Дружок взвился на ''Тунгусску'' и оторвал башню с пушками, выдернув ее словно крышку с банки тушенки, затем настала очередь экипажа...
Кудровский анклав захлебнулся в крови. После уничтожения мобильной группы судьба людей была предрешена.
Зараженные толпы растекались по жилым кварталам. Крик и стрельба слились в единую какофонию. Кто-то из бойцов ополчения в отчаянии бил из пулемета прямо из окон по мельтешащим внизу теням, но это их не останавливало, напротив, развитые благодаря нечеловеческой ловкости и проворству забирались по стенам и врывались в квартиры верхних этажей.
Некоторые мирные жители спешно баррикадировались в квартирах, но некоторые вопреки здравому смыслу выскакивали на улицы, многие еще в халатах и тапочках, кто-то с детьми на руках. Они бежали, не разбирая дороги, надеясь укрыться где-то еще, но там их настигали зараженные. Мужчины с топорами и охотничьими ружьями пытались сопротивляться, но падали под зубами и когтями.
На центральной улице, там, где до пандемии работал рынок, завязался бой. Десяток бывших омоновцев поливал из автоматов наступающую орду, их поддерживал ''Тигр'' с пулеметно-гранатометной спаркой на крыше. Несколько минут им удавалось держать позиции, складывая кучи трупов зомби у баррикады. Но затем из-за домов вышел Дружок. Его рев был похож на ревущий поезд, и бойцы на мгновение впали в прострацию. Просто не знали, бежать или попытаться прикончить разъяренную громадину.
''Тигр'' перевернулся, словно игрушечный. Один из омоновцев попытался пальнуть из РПГ, но прыгун влетел в него и снес с крыши киоска вместе с оружием.
Вадим чувствовал все это, как дирижер в центре симфонии. Он видел глазами зараженных каждую улицу, каждый двор. Он чувствовал, где прячется человек, и туда тут же шли его стаи. Он подталкивал их, направлял, не давая врагу времени на перегруппировку.
Сопротивление еще держалось в нескольких кварталах. Люди отступали к многоэтажкам, панельные башни стали их последней надеждой. Двери закладывали мебелью, лестничные пролеты преграждали холодильниками, кто-то варил кипяток в кастрюлях, чтобы лить сверху. Но Вадим знал: это лишь отсрочка. Его орда уже окружала дома, подбираясь снизу и сверху.
Кудрово погибало.
Развитые Насти словно сорвались с цепи, они действовали не просто как твари, а как отряды спецназа, врываясь в окна с оборудованными огневыми точками и безжалостно расправляясь с ополченцами.
Люди держались. На верхних этажах многоэтажек все еще гремели выстрелы, кто-то бил из охотничьих карабинов, из окон летели самодельные коктейли Молотова. Орда несла потери, целые десятки падали под огнем автоматов, охотничьих ружей, снайперских винтовок и пулеметов. Но это не имело значения, за каждым убитым вставали двое новых, инфицированные не боялись идти на смерть. Для роя потеря отдельных особей не играла решающего значения.
В одном из дворов зажатые бойцы СОБРа попытались организовать круговую оборону. Они укрылись в автобусах, перегородив дорогу, и вели плотный огонь по всем направлениям. Несколько минут это работало, зараженные падали, вздымая облака пыли. Но затем туда пришел Дружок. Огромный мутант, прикрываемый от огня менее ценными прыгунами, налетел и смял импровизированный кордон. Люди кричали в рацию, требуя подкрепления, но никто уже не мог прийти.
Менее чем за час анклав был фактически разделен на изолированные очаги сопротивления. В каждом из домов сидели десятки, если не сотни людей — женщины, дети, остатки ополчения. Они слышали, как внизу орда скребет двери, ломает замки, как по подъезду пробираются зараженные. Крики с нижних этажей становились все ближе. Вадим будто чувствовал дрожь их страха, будто пробовал ее на вкус, продолжая нашептывать орде, куда давить, где слабое место, где засада. Он больше не сомневался в себе и своих возможностях.
Вскоре он направился к основной цели — к штабу, где сидел Палыч. Там собрались последние организованные силы — несколько десятков бывших омоновцев и добровольцев, женщины и дети, которых они успели эвакуировать.
Внутри царила напряженная тишина, нарушаемая лишь хрипами рации и плачем детей. Мужчины проверяли оружие, кто-то накладывал жгут на раненого, кто-то тщетно пытался просить помощи в эфире. Они знали, что долго не продержатся. И тогда в ход пошла стая Насти.
Развитые не лезли напролом. Они действовали, как разумные хищники. Несколько групп полезли вверх по стенам, цепляясь когтями за шероховатый бетон, другие тихо зашли со двора, обходя основную линию огня.
Ополченцы ожидали штурма через главный вход, и первые минуты им казалось, что противник запоздал. Но затем на пятом этаже раздался звон бьющегося стекла, внутрь вломились сразу трое развитых. Один из них вскинул руку: из предплечья сорвался костяной шип и вонзился в грудь автоматчику. Тот успел выстрелить в потолок и рухнул, захлебываясь кровью, парализованный ядом.
Паника охватила коридор. Бойцы открыли беспорядочный огонь, но развитые двигались быстро, укрываясь за перегородками и перебегая рывками. Настя лично вела их, ее движения были почти человеческими, только быстрее, резче, с жуткой уверенностью. Она метнула два шипа подряд, и оба нашли цели — один в шею омоновцу, другой в бедро женщине, пытавшейся закрыть собой ребенка. Вадиму пришлось разрешить субальфе рисковать, поскольку без ее прямого присутствия на передовой штурм мог и провалиться. Другие зараженные второй стадии, несмотря на сообразительность, оставались животными по сути.
С нижних этажей донеслись удары. Прыгуны не умели метать шипы и не знали тактики, зато брали грубой силой: врезались в двери, проламывали перегородки, сметали баррикады. Их удары выбивали рамы и петли, и вскоре здание дрожало от их прыжков и таранов.
Защитники штаба били из всех стволов, но враг наступал с трех сторон сразу. Один из пулеметчиков на балконе пятого этажа уложил десяток развитых зараженных, прежде чем прорвавшийся сзади прыгун не сбил его вместе с тяжелым станком.
Внутри начиналась бойня. Настя и ее стая двигались этаж за этажом, методично выдавливая людей все выше. Коридоры заполнялись дымом и криками, дети визжали, женщины молились, а мужчины палили, покуда оставались боеприпасы. Но зараженные были не просто толпой, их вел разум.
Снаружи, во дворе, Вадим чувствовал все это так ясно, словно сам находился внутри. Каждый шип, вонзающийся в плоть, каждый удар когтей отзывался в его голове. Смерти невинных людей не приносили ему радости, они вынужденно попали под раздачу из-за скотства одного конкретного человека.
Пришло время войти самому.
Оставшиеся силы ополчения отступили на верхние этажи штаба. Палыч держался там с десятком самых верных бойцов, тех, кто пережил уже не одну зачистку и умел держать удар. У каждого был автомат, гранаты, у двоих -подствольники. Они знали, что вниз хода нет, и потому готовились умереть наверху, но не бесплатно.
Палыч сидел на коленях у окна, сжимая в руках АК-12, и слушал, как снизу вопят инфицированные.
-Ну что, мужики, -сказал он сипло. -Сейчас падаль полезет. Держим, пока можем, заберем с собой побольше тварей.
Дверь в коридоре вздрогнула от удара. Потом еще раз. Но внутрь ворвались не прыгуны, не зомби. Вошел сам Вадим.
Он шагал спокойно, тяжело, за ним тенью двигались шестеро развитых. Пули встретили их сразу автоматчики открыли плотный огонь. Развитые метнулись в стороны с линии огня.
Но Вадим шел, не останавливаясь. Пули рикошетили от панцирных пластин, пробивая лишь верхний слой хитина, оставляя неглубокие сколы и выбоины. Боль была, но тупая, далекая, биоконструктор улья сделал именно то, чего пожелал Дружок.
-Да сдохните уже! -крикнул Палыч.
Брошенная кем-то РГД рванула в трех метрах от Соколовского. Осколки отскочили от брони Вадима, тот лишь рефлекторно заслонил защищенное костными пластинами лицо.
Один из развитых метнул шип, он вонзился в плечо стрелку, и тот завалился, дергаясь, с пеной на губах.
Вадим почувствовал прилив странного восторга. Все происходящее было не просто боем, это был эксперимент. Он шел вперед, словно на полигоне, проверяя: выдержит ли панцирь прямую очередь? Сможет ли пережить взрыв гранаты? Как быстро действует яд развитых на вооруженного противника?
Еще один автоматчик выпустил почти весь магазин, прежде чем когти развитого вскрыли его брюхо. Другой, облившись потом, пытался перезарядиться, но Настя уже метнула шип и тот, едва вскрикнув, застыл с распахнутыми глазами.
Палыча оставили на закуску. Зажатый в спальне самой дальней квартиры он стрелял короткими очередями, стараясь не подпустить к себе зараженных. Вадим уже без опаски направился к виновнику конфликта.
Одна пуля попала Вадиму в висок. Панцирь треснул, и мир качнулся, но Вадим устоял. Он остановился в паре метров, из бойцов Палыча в живых остался только он. Защитные пластины на черепе сдвинулись, открывая лицо.
-Ты... -прохрипел Палыч, узнав знакомые черты. -Жив!?
Старый вояка попытался дать новую очередь, но Соколовский оказался быстрее пятидесятилетнего мужчины. Увел ствол в сторону, вырвал автомат из рук и откинул в сторону.
Палыч бился до конца. Даже когда пальцы Вадима сомкнулись на шее недруга, он успел выхватить нож, ударил в хитиновый воротник кирасы, но клинок лишь скользнул, не причинив вреда. Его глаза горели той же злостью, что и тогда, когда он хладнокровно стрелял в Самуила.
-Я был прав... -прохрипел он, хватая Вадима за руку. -Ты сраный мутант. Надо было пустить в расход тебя еще тогда...
-Надо было, -ответил Вадим, и голос его был холоден, как лед. -Но теперь ты, сука, ответишь за все.
С этими словами он поднял Палыча и, словно куклу, выкинул из разбитого окна. Тело полетело вниз, ударилось о бетон и осталось лежать под окнами штаба.
Внутри на мгновение воцарилась тишина. Настя и ее развитые стояли неподвижно за спиной, глядя на хозяина. Прыгуны и простые зараженные, почуяв конец боя, выли внизу, как стая собак.
Вадим тяжело дышал. В его груди клокотала странная пустота, он ждал, что месть принесет облегчение. Что смерть мелкого кудровского диктатора станет точкой в его истории. Но облегчения не было.
Он видел глазами орды, как зараженные рвут на куски тех, кто не успел уйти. Как дети, загнанные в подъезды, кричат, пока когти не вгрызаются в их плоть. Как женщины, зажаты в квартирах, тщетно прячутся под столами. Все это происходило ради одной цели и ради его личной расправы. И ради нее он отправил в могилу сотни невиновных.
Вадим сжал кулаки, чувствуя, как хитиновая броня скрипит на суставах.
-Почему мне не легче?.. -прошептал он, но ответа не было.
Настя подошла ближе, ее глаза, все еще хранившие остатки человеческого, смотрели прямо в него.
-Ты лидер, вожак, -сказала она хриплым голосом, едва различимым, но осмысленным. -Он не должен ждать облегчения.
Вадим посмотрел на нее, на улицы внизу, заваленные мертвыми, и впервые ощутил не только горечь и ярость, но и груз ответственности.
Зараженные, привыкшие добивать, рвались дальше, но Вадим поднял голову и вложил всю силу в мысленный импульс
+Хватит!+
Орда замерла. Прыгуны остановились, развитые и зомби застыли на месте. Внутри коллективного сознания разлилась тяжелая, напряженная пауза. И тогда Вадим отдал новый приказ: всех выживших, вытащить наружу.
Твари подчинились. Из подъездов, коридоров и квартир в крики и плач потянулись люди. Мужчины, женщины, дети, старики — тех, кто чудом уцелел, вытаскивали на площадь перед штабом. Никто не смел сопротивляться: когти и клыки были рядом, но ударов не следовало.
Вскоре перед Вадимом собралась толпа. Несколько десятков измученных, бледных лиц. У кого-то в руках — ребенок, кто-то прижимал раненого. Люди дрожали, но зараженные их не трогали. Вадиму в целом было плевать, что многие без иммунитета после этого станут жертвами Хронофага.
Вадим сделал шаг вперед. Панцирь на лице раскрылся, показывая человеческие черты. Голос его прозвучал хрипло, но твердо:
-Это не нападение дикой орды. Это ответ за войну, которую развязал ваш бывший руководитель. Палыч считал, что может диктовать правила всем остальным. Он предал и убил Самуила, когда тот хотел мира... Вот и расплата.
Люди молчали. Кто-то плакал, кто-то смотрел с ненавистью, кто-то просто не понимал, что происходит.
-Я не простой зараженный, -продолжил Вадим. -Мне повезло сохранить разум. Вирус сделал меня главным над всеми инфицированными. Но я не хочу больше смертей. В первый раз тут меня встретили как прокаженного, но в общине Самуила мне поверили, и вместе мы работаем над тем, чтобы перестать бояться вируса. Там Дом Советов стал нашим домом. Я пришел сюда не для того, чтобы уничтожить вас. Теперь конфликт исчерпан. Вы свободны. Хотите — живите дальше здесь, по-своему. Хотите -присоединяйтесь к нам. Я никого не собираюсь принуждать, Палыч и его люди мертвы, война закончена. Выбирайте.
С этими словами Вадим развернулся и пошел прочь, за ним Настя и развитые. Орда подчинилась и двинулась следом. На площади остались только люди — живые, напуганные, растерянные. Война с кудровскими действительно закончилась, оставшимся людям будет теперь не до наведения порядков в городе...
Глава 16. Путь к преображению
Дом Советов напоминал теперь не только крепость, но и научный центр. В одном из крыльев, где раньше располагался архив, оборудовали лабораторию. Столы, набитые приборами и хаотично подключенными центрифугами, доставленными из университетских кафедр и клиник. В холодильниках — пробирки с образцами тканей, в шкафах — тома по молекулярной биологии и иммунологии. Работали в три смены, едва успевая спать.
Главным двигателем процесса был Исаев. Иммунолог по профессии, он лучше других понимал, что именно произошло с телом Вадима. Остальные трое врачей — хирург, гематолог и пульмонолог выполняли роль ассистентов. Им приходилось заучивать методы работы с генным материалом и вирусологические протоколы в авральном темпе, едва понимая половину терминов. Но выбора не было.
Особое значение имели образцы тканей Вадима до трансформации. Еще до трансформации врачи успели взять биопсию разных тканей и теперь они служили эталоном. Сравнение относительно ''нормального'' генома и клеточной морфологии с нынешними образцами позволяло проследить, как именно Хронофаг переписывает организм.
В ядре клеток Вадима обнаруживались уникальные вставки, работающие как регуляторные последовательности, меняющие экспрессию десятков генов одновременно. Особенно изменились гены цитоскелета — актиновые и тубулиновые белки переписаны так, что ткани стали прочнее и эластичнее, митохондрии увеличены, удельная выработка АТФ выше в пять раз, системы репарации ДНК работают по иному принципу, поэтому мутации не ведут к гибели клеток, а стабилизируются. Привычный баланс иммунитета ''свой-чужой'' переписан с нуля, организм теперь воспринимает вирус как часть себя.
Вадим под панцирем уже мало напоминал человека. Его скелет утолщен и пронизан новообразованными хрящевыми арками. Мышцы переплетены хитиновыми тяжами, которые играют роль биоусилителей — своего рода экзоскелета изнутри. Отсюда громадное увеличение физической силы. Жизненно важные органы тоже трансформированы: сердце раздвоено, теперь это два синхронно работающих насоса: одно гонит кровь к мозгу и жизненно важным органам, другое — в мышечные структуры.
