— Черт, да трахни же меня, Рон! Потом будем думать, все потом, просто сделай это!
Не медля более ни минуты, он чмокнул, словно с благодарностью, ее правую ягодицу и, устроившись позади, вошел в ее горячую, сочную киску. Издав глухой стон, он продвинулся в нее на всю глубину, ощущая как член, постепенно погружаясь все глубже, туго обхватывается мягкими стенками ее нежного влагалища. Войдя в нее настолько, что его лобок, покрытый пушистыми рыжими волосами, уперся в ее ягодицы, Рон глубоко вдохнул и, растеряв остатки сдержанности, резко вышел из нее, а затем так же резко вернулся обратно. И еще раз. И еще, и еще, и еще, и еще. С каждым толчком тело Джинни сотрясалось все сильнее; волосы разметались в стороны, а из ее груди вырывались короткие, но полные наслаждения стоны и возгласы. Вскоре она и сама стала подаваться всем телом назад, навстречу движениям Рона, который, стоя на одном колене и крепко сжимая в руках ее попку, вбивался в нее сзади, закусив от удовольствия губу. Его движения были резкими и быстрыми; страстными, но не грубыми. Несмотря на то, что Рон толкался в Джинни и без того быстро, он стремительно ускорялся с каждой минутой. Вскоре он надавил руками на ее плечи, так, что она уперлась в сиденье дивана щекой, и практически улегся ей на спину. Вбиваясь в сестру с такой силой, что дряхлый диван начал угрожающе трещать, он вжимал ее плечи в диван и протяжно стонал низким хриплым голосом.
— Рон! Рон! Ро-о-он! — закричала Джинни. Она хотела что-то сказать, но мысли отказывались преобразовываться в осмысленные слова.
Продолжая беспрерывно стонать, она просунула руку между ног. Пальцы нащупали набухший клитор и теперь, когда стимуляция стала еще более интенсивной, Джинни чувствовала, что находится на грани нового оргазма. Рон же уже едва ли не силой мысли сдерживал оргазменные судороги в бедрах, когда почувствовал, как ее пальцы, ласкающие клитор, то и дело касаются его плотно сжавшихся яичек, щекоча их.
— Джинни! Стоп... стой, нужно... Или я прямо сейчас... — срывающимся голосом произнес Рон и насилу заставил себя остановиться.
Выйдя из нее, он присел на спинку дивана и вдруг понял, что только что буквально оборвал ее оргазм. Почувствовав себя крайне неудобно, он протянул:
— Черт! Прости, я... не хотел...
— Черт подери, какие извинения! — возбужденно и громко, воскликнула Джинни, переворачиваясь на спину, и, облизнув губы, продолжила. — Но раз уж на то пошло, то, может быть ты угостишь меня и загладишь вину?
Рон незамедлительно слез с дивана и, стоя одной ногой на полу, а другую поставив на спинку дивана, наклонился вперед и уперся руками в мягкий подлокотник, всем телом нависнув над Джинни. Немного присев, чтобы она могла достать до его члена, он посмотрел вниз и увидел, как ее маленькая ладошка обхватывает его твердый, налившийся кровью ствол.
— Знаешь, Ронни, я бы ела тебя каждый день на вечерний десерт! — весело сказала Джинни, медленно облизав красную головку.
— Только не говори ничего, пожалуйста! — взмолился Рон, напрягшись всем телом, когда ее язычок скользнул по уздечке на члене.
— О, тебя смущает то, что ты трахаешь собственную сестру, да?
— Джинни!!!
— Ох, ну да, ну да. Прости...
Еще с минуту Джинни самозабвенно облизывала его член, словно изучая язычком каждый его миллиметр, а потом обхватила губами большую головку и попыталась заглотить член на как можно большую длину. Когда она дошла до середины, головка уперлась в самое горло и на глазах девушки выступили слезы. Однако она все же засосала член как могла сильно и затем выпустила изо рта с характерным звуком.
Рон, тяжело дыша, дрожал от нетерпения, ожидая, когда же она начнет действовать более активно. Раз или два он непроизвольно качнул бедрами вперед. Джинни, наигравшись, наконец взяла член в рот и принялась размеренно и ритмично сосать его, придерживая у основания.
Рон смотрел вниз, на то, как ее губы скользят по его члену, и глухо стонал. Все его тело было напряжено, по спине бежала капелька пота, и он едва ли не скрежетал зубами от безумного наслаждения. Через пару минут он уже начал сам толкаться в рот Джинни, а она старалась обхватывать его губами как можно крепче, откинувшись назад на вытянутые руки. Несмотря на то, что член то и дело упирался в глотку или проходил слишком глубоко, Джинни стойко выдерживала такие неудобства ради удовольствия Рона.
Толкаясь в ее рот, Рон испытывал нечто бесподобное. Возможно это было связано с тем, что, грубо говоря, он трахал собственную сестру в рот. Почему-то именно так и именно в такой позе он испытал это жгучее чувство запретности и греховности.
Выйдя, через некоторое время из ее рта, он прижал голову сестры к яйцам. Раскрыв рот и высунув язык, она стала жадно облизывать их, хлюпая и приглушенно постанывая. Потом некоторое время Рон медленно — что давалось ему с трудом, — ласкал член рукой, а в это время Джинни мягко посасывала то одно, то другое его яйцо, поглаживая ладонью ложбинку между его ягодиц. Затем она опустилась еще ниже и несколько раз провела языком по его напряженной промежности, помассировала пальчиком анус и лизнула его.
— Ты же знаешь, я никогда никому не лижу зад. Но ты же мой брат! — хитро улыбнувшись, произнесла она.
Рон почувствовал, как ее шаловливый язычок скользул между его ягодиц и выпучил глаза.
— Мерлин, что ты де... А-а-а, класс! — застонал он.
— По-моему, пора заканчивать, тебе не кажется? — прошептала она. — Я больше не хочу терпеть!
Не дожидаясь ответа, она усадила его и, не теряя ни минуты, забралась сверху. Рон только успел приподнять рукой член, как Джинни тут же уселась на него. Вновь полностью оказавшись в сестре, Рон издал грудной рык и, крепко обхватив ее обеими руками, принялся бешенно вбиваться в нее снизу , в то время как она сама пыталась насаживаться на него сверху, что при его темпе было очень затруднительно.
Уже через какие-нибудь три минуты Джинни, исступленно закричав, мелко задрожала и так крепко обхватила голову Рона и прижала к груди, что у него перехватило дыхание. Сам же он, согнув ноги в коленях и уперевшись ими в край дивана на котором сидел, продолжал резко толкаться в нее до тех пор, пока оргазм окончательно не отступил от нее.
Тогда Джинни поспешно слезла с Рона и, опустившись на колени между его ног, сжала его член в кулаке и, ритмично двигая рукой вверх-вниз, припала ртом к его мошонке, резво лаская языком промежность и яйца. С полминуты Рон, закинув руки за голову и задыхаясь от удовольствия, прерывисто стонал. Наконец, когда Джинни обхватила губами его левое яичко, он буквально взревел, зажмурившись, и горячая сперма брызнула ему на живот, стекая по напряженному торсу.
Оргазм показался Рону бесконечным. Излившись до последней капли, он обессиленно запрокинул голову и шумно выдохнул.
— Рон, это... — зашептала было Джинни, облизав его постепенно опадающий член.
— Ну я же просил! — простонал тот, не открывая глаз. Видимо он действительно не хотел напоминать себе о том, что его ласкает сестра.
— Прости, прости.
Вместо того, чтобы в приступе стыда и стеснения убежать в душ, Джинни, стоя на коленях перед братом, неспеша слизывала с его живота сперму...
До тех самых пор, пока в саду не послышались голоса миссис Уизли и близнецов.
— Черт, какого черта мы тут, черт подери, сидим?! Они уже пришли! — вскочил на ноги Рон.
— Засиделись, — криво усмехнулась Джинни. — Чур, я спрячусь в душе!
— Нечестно!
24. ОНА ЛЮБИТ ПОЖЕСТЧЕ (Нимфадора Тонкс/Римус Люпин/Сириус Блэк)
She wanted rough
Told me that she like to be choked and get her hair pulled
(SLAINE, 2014)
— Мужчина, уберите, пожалуйста, руки, — медленно проговорила Тонкс, безуспешно пытаясь скрыть улыбку.
— Даже и не подумаю, милая моя, — сказал Римус, медленно покачав головой из стороны в сторону и улыбаясь во весь рот.
— Уберите.
— Черта с два.
— Уберите немедленно, я сказала!
— Нет.
— Руки убрал!
Последнюю фразу Тонкс произнесла уже едва не срываясь на крик: руки Люпина, вызывавшие у нее такое недовольство, нагло ухватили ее за бока, от чего стало жутко щекотно.
Не желая слушать ее возражений — шутливых, разумеется, — Римус крепко прижал девушку к себе и, подняв, в два шага переместился вместе с ней к кровати.
— Я требую отпустить меня! Это насилие! — возмущалась Тонкс, делая вид, что хочет вырваться.
Люпин бросил Тонкс на кровать и, резким движением сорвав с себя майку, забрался на нее сверху, крепко сжал ее бедра коленями и уперся руками в постель по обе стороны от ее головы.
— Мужчина, это насилие, вы не имеете права!..
— Заткнись, — прервал он ее, нахмурив брови.
— Что? Что за грубость! — Тонкс снова попыталась вырваться и шлепнула Римуса по плечу.
— Отпустите меня сейчас же!
— Изнасиловать тебя?
— Я сказала отпустить!
— Изнасилую.
— Нет!
Минуту спустя Люпин, преодолев ее сопротивление, проявлявшееся в мотании головой и безуспешных попытках скинуть его с себя, уже жадно впивался в ее губы быстрыми, горячими поцелуями. Его руки крепко прижимали ее запястья к кровати над ее головой, а колени крепко удерживали ее на месте, не давая пошевелиться. На миг Люпин оторвался от ее губ, и она в нетерпении подалась подбородком вперед, глядя на него снизу вверх. Но вместо того, чтобы вернуться к ее губам, он наклонился и приник ртом к ее шее. Целуя буквально каждый миллиметр нежной кожи, он спускался ниже. Поцеловав ключицу, он провел языком по ее шейке снизу вверх, а затем вдруг резко разорвал футболку на ее груди. Несчастная футболка разорвалась неполностью, но вполне достаточно для того, чтобы обнажить ее пышную грудь, скрытую за простеньким бежевым лифчиком. Вновь впившись в губы Тонкс долгим поцелуем, Римус положил обе ладони на ее пышные груди и мягко сжал их, продолжая неистово вылизывать языком ее рот изнутри. Затем, прервав поцелуй, он спустил с ее плеч бретельки и высвободил грудь из-под лифчика. Грубо сжав руками обе груди, он провел между ними языком, а потом звонко шлепнул по одной из них.
— Что вы себе позволяете, это же просто..., — широко улыбаясь, уже не в силах притворяться возмущенной, начала было Тонкс. Но тут Римус больно прикусил зубами правый сосок, прервав ее на полуслове и вызвав из ее груди резкий вдох.
— Еще раз, — прошептала она, выгнувшись и подаваясь грудью вверх, навстречу ему.
Во второй раз Римус укусил еще больнее, но Тонкс это только сильнее распалило. Она обхватила его голову обеими руками, зарывшись пальцами в его волосы, а ногами обхватила его за талию, изо всех сил прижимаясь к его затвердевшему словно камень стержню, скрытому за тканью брюк.
Постепенно Люпин спускался ниже, целуя нежную кожу ее живота, и, добравшись до пояса ее джинс, спешно расстегнул пуговицу и ширинку. Нетерпеливо чертыхаясь, он стянул с нее узкие джинсы вместе с трусами, попутно сняв и кеды. Предвкушая божественное наслаждение, Тонкс, оставшаяся в одних лишь белых носочках и разорванной футболке, из-под которой виднелся сбившийся и перекрученный лифчик, откинувшись на локти, пошире раздвинула ноги и посмотрела в глаза мужчины томным взглядом, столь же похотливым, как и ее поза.
— Думаешь, я стану вылизывать тебя? — изогнув бровь, насмешливо спросил Римус и прошептал, уже тоном безжалостного насильника, — Сегодня будешь получать удовольствие от грубости, лапочка.
— Да, — едва слышно шепнула она в ответ, глядя ему в глаза.
Еще несколько секунд Римус, прищурившись, смотрел в ее глаза, а потом протянул руку и она ощутила, как горячая ладонь легла на ее горло. Облизав пальцы другой руки, он несколько раз провел ими по влажным половым губкам ее влагалища, а затем, шлепнув по ним, ввел два из них внутрь, вызвав у Тонкс чувственый стон.
— Нравится, да? — спросил Люпин.
— Нравится, — шепнула Тонкс, прикрыв глаза.
Поначалу Римус ласкал ее медленно, давая возможность ощутить каждое его движение, но очень скоро движения его руки ускорились. Уже через пару минут два пальца всаживались быстро-быстро и яростно, а вторая рука крепче сжала ее горло. Тонкс закрыла глаза и отдалась сладостному чувству подчинения мужчине, возбуждавшему ее пуще любых ласк.
Грубые ласки Люпина — если их можно было так назвать, — очень скоро довели ее чуть ли не до потери контроля. Она извивалась всем телом, подаваясь бедрами навстречу его руке, уже три пальца которой с чавканьем, странным образом ласкающим слух, вдалбливались в ее киску, а из горла, крепко сжимаемого Римусом, вырывались громкие стоны и вскрики. И когда все ее тело задрожало в предоргазменных судорогах, когда она уже готова была закричать от безудержного, почти болезненного наслаждения, он резко высунул пальцы из ее лона и, ухмыльнувшись посмотрел на нее.
— Ну что такое? — недовольно спросила она, охрипшим голосом.
Вместо ответа Римус больно шлепнул ее по бедру, перелез через нее, и устроился так, чтобы ее голова оказалась аккурат между его ног. Положив руки на ее груди и сжав их, он почувствовал, как Тонкс обхватила ртом его яичко и засосала его. Отпустила, обхватила губами другое, еще раз раз и еще раз. Потом она вдруг довольно ощутимо укусила кожицу его мошонки. Люпин резко втянул воздух.
— Я позволял тебе кусаться? — шлепнув ее по левой груди, зашипел он. — Чтобы больше такого не было!
— А я понесу за это какое-нибудь наказание? — улыбаясь, спросила Тонкс, приподняв бровь.
— Еще как, противная ты девчонка, еще как! — шепнул Римус, притворяясь крайне разозленным.
Подложив ладонь снизу под ее шею, он, придерживая член, набухший от неимоверного возбуждения, всунул его в ее уже раскрытый рот сразу наполовину. Почувствовав, как толстый ствол внезапно заполнил весь ее ротик, Тонкс невольно дернулась. Головка уперлась ей в горло, а затем скользнула внутрь. На глаза девушки выступили слезы, к глотке подступил рвотный рефлекс. Но это никоим образом не смутило Тонкс, только доставив ей особое удовольствие — удовольствие от того, что он делал с ней все, что хотел. Поплотнее обхватив его член губами, Тонкс полностью отдалась его власти. Он стоял над ее головой на широко разведенных коленях, нависнув над ней и уперевшись руками в постель по обе стороны от ее бедер, а его член размеренно, точно нефтяная вышка, входил в ее рот. Каждый толчок оказывался глубже предыдущего; медленно, постепенно, орган Люпина проникал все дальше в недра ее горла. Когда член исчезал у нее во рту едва ли не полностью, Тонкс уже была не в силах держать его губами, она широко открыла рот и, высунув наружу кончик языка, наслаждаясь своей беспомощностью в данном положении, сдерживая рвотные позывы, с жадностью насаживалась на него еще глубже. Черная тушь, размоченная слезами, стекала по ее вискам и скулам.
