Лезвие власти

— Прирежьте его, что ли...

64.

Аттон неподвижно стоял посреди круглого зала и тупо смотрел на выложенный черными квадратиками мрамора пол под ногами. В высокие, узкие, как бойницы, окна проникал серый свет. Между окнами, вдоль стен из серого с прожилками мрамора, стояли высокие черные шкафы, полные книг. Прямо перед Аттоном находились двери, из странного, излучающего се­ребристый свет, металла. Позади него, прямо из пола вырывались языки холодного голубого пламени. Мерриз стоял у окна и смотрел вниз.

Аттон, словно очнувшись, сунул меч в ножны за спиной, и осторожно, как по тонкому льду, сделал шаг вперед. Мерриз смотрел на него со странным выражением.

— Не бойся, Птица-Лезвие. Здесь все настоящее...

Аттон дошел до дверей и потянул на себя тяжелые створки.

— Джайллар... Заперто... Ты знаешь, где мы, монах?

Мерриз снова смотрел в окно.

— Да.

Аттон приблизился к голубому пламени и обошел его кругом.

— Ну и где?

— Вряд ли тебе понравится мой ответ, воин...

Аттон выпрямился и пристально посмотрел на монаха. Мерриз стоял вполоборота, и прижимая пальцы к губам, молчал. Аттон расшнуровал куртку, оборвал кусок рубахи, уселся на пол, и принялся бин­товать руку.

— Если бы я мало знал о долгорских монахах, то просто бы решил, что ты стараешься меня запугать... Но я вижу, что напуган сам. — Аттон натянуто улыбнулся, — Скажи мне, Мерриз, в какой Джайллар мы попали на этот раз?

— Ты почти прав, воин. Мы в Барагме...

Аттон, зажав в зубах узел, искоса посмотрел на монаха.

— Барагма — это миф! Вымысел... Сказка, которой пугают детей!

— Мы в Барагме, Птица-Лезвие... Иди сюда... — Мерриз поманил Аттона пальцем. Аттон по­дошел, придерживая раненную руку, и осторожно посмотрел вниз. Далеко внизу, в неясном свете восходящего солнца, насколько хватало глаз простиралось покрытое белесыми клочьями тумана, темное море деревьев.

— Это сердце Санд-Карина. Леса Ужаса. А мы стоим на вершине самой высокой башни забытого замка Барагма...

— Но почему ты решил, что это Барагма, а не Даймон, или Ганф?

— Посмотри туда... — Мерриз указал пальцем куда-то к подножию башни. Аттон вгляделся. Далеко внизу, но краю замковой стены передвигалось судорожными скачками какое-то существо. Аттон рассмотрел длинный, волочащийся по земле, шипастый хвост и отпрянул от окна, заметив, что непонятный зверь сжимает в лапах алебарду.

— Джайллар... Что это? — Аттон отошел от окна на пару шагов.

— Хороший вопрос... Очень своевременный... — Мерриз подошел к полкам и принялся разглядывать книги. — Барагму нашли вой­ска Рауля Второго, Князя Нестского и Правителя Пинты. Давно. Еще, при Старой Империи... Рауль посчитал, что брошенный замок, находящийся недалеко от границы Гореннских гор, это отличный форпост на пути кочевников. Замок заселили, провели дорогу... — Мерриз вытащил толстый фолиант, и провел пальцем по переплету. — Но однажды, из леса вышли черные демоны. Они отбили замок. Рауль, а затем и его сын Павел, трижды возвращались и вы­бывали демонов из замка и окрест. Последний раз, казалось бы навсегда. Но потом начался Ве­ликий мор, Первая Марцинская война и прочие беды. О Барагме забыли. Дорогу поглотил лес. Нестс терпел поражение за поражением. От аведжийцев, от Атегатта, от Латеррата... В конце концов, князей загнали в непроходимые леса и горы, как они когда-то загнали демонов... О Барагме вспоминали аведжийцы, и не раз. Они посылали к замку отряды, но назад не возвращался никто. Потом и они забыли о ней. Замок Барагма навсегда превратился в легенду, в место, из которого не возвращаются...

— Но там, что там? — Аттон настороженно глядя на двери, указал пальцем вниз. Мерриз, разглядывая книгу, пожал плечами.

— Не знаю. Это не люди, как ты уже заметил. Но и не черные демоны Санд-Карина... Что-то среднее. Видимо, за тысячелетия, судьбы людей и существ из Леса Ужасов причудливо сплелись... Монахи Обители долгие годы искали Барагму. И нашли. Давно. Но замок неприступен, даже для нас. И мы отсту­пились, — Мерриз печально опустил голову. — Мы отступились, так и не узнав правды...

Аттон уже вполне пришел в себя. Он по очереди заглядывал в каждое окно, ощупывал пальца­ми стекла и ставни.

— Зато, у тебя теперь появиться шанс... Исправить упущение своих братьев... Может ты объяснить мне, монах, как мы оказались здесь, за тысячу переходов от Циче?

— Ну не за тысячу переходов... Барагма не так далеко от столицы Аведжии, как ты думаешь. Вот, только, в лес Санд-Карин давно никто не углубляется. Слишком много страхов и тайн таит в себе этот лес. А попали мы сюда через портал Баньши. Монахам Обители известно о суще­ствовании нескольких таких устройств.

— Портал? Баньши? Ты несешь чушь, монах. Я тебя не понимаю...

— Баньши покинули земли Лаоры задолго до того, как наши предки научились ловить рыбу в далекой Сельдяной Гавани, а предки аведжийцев только начинали сбиваться в стаи, для того, чтобы воровать у огров овец... Баньши оставили после себя несколько замков и других соору­жений. И Барагму, и Ганф, и Даймон тоже построили они. Гномы и гремлины, пользуясь мас­терством Баньши, возвели огромные замки и крепости, во многом даже превзойдя своих учителей. Баньши оставили им огромное наследство, все, кроме искусства изготовления пор­талов. Мы знаем о разрушенных порталах в Ганфе и Поллире. Был портал в затопленной Гинтейссе и в захваченном Порт-Буране. Нет ничего удивительного в том, что пор­тал Баньши оказался в Циче.

— Мой отец что-то рассказывал, подобное... О человеке, который нашел вход во дворец самого Зошки...

— Да, — Мерриз в задумчивости прошел по залу, к следующему шкафу, — кое-кто из братьев тоже входил в порталы... И не один не вернулся...

— Если есть вход в этот самый твой портал, значит должен быть и выход. — Аттон, внимательно изучив дверь пожалел о том, что уходя от погони, бросил свой ранец.

— Вряд ли он в этом зале... Но, тот, кто собрал здесь все эти книги и свитки, довольно часто сюда наведывается.

Аттон повернулся, и внимательно посмотрел на монаха.

— Что ты имеешь в виду?

— На книгах нет пыли. Ничто так не притягивает к себе пыль, как старые книги... Кроме того, здесь есть заметки, совсем свежие, красивым почерком, по-аведжийски...

— Значит, в замке все-таки живут люди? Может, они нас накормят? Я хочу есть... Я ел последний раз три... Нет, четыре дня назад...

Мерриз, улыбнувшись, посмотрел на Аттона.

— Здесь очень древние книги... Таких книг больше нет нигде, я знаю. Многие мне вообще не известны...

— Не переживай, монах, я не стану есть книги... Скажи мне, все-таки... Коль уж мы ока­зались в одной упряжке... Что ты рассчитывал увидеть в каменной чаше?

Аттон поднял с пола топор и попытался просунуть лезвие между створок дверей. Лезвие скользило по гладкому металлу, не оставляя царапин... Аттон швырнул топор, и сел прислонившись к стене. Мерриз поставил на полку книгу, которую держал в руках, подошел, и присел рядом.

— Ты считаешь, что есть смысл говорить об этом именно сейчас?

Аттон устало вздохнул и прикрыл глаза.

— Я не знаю, насколько велики обязательства, наложенные на тебя обителью, и не хочу настаивать. Но, принимая во внимание цепь весьма необычных совпадений, закончившихся путешествием хрен знает куда, было бы неплохо услышать от тебя хотя бы малую малость, для развития кругозора, так сказать... — Аттон улыбнулся, — Так что ты рассчитывал увидеть в этой чаше?

Мерриз улыбнулся в ответ и развел руками.

— Ну, раз уж мы застряли, как ты точно выразился, тогда... А мои обязательства... Ты неправильно осведомлен о положении в современной церковной иерархии, воин. И это простительно, и не будем на этом заострять внимание....

— Ты пытаешься увильнуть от ответа, хитрый монах... Ты шел за мной через Пустоши. Потом был Виест... Потом дорога в Прассию. Ты знал кто я, и знал, что за мной следят...

— Я даже знал, что за теми, кто следит за тобой тоже следили. Да и за ними тоже...

— Довольно смешно. В нашем-то положении... Не увиливай. Ты также быстро управляешься языком, как и мечами...

— Все это случайности, воин, случайности и воля Иллара...

— Уммм-гу... Точно. Слишком много случайностей, слишком. Ты случайно спас мне жизнь, хотя не мог не видеть во мне конкурента...

— Дважды, Птица-Лезвие, дважды...

— Ну, Гайсера я убил бы и без твоей помощи...

— Самолюбие воина... Лучше расскажи, зачем ты пришел в Циче? Зачем сумасшедшему мошеннику из Норка, снабжающему деньгами крестьянские армии, понадобилась церемониальная чаша Теодора Страшного?

Аттон усмехнувшись посмотрел на монаха.

— Ах, вот как думают о Великом Торке долгорские монахи.

Мерриз, с удивлением посмотрел на него:

— А что должны думать в Обители о человеке, стравливающем ради своей потехи дворянство и чернь Лаоры? Там где побывают его эмиссары — жди войны, резни, погребальных костров.

Аттон опустил голову.

— Вы знаете не все, святые братья Обители... Вам только кажется, что вы знаете много... А на самом деле... Я не знаю, что должно было находиться в чаше. В послании меня просили убедиться в том, что в чаше покоится не рука забытого владыки, а нечто иное, что так прячут аведжийские Правители. Что-то связанное с древней тайной всего правящего рода...

— Странно, воин... Но я получил почти такие же указания... Ну, и что же ты знаешь об этой чаше?

— Я? Ничего. Знать — не мое дело... Мое дело — убивать, натирать мозоли на заднице об седло и сбивать в кровь ноги на большаках...

— Тогда, быть может немного истории?

— Да? Было бы неплохо... Если ты точно знаешь о чем говоришь. Помниться, старый монах в семинарии пытался убедить меня в том, что где-то живут люди с песьими головами. Хотя... В свете последних событий истории про людей с песьими головами могут показаться просто веселой шуткой...

— Ты учился в семинарии? — Мерриз удивленно поднял тонкие девичьи брови. — конечно же, ты говоришь совсем не как простолюдин...

— Не льсти мне, хитрый монах... Можно подумать, что ты совсем ничего обо мне не знаешь. А учился я больше у своего отца и дяди... Мой отец знал множество языков и наречий, он был лучшим мечником Лаоры, он мог убить человека одним ударом ладони и приготовить замечательный ужин из рогатой крысы. Он записывал предания и разбирался во всех тонкостях маскировки. Мой дядя Степ никогда не выходил за пределы родного города, но зато он научил меня слушать Солнце, Луны и звезды. Он объяснил мне природу воды и ветра, камня и металла. Он научил меня... Впрочем... А... — заметив, что Мерриз усмехается уголками губ, Аттон выругался сквозь зубы. — Ты опять обманул меня, монах! Ты уходишь от ответа, как аведжийский вор от судебного пристава в Марцине...

— Ладно-ладно, воин... — Мерриз рассмеялся, сверкнув белоснежными зубами. Расскажу... Хотя история твоей жизни более, чем оригинальна и я бы с удовольствием....

Аттон тихо зарычал.

— Все-все... Слушай... В жизни Гельвинга Теодора Страшного было очень много тайн. Первый Аведжийский Правитель, он получил свой титул Великого Герцога из рук Императора Юриха Второго Завоевателя, за то, что ударил во фланги армии эльфов, в сражении при Долоссе, утвердив тем самым власть людей в Норке, Дрире и за­падной части Могемии. Он один из первых ворвался в удерживаемый гномами Урт, он возгла­вил нападение на Зифф, и основал Прассию. Но он также первый напал на своих соплеменни­ков, когда повел армию на Князей Атегатта. Получив во время дележа земель в разрушенном замке у подножия Колл-Мей-Нарата во владение все исконно аведжийские земли, и к ним вла­дения занимаемые ранее гномами и эльфами на юге, ограми на востоке, гремлинами на запа­де, Гельвинг Теодор посчитал себя обделенным, и захватил земли Марцина, принадлежавшие Князю Атегаттскому Асальтору Второму. И в ответ на предложение вести мирные переговоры, напал на юг Атегатта и потерпел сокрушительное поражение в битве у Топей Кары. Сам Вели­кий Герцог сгинул в этой битве, но верные ему люди нашли и сохранили его отрубленную руку. Сохранили в чаше, из которой, по преданию, перед боем пили вино все рыцари и солдаты Аведжийского войска. Великим Герцогством стал править сын Теодора Ульрих Первый, по прозви­щу Коварный, но Аведжия лишилась Прассии, Данлона, а на юге, беглые каторжники и дезер­тиры основали пиратское государство Бантую. Ульрих Коварный дважды нападал на Латеррат, и трижды на Княжество Боравское, желая отомстить за смерть отца, и провел всю свою жизнь в бессмысленных войнах. После смерти Юриха, попытавшегося подчинить себе все государства на западе, от Латеррата до Бриуля, Императором стал Асальтор Второй Древний, в возрасте ста двух лет. После этого, Князья Атегаттские чаще других становились Императорами, как в Ста­рой, так и в Новой Империи...

— Ты говоришь, монах, о том, чего я никогда раньше не слышал...

— Эту историю не знает никто, кроме долгорских монахов... Для людей остались лишь смутные легенды и предания, порой сознательно извращенные...

— Что-то подобное мне говорил Отец Семьи... Еще, он говорил о том, что люди стали други­ми, после того, как обрекли себя на какое-то проклятие...

— Ты говорил с Отцом Семьи? — Мерриз, с неприкрытым удивлением поднял брови. — Я знаю, что ты был в Пограничном Лесу, но и не мог подумать, что кому-то из людей доведется беседовать с сами повелителем огров. У меня вдруг возникли странные ассоциации... То, что произошло в Боравии...

— Не бери в голову... Мир полнится вымыслами, монах. Хотя, я действительно видел Отца Семьи, и разговаривал с ним. Вернее, он разговаривал со мной. Так что ты знаешь о Проклятии?

Мерриз задумчиво почесал подбородок, на котором пробивалась редкая светлая щетина... Потом хитро прищурился и потрепал Аттона по плечу.

— Быстро учишься, воин. Я знаю много о проклятиях, как и каждый адепт, верующий в Спираль Бытия... А какое именно ты имеешь в виду? Быть может, что-то из тех сказок, что распространяет по Лаоре твой хозяин? Ско­рее всего, в них нет ни капли истины.

— Однажды я услышал, как мой отец говорил с дядей Степом о Великом Проклятии, павшем на долю сильных мира сего... Я привык доверять словам своего отца... Предводитель прайдов тоже говорил что подобное...

— Ересь, друг мой воин, ересь и ложь...

— Отец Семьи не стал бы лгать. Видишь ли, монах... Огры не знают, что такое ложь, они не умеют обманывать. В том, что он говорил, действительно была сила. А вот ты знаешь намного больше, чем говоришь мне...

— "Не возложи бремя вины на ближнего своего..." Если Обители и известно что-либо о таком Проклятии, то я этого не знаю...

— Ладно, монах — Аттон встал и осмотрелся вокруг так внимательно, словно боялся упустить какую-нибудь мелочь. — Надо отсюда выбираться...