Коллектор

Открыв на ходу, не вынимая руки из кармана, тонкое шило маленького складного ножа, я стал быстро наносить на покрывающий мизинец слой прозрачного пластыря комбинацию точек и тонких рисок, крутя при этом головой по сторонам. На городской набережной Патрая толпы людей большими компаниями прогуливались из конца в конец, пересмеиваясь между собой. Сделанные под старину фонари на столбах ограждения ярко освещали покрытые каменной плиткой дорожки вдоль линии прибоя. Народ, несмотря на довольно-таки свежий ветер с моря, оказался одет достаточно легко, видимо, хорошенько подогревшись повсеместно продающимся из стоящих, древних на вид, бочек вином и сидром. Открытые площадки перед многочисленными барами прямо-таки кишели сидящей за длинными столами и веселящейся до упаду публикой. Я прошел почти всю прибрежную полосу — набережная уже вплотную подошла к городским окраинам, освещение становилось все более скупым, а прогуливавшийся народ — все менее дружелюбным. Тут и там проскальзывали мутные личности, явно не отдыхающие, а работающие в толпе. Неподалеку от одного из баров кому-то уже рихтовали физиономию. Мне в глаза бросилась тусклая вывеска "Сертаки-бар", и я решил зайти туда, для разнообразия, чтобы пропустить стакан вина перед ужином. Внутри хоровод, состоящий человек из двадцати, в разнобой подпрыгивал в такт незнакомой, но цепляющей за душу и за ноги музыке. Из кухни позади барной стойки в зал тянуло дымом сгоревшего масла. Я оглянулся. Все места были заняты, но на скамейке у стола в левом углу от входа один из сильно расслабившихся посетителей полулежал, оперевшись локтем на сидение.

— Простите, не могли бы вы подвинуться? Я как раз тут помещусь.

Человек, к которому я обратился, повернул голову в мою сторону, тяжело уселся в вертикальное положение, от чего его живот переместился со скамейки ему на колени и пробасил:

— Да конечно, братишка, усаживайся. Может, выпьем, а то я что-то устал?

— Согласен.

Нетерпеливым жестом руки дружелюбный толстяк подозвал к себе официанта, явно своего знакомого, и заказал, заметно путаясь в словах, пару вина и хлеб, поджаренный в оливковом масле. Не успел я моргнуть, как все стояло перед нами на столе. Размеры стаканов впечатляли — по пол литра, не меньше.

— Будем знакомы! — местный завсегдатай дернул рукой с зажатым в ней стаканом, и с силой чокнулся со мной. Часть вина при этом щедро пролилась на штаны толстяка, но он совсем не обратил на это внимания, присосавшись к емкости. Его стакан опустел в один глоток. Я последовал его примеру, но отпил только треть. Вино оказалось на уровне, плотное и богатое по вкусу. Кусок жареного пшеничного хлеба прекрасным образом лег на него сверху.

Но, пока я предавался ощущениям, с моим визави произошел переход количественных изменений в качественные — повернув через минуту к нему голову, я увидел его спящим на подложенных под голову руках на столе, лицом вниз. Попытки разбудить случайного собутыльника ни к чему не привели, он только невнятно мычал и дергал плечом, настаивая на том, чтобы его оставили в покое. В зале становилось все шумнее и шумнее, и желание оставаться здесь дольше совершенно пропало. Я выложил на стол пару купюр, гарантированно покрывавших стоимость выпитого и съеденного, и ушел. Отпечаток моего мизинца сегодня ночью будет передан прямо в руки Георгию Штейну, моему отцу. Пока не густо, но прошло только три дня с момента прибытия, а сегодня я доберусь до основных складов "Восточной транспортной базы", и появится определенность в направлении поиска.

"Докер и коза". Я, конечно, предполагал, что в названии есть определенный подтекст, но вывеска, на которой здоровый, покрытый густой растительностью громила со спущенными штанами уестествлял тощую козу с рогами и бородой, не оставляла никакого простора для воображения. "Интересно, почему этот кабак у капитана — любимый? Надо бы с Корнегруцы вести себя поосторожнее, и с его земляками..." — мысли прервались, мне принесли кувшин сидра, целиком приготовленную на гриле рыбу, и в качестве бесплатного приложения — все тот же жареный хлеб. Если местное вино тянуло на твердые три балла по пятибалльной шкале, то сидру я бы поставил пять, а лучше шесть. Тонкая, чуть горчащая амброзия вливалась в горло, пузырьки углекислоты слегка покалывали язык и небо.

Вдруг нестерпимо захотелось забыть навсегда о многом, и превратиться в настоящего Клауса Фурье, имевшего возможность без всяких забот получать от жизни все то, о чем в моем положении можно было только мечтать, проводя между заданиями жизнь во всяких темных холодных и пыльных дырах в разных концах галактики. "Дерьмо!" — я напрягся, и мысленным рывком задвинул эту мысль под ту корягу, откуда та вылезла.

С едой я закончил в начале первого, когда публика уже стала рассасываться. На улице народу тоже заметно убавилось, но праздник жизни все равно продолжался. Набережная заканчивалась достаточно пологим спуском к воде, но за ее пределами темень стояла такая, что желающих нырнуть в прохладную осеннюю водичку и разбить себе голову о камни не находилось. Пора было заняться делом.

Отойдя на приличное расстояние вдоль берега, туда, куда звуки музыки с набережной уже не доносились, я, тщательно осмотревшись, вытянул из полы куртки шнур, сложенный в несколько раз и быстро скинул с себя всю одежду, оставшись в одних плавках. Вокруг стояла тишина, огни ближайших городских построек светились минимум в километре отсюда. Аккуратно привязав тонкий шнур вокруг голени на левой ноге, я спрятал одежду и обувь под приметный обломок скалы и быстро зашел в океан.

До причалов компании нужно было плыть не меньше трех километров, стараясь максимальное время находиться под водой, и я заметно подустал, когда через тридцать минут оказался на месте. От интенсивного движения кожа не чувствовала холода, идущего от воды, но теплоотдача от этого не уменьшалась, и силы быстро покидали организм. Когда руки дотронулись до шершавой стены причала, по всем ощущениям пора было срочно выбираться на поверхность — мышцы стали слегка подрагивать, обещая вскоре скрутить меня сильнейшей судорогой. Части грузового устройства, торчащие за кромкой бетона метрах в пяти над головой, пришлись очень кстати — расправив снятый с голени шнур, я быстро раскрутил его и забросил конец на ближайшую балку. Вшитый в шнур тяжелый шарик помог захлестнуть веревку в три оборота и прижать последней петлей конец. Взобравшись по веревке и стряхнув одной рукой воду с тела, чтобы не оставлять повсюду мокрых следов, я встал на причал таким образом, чтобы всего меня скрывала направляющая гидравлического крана, и огляделся. Вокруг стояла абсолютная тишина и пустота. По акватории порта лениво околачивался небольшой спасательный катер, пуская в разные стороны луч прожектора, но с борта катера меня заметить не могли. Пригнувшись, я рысью пробежал несколько десятков метров, которые оставались до огромного крытого склада, и прижался к стене. Вокруг все было так же спокойно.

Небольшая дверь в обращенной к океану стене склада оказалась открытой. Я остановился: "Если это ловушка, то значит, я давно раскрыт и прожил уже лишних двое суток — устраивать сложные многоходовые операции не в стиле корпораций. Они предпочитают сначала стрелять, патронов-то то у них на всех хватит. Значит, склад — пустышка, и там нет ничего интересного. С другой стороны, если хочешь что-то спрятать, то положи это на самое видное место. Я рассуждаю именно так, но инерция обычного мышления в любом случае заставит это еще и в сейф положить. Придется проникнуть в склад, хотя бы для того, чтобы оправдать рекордный заплыв в осенней водичке". За размышлениями прошло уже минуты две, я оборвал самого себя, приоткрыв дверь и ползком просочившись через нее.

Осветительные панели внутри склада горели в десятую часть мощности, и в помещении царил полумрак. Полумрак и тишина. Ряды электромагнитных каров ждали своей очереди на выгрузку, небольшой штабель контейнеров располагался на специальной площадке с торца склада. Следовало ожидать окрика и стрельбы, но секунда заканчивалась, на смену ей приходила другая, и ничего не происходило. Я пошел вдоль стены, оглядываясь по сторонам. Где-то тут предполагался диспетчерский офис. Осматривать каждый кар или контейнер не имело абсолютно никакого смысла, к тому же это заняло бы часов десять. Я отчетливо представил себе лица стивидоров, заходящих в начале смены на склад, и видящих там полуголого человека, прыгающего с контейнера на контейнер с ключом-крокодилом в руке. А вот просмотреть записи в компьютерах диспетчеров на предмет информации по грузу стоило. В дальнем углу, метрах в трехстах от меня, под самой крышей склада виднелось огромное панорамное окно на всю ширину помещения и рядом дверь. Явно диспетчерская.

Взобравшись по эстакаде, я добрался до этой двери и попытался сходу зайти внутрь. Сходу не получилось — на этот раз присутствовал запертый замок, к счастью, знакомой конструкции. Помог взятый с собой шнур, вернее зашитый туда короткий твердый пластиковый стержень с шариком. Другой конец штыря был сильно заострен. Его то я и протолкнул с усилием через накладную панель дактилоскопа, аккуратно прицелившись. Острие уперлось в управляющую микросхему в определенном месте, и магнитный запор сдался.

В помещении оказались панорамные окна и с наружной стороны, выходившие на подъездные пути, и, конечно же, на пост охраны у ворот терминала. Компьютеры находились в ждущем режиме, но активация любого из мониторов означала возникновение довольно яркого пятна в темноте диспетчерской. Охранник, прогуливающийся у своего поста, вполне мог его заметить, что в мои планы не входило. Папка с какими-то накладными решила эту небольшую проблему — приложив ее под углом к линзе проектора, я получил двухмерное изображение, но, меняя угол наклона, можно было просветить картинку на всю глубину. При определенной сноровке скорость просмотра не сильно отличалась от обычной, когда перед глазами голограмма. Сноровка в моем багаже знаний и умений имелась, так что содержимое баз данных только мелькало перед глазами. За следующие десять минут я понял, что в моих руках пусто. Ни одного намека на что-либо, ведущее к грузам минеральной корпорации, ни одной зацепки. Я вернул все в исходное состояние и на четвереньках пополз к выходу — после десяти минут на корточках чуть заныли колени. Уровень глюкозы в крови сильно упал, а мышцы требовали сатисфакции за данную им нагрузку.

Магнит запора чуть щелкнул, и дверь встала на место. Дальше я сполз по лестнице вниз, выскочил со склада и сполз по стене в воду, при этом постаравшись не поднять кучу брызг. Обратный путь измотал меня до предела — я плыл раза в полтора дольше, хотя обычно возвращаешься быстрее. Когда я уже вылезал на берег, прибрежная волна приложила меня так, что только чудом на торчащей из воды скале не остались некоторые части тела. Допрыгав по острой гальке до камня, под которым лежала спрятанная одежда, я без сил рухнул на землю и минут десять лежал без движения. Подходил третий час ночи, и если я собирался закончить прогулку правильно, то следовало торопиться. Пронизывающий ночной ветер высушил мокрую после плавания кожу, и, одевшись, я зашагал к набережной, приглаживая на ходу волосы.

На всякий случай пришлось отойти поближе к порту, тщательно изображая походку человека, крепко заложившего за воротник. Большая часть заведений еще была открыта, и мой выбор остановился на здоровенном кабаке, где еще оставалось приличное количество народу, на фоне которого можно затеряться. Действительно, никого не удивил клиент, тихо севший за свободный стол и заказавший бутылку крепкой виноградной водки и пустой стакан. Отпустило окончательно после второго стакана — ударная доза калорий жадно поглотилась организмом, приведя его в почти нормальное состояние. Следующие две порции создали ощущение праздника — меня уже по-настоящему повело, алкоголь ударил в ноги. По дороге в квартиру притворяться не пришлось, и в слот для ключа я попал не с первого раза. Никакая врожденная резистентность не сможет противостоять литру жидкости, содержащей около семидесяти процентов чистого этилового спирта.

Лежа в кровати, я сам для себя резюмировал — на основном терминале все чисто, значит, слова капитана "Колхиды 3" о каком-то там допуске начинают весить все больше и больше. По всей видимости, я попал в самую точку, появившись в виде штурмана Фурье на борту корабля, и ситуация должна развиться в нужном направлении в ближайшее время. На следующий день начинается рейс. Там должны произойти интересующие меня события. С этой мыслью я уснул, предварительно сходив отхлебнуть водички из-под крана.

"Колхида 3", покинувшая сухой док, во всей своей красе не шелохнувшись, стояла на спокойной воде у причала, пуская тусклые блики от подернутого ранней холодной дымкой солнца, задрав вверх носовую часть. С утра головная боль и сухость во рту преследовали меня до тех пор, пока я, перетащив к тому моменту часть своих вещей в каюту и переделав еще кучу дел по своему заведованию, не уселся на широкий, во всю стену диван, и не заварил себе литра два травяного чая. Траву для заварки, помогающую в моем случае, мне передал старпом. Увидев меня, идущего утром по трапу, с мутным взглядом перебравшего вчера человека, Аберкромби, старший помощник капитана, молча махнул мне рукой, приглашая зайти в свои апартаменты. Каюта у него была почти как капитанская, большая, с отдельным кабинетом и спальней. При такой каюте я бы и на берегу не селился — на судне оставался. Старпом усадил меня на стул в кабинете, а сам завозился вокруг колбы с кипятком. Он добавил туда пару щепоток какой-то травы, покрутил емкость, держа ее за горлышко, и разлил получившийся отвар в две кружки, стоящие на столе. Потом уселся на банкетку рядом, и осторожно, стараясь не обжечься, сделал большой глоток. Его красное лицо заправского алкоголика приняло мечтательное выражение. Посидев так пару секунд, Аберкромби заметил, что я сижу и смотрю на него, не притрагиваясь к кружке.

— Давай, угощаю — он показал рукой на кружку.

Я столь же осторожно потянул в себя горячую жидкость. Сначала сильно обожгло желудок, изрядно травмированный спиртом, выпитым накануне. Но буквально сразу за этим я почувствовал, что меня отпускает похмельное ощущение. Аберкромби понял по моему виду, что травяной чай подействовал.

— Это с моей родины, с Гленгойна. Местная трава, нигде больше не растет, выписываю оттуда. Самое лучшее средство, за исключением оперативной пересадки печени. На вот тебе пакет. Бери, бери, не стесняйся, у меня хватит.

Он протянул мне небольшой пакет с сухими черными листьями.

— Ты, оказывается, нормальный человеку — пьешь потихоньку. А я думал, что у нас в экипаже трезвенник появился, будет ходить повсюду и гноить.

— Да нет, я пью, как все, просто на работе стараюсь не разгоняться, так уж сложилось.

— Это правильно, правильная постановка вопроса.

Аберкромби выдержал длинную паузу, явно желая мне что-то сказать, но как будто не решаясь. Прекратив колебания, он продолжил: