В столице Рюкю чужаков встретили прохладно, более того — с едва скрываемой неприязнью. Вана Сё Шицу можно было понять — слишком много едоков отирается у его пирога, и каждый хочет урвать от слабеющего хозяина побольше, заставляя его раскошеливаться. Да, лучшие годы Рюкю безвозвратно прошли, рюкюсцам теперь не дано решать свою судьбу самим. Вероятно, так и думал ван, позволив непрошенным гостям ожидать аудиенции во дворце. Ему донесли о неизвестных доселе кораблях, зашедших в бухту Сюри, где уже стояли на якоре иные чужестранцы, недавно купившие у рюкюских купцов посуду, сахар и шёлковую нить для торговли с японцами в Нагасаки. Вану также передали, что сацумские чиновники из дзайбан-буге* сильно всполошились, увидав эти корабли. Они, отчего-то думая, что это китайцы, попрятались по щелям, словно тараканы. Князья Симадзу не желали показывать торговцам из Китая свою власть над Рюкю, дабы не уничтожить торговлю рюкюсцев окончательно, а потому чиновникам было приказано ни в коем случае не попадаться на глаза торговцам. Кроме того, через китайских купцов японцы получали ценную информацию об окружающем их мире, что в условиях самоизоляции Японии стоило весьма дорого. Поэтому Сё Шицу ничто не помешало принять гостей. Однако поначалу ван был сильно разочарован, приняв пришедших людей за недавно бывших во дворце голландцев, но те тут же заставили его удивиться — среди вошедших и отдавших ему почести чужаков был князь Цусимы Ёшинари Со. Кроме того, визитёры имели при себе бумаги от Сохёна, вана Кореи, в которых подтверждался дипломатический статус представителей Сибирской Руси, говорилось об их справедливости и миролюбии.
После того как стоявший рядом с ваном старик в ярко-жёлтом клетчатом халате прочёл грамоты корейского правителя, Шицу протянул к ним руку. Сартинов заметил, что из-под его набрякших век улетучился тот затуманенный взгляд, коим он встретил ангарцев. Наконец, подняв красное, одутловатое лицо с мясистым носом посредине, от бумаг, выписанных в канцелярии корейского вана, Сё Шицу хриплым голосом проговорил:
— Где же ваша земля?
— Земля наша лежит к северу и востоку от корейской державы, — перевёл слова Сартинова Ёшинари. — Если только почтенный ван пожелает, мы преподнесём ему в дар карту с начертанными на ней землями и морями, лежащими вокруг его страны.
Выслушав перевод, ван коротко кивнул, и Сартинов приказал открыть сундук, после чего Сё Шицу были подарены не только восхитившая его карта, которую он в сей же миг приказал укрыть в его покоях, но и увеличительные трубы в резных футлярах, шкатулки с украшениями из золота и драгоценных камней, богато отделанная сабля, зеркала и многое другое — всё это принималось дворцовыми слугами в шуршащих красных халатах и тут же уносилось ими, вслед за картой, в покои вана.
— Так что же вы хотите, чтобы я дал вам лучшие условия для торговли? — спросил Сё Шицу, наконец, полностью расслабившись и устало развалившись на тронных подушечках. Ван слушал, как Ёшинари переводил его слова, и глаза-щёлочки рюкюсца смотрели на сибиряков с интересом.
— Нет, мы не будем просить излишнего, — с поклоном отвечал Сартинов. — Но нам хотелось закупать у твоих купцов, ван, нужные нам товары: серу, селитру, сахар и шёлковые ткани.
— Хорошо, — правитель Рюкю первый раз улыбнулся, показав ряды мелких зубов. — Это несложно. Вы получите разрешение на торговлю. Что ещё?
— Мы знаем, что клан Сацума вторгся на землю твоих предков и теперь берёт с тебя дань. Кроме того, сацумцы отняли у тебя ряд островов — мы могли бы вернуть их и отгонять суда японцев...
— Довольно! — вскричал вдруг Сё Шицу, остановив Ёшинари, переводившего слова чужестранца. — Довольно...
— Разговор окончен. Ван не желает более разговаривать! — прокричал старик, стоявший у трона.
Сибиряки, откланявшись, немедленно вышли из зала. Цусимец также склонил голову и попятился к дверям. Однако ван остановил его:
— Я хочу поговорить с тобой наедине, Ёшинари...
* Ведомство клана Сацума, в обязанности которого входили надзор за охраной берегов, наблюдение за иностранными кораблями и пр.
* * *
Цусимский князь вернулся к причалам, где его ожидали сибиряки и самураи клана Со, спустя два-два с половиной часа. Ёшинари выглядел задумчивым и был сдержан на эмоции, а потому адмирал не стал донимать его расспросами сразу. Хотя Соколов понимал, как сильно Фёдор Андреевич хотел узнать у князя о его разговоре с ваном. Уже находясь на борту катера, отвалившего от причальных досок, цусимец передал Сартинову свиток тёмной бумаги:
— Это разрешение торговать на всех островах, подвластных вану Сё Шицу...
Адмирал кивнул и убрал грамоту, а вскоре, привлечённый знаком матроса, посмотрел в сторону флейта, поодаль выраставшего в размерах. Голландцы ждали возвращения сибиряков — у борта 'Дельфина' на волнах качалась шлюпка с людьми. Сартинов указал на неё рулевому, и катер, сбавив ход, принял влево. Там ангарцы приняли на борт обоих де Рехтеров, и, попыхивая чёрным дымом, катер направился к 'Забияке'. Отправив голландцев в кают-компанию, Сартинов для начала решил поговорить с князем. Ёшинари рассказал, что интересовало вана — будут ли чужеземцы высаживаться на острове и грабить рюкюсцев, так же как это сделали сацумцы при его предке Сё Нее? Много ли кораблей у пришельцев да много ли воинов? Есть ли у них аркебузы, кои имеют сацумцы, а главное, что интересовало Шицу — отчего князь клана Со, властитель Цусимы, перешёл на их сторону?
— И отчего же? — внимательно посмотрел на цусимца Сартинов.
— Я не могу вам этого сказать, — отвечал князь. — Но ван меня понял. И ещё, он сказал мне, что если вы всё же пожелаете забрать у сацумцев острова Амами, то вы должны это сделать сами, без упоминания имени Сё Шицу.
Сартинов понимающе кивнул.
— Кроме того, в замке вана полно людей сацумцев, — отчего-то понизив голос, добавил Ёшинари. — Не стоило открыто говорить с Шицу о Сацума — теперь он не может ничего сделать более того, что уже сделал и сказал.
— То, что он нам позволил торговать и предложил самим решить вопрос с японцами — уже достаточно, друг мой! — воскликнул адмирал. — Спасибо тебе, Ёшинари, за помощь!
Разговор с голландцами был недолог — Фёдор Андреевич рассказал о де Фризе и его людях, поведал, как они попали к ним и как сильно они желают вернуться домой. Корнелиус загорелся желанием вернуть капитана и моряков в Соединённые провинции, прося Сартинова содействовать этому. Адмирал пояснил, что голландцы находятся в пределах Сибирской Руси, на границе с империей Цин, и если уважаемый капитан де Рехтер пойдёт на север, вслед за его эскадрой, то...
— Несомненно! Видит Бог, это знак! — возопил Корнелиус, обнимая внука. — Без сомненья, я совершу это богоугодное дело!
Когда страсти поутихли, выяснилось, что сначала Корнелиус всё же будет должен сдать товары в голландской фактории в Нагасаки, что находилась на искусственном острове Дедзима, и получить там же расчёт, а потом "Дельфин" отправится вслед сибирским кораблям на север.
— Что же, так мы и сделаем, — подытожил адмирал.
Владивосток-Вегван-Сеул. Середина лета 1653.
Во Владивосток эскадра пришла с недельным опозданием — но оно того стоило! Трюмы кораблей были полны купленной на Окинаве китайской селитрой и японской серой из богатых источников на острове Кюсю. Адмирал собирался в ближайшее время планировать высадку на острова Амами и освобождение их от сацумцев силами айнского отряда Рамантэ — кроме того, это стало бы отличной тренировкой перед активными действиями айну на Эдзо. На острове появился несомненный лидер племён центральной и юго-западной части Эдзо — Сагусаин, вождь племени сибуцари, и Нумару наладил с ним самые доверительные отношения. Однако планы эти были забыты, как только был налажен радиоконтакт с портом. На 'Забияку' был передан приказ о скором походе к Сеулу.
— Машины ведь необходимо чистить, чинить! — недоумевал взволнованный новостью Сартинов. — C голландцами ещё надо разобраться!
'В Сеуле волнения, Сохён отравлен! Нельзя терять времени! Как понял меня? — озадаченный радист передал адмиралу записанное им очередное сообщение из Владивостока. — Полный вперёд! — приказал Фёдор Андреевич.
Из-за встречного ветра, вынуждавшего парусный отряд долго маневрировать галсами — идти загзагом, пришлось взять на буксир флейт и угольщик и идти машинным ходом. В залив флотилия вошла в закатном сумраке — по количеству костров на полуострове, где располагался городок, Сартинов понял, что тут расположилось немалое войско. Адмирала встречал местный воевода Роман Зайцев и сразу же ввёл его в курс произошедших событий:
— Фёдор Андреевич, значится так — в Корее затевается смута, Сохён отравлен! У Ли Хо очень мало времени!
— Погоди, а что Ли Хо? Он здесь? — огляделся адмирал, входя в здание морского штаба.
— Принц уже ушёл к Хверёну, с ним полк стрелков Ан Чжонхи и отряды крестьян, числом до двух тысяч, — Роман подошёл к карте, висевшей на стене в его кабинете и указал на городок Туманный, проведя указательным пальцем на северо-восток от него. — Позавчера он переправился через Туманную и углубился в горные районы. В северных провинциях его ждёт серьёзное пополнение...
— Сохён отравлен... — сев в кресло, повторил Сартинов. — Кто это сделал, не передают?
— В Сеуле говорят — чиновники, подкупленные маньчжурами, — ответил Зайцев, подойдя к столу.
— Он понимал, что рискует, — кивнул Фёдор.
Как полагали в столице, ван был отравлен цинскими шпионами из числа высших сановников дворца, за его смелые поступки и взгляды. После своего вступления на престол, Сохён первым делом отказался принимать от маньчжурских послов календарь, принятый в Пекине. Кроме того, не принял он и печать, означавшую признание императором прав Сохёна на занятие трона. Среди столичных чиновников ходили разговоры и о том, будто покойный ван желал вскоре и вовсе разорвать отношения с маньчжурами и отказаться выплачивать им дань, тяжким бременем ложившуюся на экономику страны.
— Насколько я могу догадываться, от меня требуется переправить к Сеулу второй полк? — задумался адмирал, подперев кулаком голову.
— Совершенно верно, Фёдор Андреевич! И чем быстрее, тем лучше! — воскликнул воевода Зайцев. — Ли Хо должен обложить столицу со всех сторон!
— Цейтнот какой-то получается, — барабаня по столу пальцами, задумчиво проговорил Сартинов, после чего, собравшись, с готовностью заговорил: — Так, я к кораблям — объявлю аврал машинистам. И это... Голландцев я привёл, надо их в Сунгарийск отправить, пусть Матусевич разбирается — к чему их пристроить. Ты им до Уссурийска охрану обеспечь.
Корнелиус де Рехтер почуял неладное, когда приближался к причалу на борту самодвижущегося баркаса, называемого сибирцами катер. Там, на берегу, их уже ждали — на берегу и самом причале выстроилась цепь солдат, но это был не почётный караул. Ни знамён, ни музыкантов капитан в увеличительную трубу не увидел. Более того, кроме тех воинов, больше никому и дела не было до прибытия голландцев — никого не интересовал его флейт. Люди в порту жили своей жизнью.
— Mijn god... — прошептал Корнелиус.
Только теперь он понял, как легко его одурачили. Словно матёрый карточный шулер, адмирал сыграл на его благородном порыве.
— Старый дурень... — проговорил де Рехтер-старший.
— Что такое? — Адриан улыбался, словно глупый ребёнок. — Почему ты не рад?
Ребёнок... Корнелиус сам растил Адриана, чей отец сгинул в море по вине английских пиратов, когда его сын был совсем малюткой. Мать его умерла от чахотки, и с малых лет Адриан сопровождал Корнелиуса в его путешествиях. 'Дельфин' ходил к островам пряностей, в Батавию и на Формозу. Де Рехтер был чертовски удачлив и беды обходили его стороной. Его команда была одной из лучших во всём флоте Компании. Этот рейс был последним для Корнелиуса — по прибытию в Амстердам старик хотел уйти на покой, завещав своё дело внуку. Казалось, сама судьба напоследок дала ему уникальный шанс прославиться на все Соединённые провинции — привезти домой капитана де Фриза, сгинувшего в водах Тартарии!
— Глупец... — пробормотал капитан.
Сейчас ему хотелось закричать, требуя вернуть его на корабль, захотелось заколоть проклятых сибирцев, которые пленили его. Но нет, Корнелиус, словно заворожённый сидел на скамье у рубки катера и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже слово молвить более он не мог — горло пересохло, словно он не пил несколько дней. Голландец понуро уронил голову. Будь, что будет.
— Снимать шпагу! — первое, что услышал Корнелиус на причале от рыжебородого здоровяка-офицера, вышедшего из-за строя солдат. — Кидать здесь!
Де Рехтер подошёл к нему вплотную и внимательно посмотрел в его глаза — голубые, холодные.
— Как тебя зовут? — спросил он, кидая тяжёлую шпагу на доски причала. — Я хочу знать имя.
— Эрик! — хохотнул здоровяк. — Меня звать Эрик! Эрик Оксеншерна! Проходи вперёд!
Он немного подтолкнул находившегося в прострации голландца и на него тут же налетел молодой парень, шедший следом, пытаясь уколоть его тонким лезвием, вытащенным из-за голенища сапога. Офицер, изловчившись, попросту сграбастал юношу и бросил наземь. Нож упал в нескольких метрах от растерянного и посрамлённого Адриана. Матросы, находящиеся позади, заволновались, но были быстро успокоены видом штыков и резким окриком Корнелиуса:
— Нет! Не драться!
Эрик многозначительно покивал головой и далее дело пошло на лад — голландцев, разделив на несколько групп, отвели в казармы. Далее им предстояла баня, смена одежд и ужин.
— Стас, вторая казарма! Веди его! — приказал Эрик, указывая на всё ещё лежащего Адриана.
Соколов-младший, с выражением сожаления на лице, протянул голландцу руку, чтобы помочь тому встать. Однако де Рехтер, негромко проговорив ругательство, сплюнул под ноги юнкеру, после чего поднялся и, утерев кровь из разбитого носа, побрёл за своими товарищами. Он ни разу не оглянулся на сильно сконфуженного произошедшим сибиряка-сверстника, идущего вслед за ним с мушкетом наперевес. А на 'Дельфине' уже хозяйничали моряки с корветов, пробуя управится с флейтом. Вскоре на залив и окружавшие его сопки опустилась ночная тьма, рассеиваемая в городке светом прожекторов и ламп. Но многие в эту ночь не спали, готовя машины к новому походу.
Поздней ночью, вернувшись с собрания офицеров и мичманов флотилии, адмирал снова зашёл к воеводе. Зайцев не спал, работая с бумагами.
— Василий, хорош шуршать бумажками! — объявил Сартинов с порога и плюхнулся в обитое кожей кресло. — М-м-м, хорошо... Чай у тебя имеется? Я на Окинаве сахару приобрёл! Вот, тростниковый!
— Класс! — тут же оторвался от работы воевода, устало потерев глаза. — Вон чайничек стоит, тёплый ещё.
— Кто-то из наших пошёл с принцем? — развязав узелок со сладостью, поинтересовался Сартинов, наблюдая как Зайцев разливает по чашкам терпкий напиток.
— Только Ким, — отвечал воевода. — Ты же понимаешь, это внутрикорейское дело и нам туда соваться ни к чему.
