Элато. Тропой дерзких

— Если так мозги — в плюшку, то нельзя, — сказал Терзанай. Мы взглянули на Сэлту с надеждой. Она пожала плечами.

— У нас сутки времени, — сказал Терзанай. — Нужно как можно быстрее идти к дереву, да не заблудиться там в трёх деревьях. Конечно. есть тропинка, непонятно, кто ходит по ней, может шаксы. Но через сутки шаксы восстановятся, демон этот тоже.

Я вытянул две стрелы из тела демона. Наконечники рассыпались, как только я их достал.

— Стрел у меня больше нет. Поэтому нужно торопиться к дереву. Если получим бессмертие, нам никакие шаксы не страшны!

Эти стрелы, — сказал Терзанай, смотря на расплющенную голову Маоры, — разрушают структуру тела шаксов и демонов. Поэтому демон не смог спрятаться от нас в песок или скалу.

— Как ты там, в лесу? — подойдя, участливо спросила Элама.

— Да нормально. Вон, видишь, люди пришли, помогли. А может, и не люди, смелы всякие, маги. А люди в это время сидели возле камней.

— Ладно, тебе, знаешь же, что я бы там не выжила.

— Знаю... понимаю.

Лишь сейчас начало доходить, что я даже не понял, когда кончился дождь. По-моему, когда вышли из лесу. Может, он закончился и раньше, просто под деревьями капало с листьев.

— Так! — Терзанай взял на себя роль лидера. — Я, Сэлта и Элама сейчас идём в лес. Тут совсем недалеко есть небольшое озерцо, к которому ведёт тропинка. Мы займёмся добычей мяса и разожжём костёр. Вы, — он посмотрел на нас с Матэсом, — закопайте мага. Да, будете идти в лесу, не сходите с тропы и ничего не трогайте руками! Этот лес опасен.

— Всё-то он знает, — пробурчал Матэс, когда Терзанай с женщинами отошли подальше.

— Он же сказал, что не в первый раз здесь. Интересно, он смывался или его тут убивали?

— Кто знает? Если тебя или меня здесь убьют, то это будет навсегда. Нас-то никто не воскресит.

Мы рыхлили мокрый песок ножами и выгребали руками. Медленно выползающие корни безжалостно рубили ножами и отбрасывали подальше. Яму выкопали неглубокую, затем опустили туда тело мага. Матэс, скорчив мину отвращения, осторожно сгрёб сандалиями туда же мозги.

Молчали, пока не закопали. Отряхивая ладони от песка, я попытался сказать прощальную речь.

— Да... шёл с нами маг четырёхрукий. Видно, не суждено ему было получить бессмертие.

— Всё равно, спасибо ему... — тихо сказал Матэс. — Без Маоры мы бы сюда не дошли.

После этого мы сложили у изголовья могилки кучку из небольших камней.

В лесу было сумрачно, впрочем, как и раньше. Мы шли строго по тропинке. Встречались тут разные диковинные кусты и деревья, которых мы раньше никогда не видели. Попадались маленькие деревья, похожие на кувшины причудливой формы, с гранями по бокам. Одно ярко-синее растение походило на большущий цветок, длинный бутон которого лежит на почве.

Ещё недалеко от тропинки расстилался громадный природный ковёр, похожий на мох, только синего цвета, в центре которого было что-то похожее на перевёрнутый колокол. Если сказать проще, большая глубокая чаша, в которой виднелась жидкость. Оттуда исходил приятный запах, будто кто-то пёк сладкое печенье.

— Уф-ф... — выдохнул кашит. — Как я хочу есть!

— Пошли! Не отвлекаемся!

Как и предсказывал Терзанай, тропинка вывела к небольшому озерцу, чуть в стороне от берега, потрескивая, горел костёр, гоня вверх плотный столб дыма. Озеро не было большим, оно казалось странным из-за мутно-красного цвета воды.

— Смотри, они разожгли костёр, несмотря на то, что всё вокруг мокрое насквозь! — на лице кашита было написано неподдельное удивление.

— Да, с листьев ещё капли иногда падают, я сам удивлён, хотя, наверное, древесина тут сильно смолистая.

Возле костра в гордом одиночестве суетилась Элама,.

— А где Терзанай с Сэлтой? — спросил я.

— Они смотались домой, — Элама всё подкидывала сырые толстые ветки в костёр.

— Как это смотались? Почему? — Я уставился на кучу мяса, лежащего недалеко от костра. Это наши приятели уже успели нарубить толстые кольца с огромной змеи, наподобие той, что мы видели на дереве. В стороне валялась отрезанная голова и кишки. — Когда вы змею успели убить-то?

— Змею... Да это Сэлта, пока я нарубила веток, она уже её приволокла. Сильная эта магичка. А домой они отправились, чтобы пойти в Гильдию чёрных магов и взять там что-нибудь эффектное против шаксов. Терзанай сказал, что не видит дороги, да и я тоже ни бум-бум. Никакая магия тут не помогает. И возможно, мы быстро из этого леса не выберемся. В простом лесу хоть можно определить, где север-юг. Или по солнцу ориентироваться. А тут ни солнца, ни мха на деревьях. В общем, можно и заплутать по-взрослому. А шаксы через сутки восстановятся!

Костёр горел жарко и дымно — из сырых веток выделялся густой сок, шипел и пузырился.

Воткнув в почву две рогатых ветки, я срубил ещё одну ровную, приспособил под вертел, оставив с одного края ручку, чтобы было удобно его проворачивать. Нанизали на него нарезанные куски мяса, устроили над огнём. В воздухе постепенно распространялся аппетитный запах, заставляющий пускать слюну.

Мы сидели у костра довольные. Всегда так: после боя почему-то взбудораженное состояние, люди радуются, шутят. Хотя... где-то есть трупы тех, кто совсем недавно был рядом.

Жизнь налаживалась: одежда на нас сохла, у костра тепло, кушанье готовилось. Сейчас ничто не тревожило: шаксы уничтожены, пусть и на время.

Отхлебнув из меха тёплой воды, я поглядел на озеро.

— Эту красную воду пить, думаю, нельзя.

— Да, проглотишь лягушачью икру — заведутся головастики в животе. Или ещё какая-нибудь гадость похуже!

— Каких только существ не бывает на Алгоре, — тихо сказала Элама, глядя на огонь. — Взять хотя бы эту змею. Ни рук, ни ног. Но она двигается, даже охотится на людей и животных.

— Это ещё не так удивительно. — Ты же видела тех великанов-рыканов в Подземье? Так вот, они раньше были людьми.

— Не может быть! У них один кулак больше моей головы!

Мне норнг сказал. Просто этих людей кормили чем-то таким, отчего они так выросли. Правда, непонятно, сколько в ихних здоровенных головах мозгов. По-моему, они не умнее животных.

— Но как такое возможно? Тут задействована магия. Им, наверное, давали магическое зелье.

— Не обязательно, — с видом знатока сказал Матэс. — Я вот пчёлами люблю заниматься. Могу полдня на пасеке торчать или по лесу бродить, искать дичники. Вот как вы думаете, сколько в улье пчёл?

— Я неграмотная, — сказала неуверенно Элама, — читать не умею, но деньги считаю хорошо.

— Да много, — сказал я. — Наверное, целая тысяча.

— Ага! До ста тысяч! И это в одном улье, вот так!

— А кто же их всех посчитал? — изумился я. — Это же, как их считали-то?

— Да просто. Дымом умертвили всех в улье, потом дохлых пчёл и пересчитали.

— Умно, — сказала Элама. — Одного жулика поймали, тоже хитро соль продавал. В середину мешка ложил мешок поменьше раза в два, с песком. И продаёт, а потом уезжает. Правда, когда его изловили, отрезали левую кисть и правую ступню. Жалко его было, но закон неотвратим.

— Это хорошо, но Матэс, чего ты за пчёл разговор завёл?

— Да я к тому, что вы говорили, будто из человека подземной едой великана выращивали. Так вот, пчёлы из одинаковой личинки с помощью разного питания могут вырастить матку, а могут простую рабочую пчелу. Так что может быть и такое, что в Подземье вырастят великана.

— Как интересно! — воскликнула Элама. — А чем матка отличается от простой пчелы-то?

— Ну, она больше в два раза, да ещё откладывает в сутки до двух с половиной тысяч яиц.

— А я думала, что пчёлы сами нарождают новых пчёлок, — сказав это, Элама потупилась, вздохнула.

— Ты чего? — спросил я.

— Мне как-то Маору и не жалко, — тихо сказала она.

Я проворачивал вертел над огнём и думал о её словах. Интересно, а меня бы ей было жалко?

— Не успела я к нему привязаться, — продолжила она. — Хотя... он меня вылечил, когда у горы великан пнул.

— Там вылечил, — сказал я, — а когда в Подземье зашли, сразу норнгам и отдал на откуп. Ты же помнишь, что он нас всех усыпил. А потом где ты оказалась?

— А чего ты сразу не сказал? Я бы ему всё в лицо высказала!

— Вот Ворона жалко было, — тихо сказал кашит.

— Да... и странно мы его похоронили. Не на кладбище, да ещё в теле волкодлака, — голос Эламы дрогнул. — Я вспомнила одну историю про кладбище, замковая повариха рассказывала. Мы частенько по вечерам судачили у очага. — Элама слабо улыбнулась.

— Раз улыбаешься, — проговорил Матэс, — значит, история интересная. Расскажи и нам.

— В общем, повариху зовут Мартина. И потеряла она мужа в двадцать семь лет. Он был при дворе и ради шутки разозлил вараниса. Ящер ему ногу и откусил. А пока его нашли, кровью истёк, бедняга. И сильно любила своего мужа Мартина. Убивалась из-за его смерти, каждый день на кладбище пропадала. Рассказывала, что снится ей муж постоянно. Так вот, один раз пошла она на кладбище да и уснула на лавочке, скорбя возле могилки. Просыпается, а вокруг темень, лишь звёзды дают кроху света.

Каменные надгробия и могилки, такие безобидные днём, сейчас казались чем-то страшным до безумия. Жутко стало Мартине, бегом она с этого кладбища подалась. Выбегает на крайний ряд могилок — глядь, а мимо идёт кузнец — здоровый такой мужичонка. Смелый был, не боялся мимо погоста ночью пройти. Мартина бегом к нему, а он её как увидал, да как рванул с перепугу. Лишь дико орёт на бегу.

Больше он мимо кладбища, наверное, не пойдёт, — хихикнув, сказал кашит. — Небось, ещё и в штаны наложил.

— В таких случаях говорят — чуть не наложил, — с улыбкой сказала Элама.

Я молчал, следил за мясом, а оно уже почти прожарилось, сочилось аппетитными пузырями.

— А у нас одна байка ходила, про ведьму-кашитку по имени Брусида, которая просидела три ночи на кладбище.

— А чего сидела-то? — спросил я. — Мертвецов восставших ждала, что ли?

— Почти угадал. — Сделав паузу, Матэс продолжил. — Жила у нас в деревне у замка ведьма Брусида. А у нас дочка мельника с ума сошла на время. Потом в голове у неё прояснилось. Но история такая: она утверждала, что её у кладбищенских кустов вечером мужик какой-то снасильничал, а потом, хохотнув, сказал, что он покойник с погоста. А у ведьмы мужиков давно не водилось, страдала она от недостатка внимая сильного полу. Страшненькая была. Так вот, сделав любовный приворот, пошла ведьма на кладбище.

— Да... странно у вас, кашитов. У людей бы так ни за что никто не сделал, — перебил его я.

Матэс многозначительно посмотрел, но продолжил.

— Просидела Брусида ночь — никто не появился. Вечером второго довелось Нику кожемяке проходить недалеко от кладбища. И тут появляется из кладбищенских кустов Брусида и так нагло спрашивает: ну что, тут завалишь, или возляжем за кустами?

— Аха, ха! — Элама широко улыбнулась. — Представляю этого кожемяку, если он ведьму эту не узнал!

Замолчали... я всё проворачивал временами вертел. Мясо, наверное, уже было готово, но я не спешил — пусть ещё прожарится, вдруг оно не очень съедобно.

— Мегед, а ты что расскажешь? — тихо спросила Элама.

— Да что? По нашим кладбищам никто не бегал. И вообще, у нас в склепах хоронят. Я ведь северный житель. Просто занесла сюда судьбина. Могу про склеп рассказать историю. Но она очень грустная.

— Не! Грустного не нужно, расскажи что-нибудь хорошее.

Первое, что мне пришло в голову — это случай на Медвежьем острове.

— Могу рассказать про медведя, который рычал в кустах.

— Давай про медведя. Может, мясо уже можно есть?

— Нет, пусть лучше прожарится. Дело было так... Было тогда мне лет пятнадцать, мы с Тамриком рыбачили на медвежьем острове. Своё название остров получил оттого, что там было много малины. В сезон, когда она созревает, туда часто заглядывали медведи, лакомились. В это время, конечно, никто не рыбачил там: медведь — зверь опасный. Кто говорил, что один с вилами на медведя ходил — врёт. Потому что взрослый медведь пробивает с разгона стену в сарае, если она не из брёвен, а из досок. А ударом лапы плющит взрослому мужику череп.

А в остальное время года там рыбачили смелые подростки, такие как мы с Тамриком. В принципе, рыбалка заключалась в охране двух морд...

Лица Эламы и кашита вытянулись от удивления.

— Ничего не понял, — сказал Матэс недоуменно. — Рыбачить, охраняя морды? Может, объяснишь?

— Так называют ловушки, куда заплывает рыба, а выплыть не может.

— Аааа... ясно. У нас такое называют плетеня.

— Принцип ловушки — такой плетённый из прутиков короб, ставят в основном на перекатах. По бокам два отдельных щита-крыла из веток, чтобы больше рыбы заходило в морду. Всё это крепится колами, вбиваемыми в дно. Раз в день морду поднял, улов вытрусил — и всё, полный мешок рыбы. Но из соседнего храма повадились у нас эти самые морды воровать. Вот и охраняли мы ночами, а днём в храме отсыпались. Приходим как-то вечером на дежурство, а морд нету. Спёрли днём, сволочи. Разозлились мы с Тамриком, решили пойти к соседям, да стащить морды у них. А если наши найдём — вообще рожи понабивать. Идём мы, значит: ночь светлая — луна аж сияет. Я что-то рассказываю, и тут Тамрик так тихо говорит: Мегед, медведь! Я поднимаю голову и обомлеваю со страху — в десяти шагах стоит на четырёх лапах и смотрит на нас годовалый медведь. Мы стоим, он смотрит...

— И что? — в нетерпении спросил кашит. Осторожность и охотничий инстинкт у них в крови.

— Наверное, мы просто не поняли сразу, что нужно пугаться. А медведь так как-то полубоком побежал в лес. Красиво... И тут Тамрик на меня смотрит и говорит: а вдруг недалеко его мамаша? И мы разворачиваемся и бежим! А самим смешно, бежим-то мы медленно. Медведи раза в три быстрее нас бегают. А мы мчимся по тропе и смеёмся. Просто ситуация такая необычная.

— Если бы там медведица была, вам бы было плачно! — сказал Матэс. — Повезло вам.

— В общем, пришли мы без морд, злые вернулись в храм. Утром будит меня Герфин, спрашивает: Мегед, там, на Медвежьем острове сейчас как? Шалаш ваш стоит? Просто у меня сегодня день рождения, хотели там с пацанами отпраздновать, винца попить. Тем более наставник приболел, поставили старшим Таравана. Я с ним уже договорился.

— Я даже уже понимаю, почему ты про медведя рассказываешь, — сказала Элама. — Они сейчас пойдут на остров, там будут сидеть на деревьях, а медведь выпьет ихнее вино.

— Не угадала, — сказал я. Затем продолжил. — Смотрю я на Герфрана. Настроение что-то у меня хорошее. Говорю: если хочешь, можешь идти, но мы оттуда вчера убежали, потому что за нами гнался медведь.

— Что мне ваш медведь! Я вообще-то их не боюсь! Батя мой на вилы их как любую дичь насаживал, один на медведя ходил! Я тоже, если что, вилы боевые с собой прихвачу.

В общем, пошли они днём на Медвежий остров. А я, прихватив тёплую куртку, пришёл через время к Тамрику. Объяснил, что хочу попугать зазнайку Герфрана и его компанию. Медвежий остров, как и положено любому острову, находился посреди реки. И вот мы с Тамриком пробрались на него по дальнему перекату, зашли от зарослей малины к своему шалашу, который стоял на поляне. А там болтовня, крики: подвыпившие друзья Герфрана громко разговаривали наперебой у костра.