Spice and wolf, том 10

Аура исключительности — источник силы и власти. От четверки за столом исходило невидимое глазу нечто, что лишало воли противиться им. Чтобы такая атмосфера могла установиться, от Лоуренса и его спутников требовалось не только признание власти за этими людьми, но и убеждение, что они действительно выдающиеся. И если кто-то не способен осознать такую атмосферу, этот человек либо непроходимо глуп, либо просто живет с совершенно иной философией.

— Спасибо... что поделилась с нами своей бесценной мудростью.

Когда перед сильным мира сего стоит юный наглец, слишком много возомнивший о себе, его всего лишь следует поставить на место. Но если этот юный наглец — девушка, то "поставить ее на место" приведет лишь к неловкости.

Общепринятый способ иметь дело с ничего не значащими людьми (женщинами, детьми) — надеть на лицо легкую улыбку, утешить их какими-нибудь словами и оставить маячить на заднем плане, как вазу. Лоуренс и сам еще недавно был связан этой привычкой, поэтому невольно улыбнулся, глядя, как вся четверка пытается изобразить натянутые улыбки.

— Итак, мне повторить мой вопрос?

Их лица побагровели, подчеркивая тем самым, какими бледными они были до сих пор. Все четверо не знали, что делать: их положение велело одно, здравый смысл другое, достоинство третье. Даже тоненькое одеяло согреет, если потереться об него.

Состоял ли план Хоро в том, чтобы разъярить их, потом нанести удар и добиться своего, когда они будут в слишком большой ярости, чтобы что-то внятно отвечать? Вполне возможно, подобный подход сработал бы; и если бы удалось, это было бы весьма примечательное достижение. Но это не детская ссора; Лоуренс уже решил было повторить свой вопрос, когда —

— Нет, — процедил сквозь сжатые губы один из багроволицых мужчин. — В этом нет необходимости.

Он поднял правую руку выше плеча, и слуга тотчас подошел и подал ему белый платок. Мужчина громко высморкался, и его лицо вернуло прежний цвет.

— Достаточно. Это просто напомнило мне кое-какие события двадцатидвухлетней давности.

При этих словах другой из четверки поднял бровь.

— Напомнило мою жену, как она впервые пришла в мою семью с приданым. От нее я узнал, что одной лишь логикой истины не постичь.

Лоуренс ощутил изменение атмосферы и одновременно услышал какой-то тихий звук. Совсем скоро он понял, что это все четверо смеются.

— Да и вообще, каждый день мы принимаем деловые решения, которые бросают вызов логике. Все мы...

Его голос окреп — предвестие настоящего совещания за этим круглым столом.

— Позвольте мне подытожить наши расспросы?

— Нет возражений, — тут же согласились остальные трое. Мужчина обратил взор на Лоуренса.

— Что касается темы, которую мы обсуждаем, у меня остался один вопрос, Крафт Лоуренс.

— Пожалуйста.

Лоуренс готов был поклясться, что его ладони потеют кровью.

— Что дает тебе такую уверенность во всем этом? Пожалуйста, поделись с нами.

Рука Лоуренса тут же нырнула в нагрудный карман и извлекла письмо. Это была его козырная карта — именно она делала легенду о волчьих костях более чем просто слухом. Письмо было подписано Киманом и Ив — людьми, очень хорошо известными по эту сторону Уинфилдского пролива. Ив даже была некогда аристократкой королевства Уинфилд. Их подписи заверяли свидетельство Ив, что Церковь приобрела волчьи кости.

— Это письмо мне написала Флер фон Эйтерзентель Мариель Болан.

Длинное имя свидетельствовало о благородном происхождении — правда, лишь для тех, кто обладал достаточными познаниями, чтобы понимать истинные значения имен.

Двое людей, сидящих за круглым столом, переглянулись, третий едва заметно кивнул.

Удалось.

Такая мысль мелькнула у Лоуренса в голове, и вдруг —

— Что еще?

— Э?

Лоуренс едва не переспросил, но сумел в последний миг прикрыться мягким покашливанием. Несколько раз кашлянул, потом протянул здоровую руку в сторону стола, извиняясь за невежливость. Этот жест намертво въелся в него за годы участия в переговорах, поэтому он вышел естественным. По правде сказать, Лоуренс был в такой панике, что в его сознании царила лишь девственная белизна.

"Что еще?" Человек, имеющий, по-видимому, самый большой вес среди четверки, ответил Лоуренсу этим вопросом. Неужели письма недостаточно? Лоуренс только что выложил козырную карту, веря, что это идеальный ход в уже ставших благоприятными обстоятельствах. Но если этого мало — у него кончились козыри в рукавах.

Несколько взглядов сверлили его из-за стола.

— Волчица и Мудрое око... да, репутация этих двух торговцев имеет вес. Однако если делать суждение, основываясь лишь на весе имен, полагаю, найдутся другие, чьи имена и советы еще весомее. Даже здесь, посреди ничего.

Деловые переговоры — поле боя торговца. Наемнику секундное колебание на поле боя может стоить жизни, торговцу секундное колебание на переговорах может стоить договора. Уже то, что Лоуренс увел взгляд в сторону после этих слов, означало, что опытные торговцы за столом победили его. Да — его уверенность исчезла без следа, и он стал не более чем марионеткой, которую дергают за ниточки.

Из-за стола послышались вздохи. Лоуренс видел, как Пиаски открыл рот, но тоже не смог найти нужных слов. Пытаясь вернуть самообладание, Лоуренс лишь затягивал паузу. Если подписей Кимана и Ив недостаточно, чтобы заслужить доверие этой четверки, то поделать уже ничего нельзя. Поражение. Это чувство наполнило его сердце, когда —

— Лоуренс.

Знакомый голос произнес слово, которого почти никогда не произносил. Лоуренс обернулся и убедился, что да, именно Хоро произнесла его имя. Она смотрела на него с гневом, и он готов был поклясться, что слышит, как расчищается стол, на котором было столько навалено... нет, это звук, с каким тяжелая дверь, чуть приоткрывшись, затворяется вновь.

Лоуренс смотрел в глаза Хоро, несмотря на сосущее ощущение, что двери возможностей закрываются перед ним. Янтарные с краснинкой глаза, в которых оставалось то же выражение. Эти глаза всегда таили в себе ответ — ответ столь очевидный, что уже должен быть на кончике языка, но спрятанный за этими глазами так надежно, что до него не дотянуться.

Ответ всегда был прост. И сейчас Лоуренсу нужно всего лишь убедить себя, что ничто еще не кончено, а потом побыстрее его найти. Поторопись, подумай еще раз обо всем, что было сказано! Лоуренс принялся ломать голову, выжимая до капли всю мудрость, какой обладал. Время бежало беспощадно, но торговцу неведомо, что значит "сдаваться".

— Есть еще кое-что!

Его голос поднялся почти до визга. Столь неожиданный взрыв напугал всех в комнате; они разом отдернулись и уставились на Лоуренса. Лица у них были такие, будто они вдруг увидели, как покойник возвращается к жизни, и в каком-то смысле так оно и было. На переговорах торговец, блуждающий взгляд которого выдает неуверенность, — все равно что разлагающийся труп.

Лоуренс крикнул настолько громко, что сам пораженно замолчал; он стоял в центре внимания всех присутствующих, ждущих его следующего слова, и не мог выдавить ничего. Вдруг левую руку пронзила боль — она напомнила Лоуренсу, что он еще жив, и вывела его из ступора. А потом правую руку сжала еще чья-то ладонь, напоминая Лоуренсу, что он не один.

— Я видел волчицу.

Молчание после этих слов длилось всего миг, но для Лоуренса он растянулся на целую вечность.

— Волчицу?

— Да... гигантскую волчицу.

Он сам понятия не имел, почему произнес эти слова. Все, что он знал, — что это правильные слова, и потому произнес их с уверенностью. Если по правде — он с самого начала знал, что это и есть правильный ответ. Ведь что сказали ему эти четверо за столом, когда согласились выслушать его? Они сказали, что окажут Лоуренсу честь, выслушав объяснения от его имени.

Они сошли с проторенных путей, когда сказали ему это, — а он в ответ достал пергамент с именами других. Неудивительно, что Хоро рассердилась. Этим четверым не нужны были доказательства — им нужно было понять, почему он так убежден. Вот чего они на самом деле хотели от него.

— И я путешествую ради этой волчицы... гигантской волчицы.

Решат ли они, что он сломался от тревоги? Или сочтут, что он отчаянно пытается привлечь их внимание столь нелепыми заявлениями? В обычной ситуации его собственное лицо выдало бы его беспокойство, но, поскольку он не лгал, то и беспокоиться было не о чем.

— ...Ты с севера? — спросил один из четверки.

— Вот они с севера, — ответил Лоуренс, указав на Хоро и Коула. Все четверо прищурили глаза и уставились куда-то в пространство, будто пытаясь разглядеть Хоро и Коула не здесь, а на далеком севере.

Для Пиаски, похоже, было настоящей пыткой, что ему никак не удавалось вставить даже словечко. Лоуренсу казалось, что он стоит не на твердом полу, а на тонком льду. Любому, кто смотрел на него сейчас, должно быть, хотелось отвести взгляд в страхе за то, что может произойти.

Четверка закрыла глаза и впала в молчание. Лоуренс стоял неподвижно, прямой, как меч, хоть логика его и не поддерживала.

— Вот как?

Это краткое изречение разбило наконец тишину.

— Ясно. Пути судьбы порой непостижимы.

— Да благословит нас Господь!

Должно быть, не только Лоуренсу эти слова показались немного зловещими. Четверо за круглым столом, одеяния которых пахли перцем и шафраном, теперь говорили изысканно и текуче.

— Как бы невероятна ни была правда, когда-нибудь она непременно вскроется.

— ...Мм?

— Мы долго ждали. Впрочем, точнее было бы сказать, что мы долго не могли принять решения.

— Какое решение... — разом прошептали Лоуренс и Пиаски, после чего переглянулись. Может, слух тех четверых за столом и ослаб с возрастом, но недооценивать его не стоило.

— Видишь ли, мы уже получили некие сведения, что монастырь приобрел волчьи кости. Но последствия любого нашего решения слишком велики... и мы не могли вынести суждение, основываясь только лишь на тех сведениях, потому что...

Говорящий пристально смотрел на Лоуренса, но, несмотря на серьезное выражение лица, исходящая от него аура была почти ласковой.

— ...Потому что мы, старики, выкопали их ржавыми лопатами и потому не могли не сомневаться в их достоверности. Но если кто-то более юный пришел к такому же выводу, не полагаясь исключительно на логику, это дает нам основания считать, что сведения и вправду верные.

— З-значит...

— Да. Мы знаем, что монастырь Брондела приперт к стене. Терять время больше нельзя. Но если они на самом деле приобрели волчьи кости, на этот случай у нас уже есть план.

Четверо устало улыбнулись.

— Нам, старикам, трудно вести войну, потому что люди наших лет всегда увлекаются мелкими тактическими изысками.

— Да, такие дела. Мы не испытываем особой враждебности к нынешнему противнику, но эти сведения подобны сильному яду, который способен мгновенно нанести ему смертельную рану.

Четверо беседовали между собой, выглядя, как обычные старики. Неудивительно, что Пиаски, вслушиваясь в их слова, опустил голову, и Лоуренс сделал то же самое. Хоро, однако, склонила голову чуть набок, а Коул, хотя у него явно камень с души свалился, смотрел с непонимающим видом.

Невольно Лоуренс ощутил горечь при мысли о том, что ему следует сказать дальше, — поскольку он знал, что обратит эти слова не к Хоро. Сидящая за столом четверка обладала не только ее хитростью, но и гибким умом.

— В таком случае...

Они загнали Лоуренса и его спутников в угол, так что сейчас ему оставалось произнести лишь это:

— Пожалуйста, предоставьте все нам.

Они это подстроили отчасти для того, чтобы обезопасить самих себя, а отчасти просто для того, чтобы переложить работу на других. В Лоуренсе и его спутниках они видели группу, которая способна сделать за них все, что надо; в свою очередь, Лоуренсу и остальным это открывало путь к успеху. Человеческие отношения куда сложнее, чем "один нападает, другой защищается".

Тяга Лоуренса к противникам уровня Хоро, с которыми невозможно справиться обычными способами, объяснялась, возможно, его восхищением тем, как они поднимаются над законами общества. И, разумеется, сюда он пришел для того, чтобы взять поводья в свои руки.

— А, кстати, у меня есть еще одно письмо.

Лоуренс извлек следующую бумагу — ту самую, с королевским указом и королевской печатью.

— Это же... но откуда это у тебя?..

Вот и пришел его черед улыбаться; не обращая внимания на заданный вопрос, Лоуренс кашлянул и продолжил:

— Этот указ может привести вот к каким последствиям...

Четверка внимательно слушала слова вышедшего на главную сцену Лоуренса.

* * *

Самый традиционный способ уйти от налога — заявить, что тебе нечем платить. Король не может взять деньги у тех, у кого их нет, а если он поспешит захватить их собственность, другие дважды подумают, прежде чем решат ступить на его землю.

Правда, если бы все было так просто, каждый стал бы с помощью различных ухищрений скрывать свои деньги и вынуждать сборщиков налогов воевать за каждую монетку. Прятать деньги под половицы, прятать золотые статуэтки в свинцовых слитках — в общем, что угодно, лишь бы скрыть было легче, чем отыскать.

Перевозку больших сумм денег слишком легко обнаружить, но никто не заметит, если куда-нибудь в горы их перевозить по крохам. Сборщиков налогов всегда намного меньше, чем плательщиков.

Это, конечно же, не означает, что короли, городские советы и Церковь опускают руки и отказываются от сбора налогов. Имя Единого бога удобно использовать, чтобы заставлять людей платить, даже не полагаясь на сборщиков и не беспокоясь, как глубоко человек закопал свои деньги.

Но такие методы столь суровы, что нередко в результате их применения в невыгодном положении оказываются все. В конце концов, если ударить человека палкой, то и руке нападающего тоже больно. Более того — у подобного проявления силы много ограничений.

Можно считать, что королевству Уинфилд повезло. Король Сильван пользовался столь жесткими методами сбора налогов лишь тогда, когда у него не было иного выхода. То есть — когда ему приходилось изымать монеты из оборота, чтобы расплавить их и отчеканить новые.

Добавить к этому запрет на обращение старых денег — и все, что спрятано в кубышках, под половицами и под землей, становится бесполезным. Конечно, если монеты выкопать и расплавить, чтобы добыть сколько-то золота или серебра, можно получить какую-никакую прибыль, но плавить деньги не так-то легко: за всеми плавильнями постоянно следят.

Поэтому все несут старые деньги на монетный двор. Король тогда может менять старые монеты на новые по любому курсу, какой захочет назначить; заодно и налог собирает.

— Мой опыт подсказывает мне, что деньги у монастыря есть. Король это знает, потому и действует так. Раз даже торговцы знают, как превращать деньги в товары, едва ли монастырь будет держать все свои деньги в бумагах.

— Думаю, король хочет воспользоваться этим случаем, чтобы захватить власть над монастырем, имеющим в Уинфилде большое влияние, и заодно нас отсюда вышвырнуть. Во-первых, он заберет земли монастыря в качестве налогов, во-вторых, тем самым и от нас избавится, пальцем не пошевелив, — ведь нам эти земли и нужны.