое дело демон. Непредсказуемый, не признающий никаких обязательств, изменчивый и постоянный, безжалостный и нежный, вспыхивающий неистовым пламенем и бушующий холодным ветром. Таинственный и неуловимый, прекрасный и желанный, единственный на свете. Демон, умеющий любить. Именно он пробудил ее тело к жизни, совершил невозможное и заставил почувствовать всю полноту жизни и эмоций.
Два месяца Аластер каждую ночь приходил к ней в постель и засыпал, устроив ее на своей широкой стальной груди. Иногда он приходил только под утро, равнодушный и уставший от очередного сумасшедшего секса черти с кем и черти где. Иногда врывался теплым искристым ветром, окутывая ее нежностью после коротких любовных встреч с Праймом. А иногда забирался в ее постель вечером и сводил с ума ласками и совершенно неприличными забавами до самого рассвета, оставляя в полном изнеможении, смущенной своей несдержанностью и жаждой любви, растерзанной и абсолютно счастливой. Энджи хотела узнать, почему людям нравится спать по ночам вместе, и теперь она это узнала. Ценой за это стала ее душа, которую она окончательно потеряла однажды ночью, увидев душу демона во всей красе, невыносимо прекрасным изысканно-тонким звездным всполохом сияющую в вышине, в которую он забрал их обоих.
Только тогда Энджи поняла, почему демон был таким, какой он есть. Нельзя поймать ветер, невозможно загнать его в рамки законов и правил, морали и ответственности. Можно только раскрыть крылья и взлететь вместе с ним в надежде, что он подхватит порывом и никогда не даст опуститься на землю. В ту ночь демон в первый раз поцеловал ее душу своей, отрезая все пути к отступлению и сосредотачивая всю ее вселенскую ангельскую любовь на себе. На себе и Прайме, любовь к которому пылала в нем таким ярким огнем, что не увидеть ее было просто невозможно. Если бы Энджи могла заглянуть в его душу! Понять, что на самом деле демон чувствует к ней, ведь маски, что он носил, были гораздо прочнее и ужаснее, чем те, что были на Прайме. Кто заставил его стать таким циничным, жестоким и совершенно бесчувственным? Энджи многое бы отдала, чтобы узнать это.
В день, когда Аластер ушел, она все-таки успела привязать его к себе тоненькой ниточкой ангела-хранителя. Только это и позволяло ей надеяться на то, что однажды она увидит его снова. Он исчез, не сказав им с Праймом ни слова на прощание, уничтожив все документы и любые следы своего пребывания в этом мире, оставляя вместо себя лишь человека. Аластера Сторма, красивого удачливого землевладельца, аморального и богатого холостяка, погибшего в автокатастрофе и оставившего все свое состояние племяннику. Тит, узнав об этом, пришел в такое бешенство, что едва не накинулся на Прайма с кулаками, в последний момент приходя в себя от холодного презрительного взгляда его серых глаз. Он ушел, не прикоснувшись к нему и пальцем, и сорвал всю свою ревность, злость и ярость на тех оборотнях, что попались ему на пути. Тит убил троих, прежде чем до него добрался Ромул и избил так, что он пришел в себя только через сутки.
Две недели без демона ясно показали и ей, и Прайму, что затягивать с побегом и поисками Аластера не стоило. Карточный домик, который столько лет держал в равновесии оборотень, рушился на глазах. Прайм больше не собирался тратить на его поддержание ни минуты своего времени, а братья и подавно. Только через неделю до него и до Энджи дошло, что демона рядом с ними действительно нет, и найти его будет ох как непросто. Это заставило их обоих предпринять решительные шаги, потому что тоска по нему поселилась в них вместе с осознанием произошедшего, и было понятно, что дальше будет только хуже. В особняке Энджи делать больше было нечего, да и находиться в нем было небезопасно. Ромул не спускал с нее глаз, не позволяя старшему брату ни прикоснуться к ней, ни тем более поговорить наедине. Как Прайм и предсказывал. Провоцировать его они не собирались, прекрасно понимая, что теперь остановить его будет некому, а наказание за неповиновение будет очень жестоким.
