| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Эпилог
Корабль давно погрузился в сон, лишь отзвуки работающих машин доносились сквозь стальные переборки. Но уснуть не получалось. Мудрый капитан Олдрин выделил Николаю не ту же каюту, что он делил с Анастасией, хоть лишних мест на маленьком миноносце и не было. Ради него переселили пару энсинов. И всё же это не помогло. Одиночество оказалось невыносимо. Майор сидел на краю койки и бездумно таращился на огонёк аргандовой лампы у двери, времени трогая чёрную повязку, закрывающую выбитый глаз. В груди кололо, а в голове вертелся вихрь похлеще, чем над проклятым островом культистов...
... "Сорок второй" первым добрался до дрейфующего "Ларедо". Миноносец снял с флагмана Дронова и десяток раненых. Кроме майора на крейсере выжили те, кто в финале боя был под палубой и не видел, что творилось снаружи. Они остались приводить корабль в порядок — нос был смят так, словно им пробили чей-то железный борт. Николай лично перенёс тело Анастасии. Лишь когда майор уложил девушку на койку в лазарете миноносца, корабельный врач смог заняться его лицом. Дронову было всё равно — он смотрел на то, как помощник доктора ищет признаки жизни у сыщицы, надеялся на чудо. Но запас чудес на сегодня был исчерпан досуха.
Николай смутно помнил, что из лазарета его забрал лично капитан, провёл в рубку, чтобы показать, как эскадра, возглавляемая теперь "Сан-Луисом", будет обстреливать остров. Работы флоту осталось немного — к прибытию кораблей от бывшей британской базы осталась лишь дымящаяся выжженная плешь да обожжённые дочерна причалы в бухте. Видимо, золотое пламя, не сразившее чудовищную тень, всё же настигло её последователей. Сотейра сделала всё, что могла.
Потом Олдрин отвёл майора в свою каюту, куда набились прочие доверенные офицеры. Мира принесла с собой пыльную бутылку какого-то вина, наверное, дорогого, капитан достал серебряные стаканчики. Пили сперва молча, потом поднимали тосты за погибших. Четвёрка моряков будто приняла Дронова в свой круг. С ним теперь держались как с товарищем, одним из своих. Мира первая назвала его "Ник", а не "Николай", и майор не стал возражать. За вином последовал ром из запасов командира. Допьяна, впрочем, напиваться не стали, и после второй бутылки Дронова проводили к его новой комнате, оставили одного.
Сложно сказать, сколько часов просидел Николай, то всхлипывая в кулак, то застыв истуканом. Сыграли отбой, а он всё не мог скинуть оцепенение. Лишь один раз встал, чтобы зажечь лампу — темнота теперь пугала его. Мысли возвращались то к чудовищной тени, скрытой штормом, то к белому небу с чёрными звёздами, выжигающими душу. А их то и дело заслоняло бледное лицо Насти с закрытыми глазами. Николай чувствовал кончиками пальцев её холодную щеку. Проскальзывали дикие мысли — если бы она умерла с открытыми глазами, может, было бы легче? Если бы он видел их остекленевшими, пустыми, ему проще было бы поверить, что Насти больше нет? Не было бы тогда жгущей изнутри надежды, что это какая-то ошибка, что он опять не так что-то понял, а хитрая сыщица выкрутилась из очередной беды?
Дымка от лёгкого опьянения спадала, а мысли становились яснее. Дронов понял, почему у него бегут мурашки от тёмных углов каюты, куда не попадает свет лампы. Он теперь знал, что их мир — стеклянный шарик, окружённый неведомым. Они могли понять это и раньше. Если есть параллельная вселенная, откуда приходят люди, то она может быть не одна. И в иных мирах могут быть вещи пострашнее людей со знаниями чуждых технологий. То, что человечество до сих пор не сталкивалось с чем-то, подобным сегодняшней катастрофе — чистое везение. Понимают ли это те, кто стоит выше него? Вполне возможно. Но они связаны своими играми в политику. Даже его родная Особая Экспедиция, созданная, чтобы бороться с необычными угрозами, всего лишь часть Третьего отделения, подразделение тайной полиции, пусть и с большой автономией. Она стоит на страже одной страны — своей родины. Когда-то Дронову казалось, что этого достаточно...
Николай встал, потёр глаза. Вышел в коридор и направился к офицерским каютам. Постучал в знакомую дверь.
— Д-да? — откликнулся женский голос. Лейтенант Принс открыла ему почти сразу. Она явно тоже не спала, и деликатно прикрывала рот ладонью, зевая. На девушке был китель, наброшенный поверх длинной ночной рубашки из синего китайского шёлка, расшитого золотыми бабочками. Тёмно-рыжие волосы рассыпались по плечам, не собранные в хвост или косу. При виде Дронова лейтенант слегка покраснела и запахнула китель. Спросила:
— Ник? Я могу чем-то помочь?
— Да, — кивнул майор. — У вас наверняка есть бумага, конверты, ручка.
— Конечно. Сколько вам нужно?
— С десяток конвертов и дюжины две листов.
— Сейчас. — Мира вернулась в комнату и выдвинула ящик письменного стола. Николай заметил, что лампа на столе горит, в чернильницу воткнута старомодная ручка, а рядом лежат исписанные убористым почерком бумаги.
— Вот. — Лейтенант принесла ему толстую стопку листов и конвертов, поверх которых поставила закупоренную чернильницу и положила ручку, карандаш, точилку. Предложила:
— Побыть с вами? Я только оденусь, и могу посидеть, поговорить, пока вы не уснёте.
В этих словах было столько простого и искреннего сочувствия, почти наивного желания хоть как-то помочь, облегчить чужую боль, что Николай вопреки всему улыбнулся:
— Нет, спасибо. Я справлюсь, Мира. А вы отдохните.
— Хорошо, Ник, — девушка заправила за ухо длинную рыжую прядь, посмотрела майору в глаза. — Но если... будет тяжело... не бойтесь меня разбудить. Или идите к капитану, он тоже... поможет.
Николай молча кивнул в ответ и направился обратно, в свой полутёмный кубрик. Там он откинул складной стол, разложил бумаги и взялся за дело. Предстояло написать много писем. Мира, наверное, решила, что он будет писать близким погибшей напарницы. Отчасти она была права.
Не будь игр между империями, сотрудничай они между собой хотя бы в вопросах защиты всего мира — Настя была бы жива. Николай не тешил себя иллюзиями. Он не сможет объяснить людям в высоких кабинетах, в коронах и мантиях, что иногда необходимо отбросить свои интересы и думать шире. Они всё знают, но ничего не могут. Борис Игнатьевич поймёт — и ничего не сделает, ведь он связан по рукам и ногам ответственностью. Прямые начальники "Сорок второго" во флоте Конфедерации всё понимали, и ничего не сделали. Но... за годы путешествий вместе с Настей Дронов завёл много связей. Полезных и ценных. Личных. Он встретил десятки людей с выдающими навыками. Людей, к которым мог обратиться по имени.
Аргандова лампа горела ровным желтоватым светом, а Николай, забыв о боли в пустой глазнице, писал письма — одно за другим. В Лондон. Пусть он до сих пор не знал настоящего имени маленькой златовласой англичанки-телохранителя, она была надёжным другом. В Берлин. Он не уберёг Анастасию, но её дядя примет его аргументы. В Ташкент. Александра должна узнать о смерти наставницы от него, и с ней как ни с кем откровенно можно будет обсудить его планы. Ещё письма — в Марокко, в Константинополь, в Брик-Уолл, в Париж...
Это будет нелегко и опасно. Николаю было жутковато от собственных амбиций, но они давали ему повод отбросить боль и отчаяние. Он свяжет этих людей через себя, и вместе они создадут организацию, стоящую в стороне от политики. Организацию, которой придётся скрываться даже от Особой Экспедиции. Но которая станет щитом для всего мира. А символом её, как вдруг понял Николай, обязательно будет маленькая сова...
Конец.
122
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
