Планы, разработанные нашими штабами, предусматривали различные варианты. В случае агрессии Гоминьдана или США против Манчьжурской народной республики, предполагалось сразу задействовать советские войска — 6-я гвардейская танковая армия, в 1946 году переформирована в 6-ю механизированную (но в разговоре еще долго сохранялось прежнее название), дислоцированная севернее Пекина, имела в своем составе три танковые дивизии и части усиления, всего свыше 800 танков и САУ — и крупные силы ВВС, включая бомбардировщики Ил-28, во втором случае (наш "освободительный поход" в Китай) прямое столкновение советских войск с Армией США было крайне нежелательным по политическим причинам. Потому, тогда вперед должны были идти войска 10й армии НОАК, которая размерами уже далеко выходила за пределы обычной общевойсковой армии, включая себя двадцать девять стрелковых дивизий — а еще, имела в оперативном подчинении Корейский добровольческий корпус (десять стрелковых дивизий, и шесть отдельных танковых полков), Маньчжурский добровольческий корпус (четырнадцать стрелковых дивизий, четыре отдельных танковых полка); однако бесспорно, что по своему качеству, прежде всего уровню боевой подготовки, китайцы были слабейшим звеном нашей военной группировки — должным однако сыграть главную роль! Оттого, главным направлением деятельности штаба ЗабВО было резкое усиление боеспособности китайских частей (а также, в меньшей степени, КНА и МНА).

Официально, мой штаб, как командующего Забайкальским военным округом, был в Чите. Но поскольку округу были прямо подчинены советские войска в Маньчжурии и Монголии, а также все вооруженные силы этих республик, и приданный корейский добровольческий корпус, то я гораздо чаще бывал в Харбине, выезжал и в Пекин. При этом я пользовался документами на имя "генерал-лейтенанта Лисицына" — это имя китайцы переиначили на свой лад. По моему требованию, ЗабВО и Группа Советских войск в Китае и Маньчжурии перевооружались на новейшую технику с таким же приоритетом, что западные (прифронтовые) округа — так, 6я гвардейская танковая армия получала танки Т-55, бронетранспортеры БТР-152, инженерные машины, в авиации истребительные полки были более чем наполовину перевооружены на реактивные истребители Миг-15, имелась бомбардировочная дивизия на Ил-28. Так как по прибытии я обнаружил в ЗабВО массовые настроения благодушия и самоуспокоенности — а ведь этот округ должен был по плану, стать тылом и источником резервов для Китайского фронта — то пришлось прибегнуть к резким и непопулярным мерам, повышая дисциплину и боеготовность. Еще больших усилий потребовала реорганизация китайских войск, подтягивания уровня их боеспособности к хотя бы сравнимому с Советской Армией.

Боевая учеба по интенсивности не уступала тому, что было в ГСВГ — и лимитировалась лишь количеством полигонов, объемом выделяемых боеприпасов и ГСМ, и износом техники (тут очень кстати оказался опыт корейских товарищей, сумевших найти оригинальные приемы сбережения ресурсов, при высокой эффективности тренировочного процесса). Большое внимание уделялось развитию сержантских полковых школ, краткосрочных курсов младших лейтенантов (подобно нашей практике в Великую Отечественную войну), в Харбине было даже создано военное училище, готовившее из наиболее отличившихся младших командиров — офицеров ротного звена. Командные вакансии от батальона и выше, а также штабы, приходилось заполнять советскими офицерами. Кроме того, применялось включение отдельных советских частей и подразделений в корейские и маньчжурские соединения, для придания боевой стойкости — подобно римским "триариям" (третья линия в строю легиона, наиболее стойкие старые солдаты — если первые две линии терпели поражение, они отходили за триариев и снова собирались в боевой порядок). Именно такой была, например, 1-я танковая дивизия КНА — как правило, у корейцев и маньчжур не было танковых соединений уровня выше полка — 56й гвардейский танко-самоходный тяжелый полк принял "шефство" над двумя корейскими полками.

Велась активная партийно-политическая работа. Упор делался на враждебную классовую сущность американской марионетки Чан Кай Ши, ведущего по существу, антикитайскую политику. Про Мао же говорилось, что он конечно коммунист, но с отклонениями, например не признает интернационализма, неохотно принимал нашу помощь, хочет все построить сам, свой, национальный социализм — у наших военнослужащих эти слова сразу вызывали настороженность, "нацсоциализм, это как у Гитлера?". Не настолько — но вот он считает, что товарищи корейцы и маньчжуры ниже, чем китайцы. И что часть нашей, советской земли — принадлежит Китаю. Так что возможно, придется и его вразумлять, хотя и не хотелось бы!

Гоминьдановская армия не казалась нам сильным противником, несмотря на численность и материально-техническую помощь от США. Боеспособность чанкайшистских войск была очень сильно снижена из-за полуфеодального характера китайского государства, где каждый генерал вел себя как независимый барон. К этому добавлялись тотальная коррупция, воровство, разложение в собственно китайских тылах, дезертирство, низкая мотивация и боевой дух масс — все как у наших "белых" в конце нашей Гражданской. И крайне низкий уровень образования и технической грамотности, общий для Китая — отчего укомплектовать технические рода войск, как танкистов, артиллеристов, связистов, авиацию, требуемым числом личного состава было практически невозможно. Кроме того, если у нас "благородия" все ж умели драться, имея за плечами опыт германской войны — то офицеры и генералы Чан Кай Ши имели квалификацию, в лучшем случае, на нижнем уровне Японской Императорской Армии времен Халхин-Гола, а в худшем просто купили чин за деньги.

Группировка китайских войск, расположенная в пограничной с нами территории, насчитывала свыше ста дивизий. Однако, как я уже сказал, среди них не был ни одной танковой, хотя так называемая "гвардия" самого Чан Кай Ши, семь дивизий из состава упомянутой группировки, не считая отдельных подразделений, была моторизована, и даже имела в составе каждой из дивизий по танковому батальону. Дислокация китайских войск в пограничной полосе была хорошо нам известна по разведданным, с учетом фактической прозрачности границы, через которую перемещалось местное население. К нашему удивлению, гоминьдановцы фактически не готовились к обороне, не строили укрепленных рубежей — патрули и колючая проволока обеспечивали лишь охрану границы от несанкционированных переходов гражданских лиц. Главное же ошибкой китайских генералов было, что подавляющая часть войск их пограничной группировки располагалось гарнизонами, в деревнях и лагерях, на удалении не более чем от десяти до тридцати километров до границы, связь была исключительно проводная. То есть, до значительной части гоминьдановцев вполне могла достать наша артиллерия с исходного рубежа — а остальные места сосредоточения противника попадали под удар штурмовой авиации (десять советских и шесть корейских полков на Ил-10), а затем подвергались атаке наших танковых частей.

Если с севера, как было сказано, Особый район непосредственно граничил с монгольской территорией, то с востока его от нашей зоны отрезал глубоко вдающийся на север "аппендикс", с городом Тайюбань — главной базой гоминьдановцев на этом участке фронта, проходившего дальше к западу по реке Хуанхэ. Для захвата этого важного пункта был выделен целый корпус — одна советская и две корейских горнострелковые дивизии. К югу лежал Кайфын, важный транспортный узел, через который шло снабжение южного участка фронта чанкайшистов против Особого района — он был целью для нашей сильной танковой группировки, включающей в себя упомянутую 1ю корейскую танковую дивизию и приданные ей в оперативное подчинение две корейские стрелковые дивизии, посаженные на машины. Планом предусматривалось буквально на вторые сутки переместить часть авиации вперед, на захваченные китайские аэродромы (выделялись батальоны аэродромного обслуживания и охраны, части ПВО, необходимое снабжение и транспорт).

Чтобы не тревожить противника, танковые соединения должны быть выдвинуты на исходные рубежи вблизи линии фронта за сутки до начала наступления — будучи до того развернуты в тылу, на удалении до ста километров. Именно так, по опыту Отечественной войны, проходила подготовка к вводу в прорыв наших танковых армий.

25 августа 1950 года.

Восходит солнце над Сианем. Как все три тысячи лет, что стоит этот город в провинции Шэнси. В долине между гор, на реке Вэй, впадающую в Великую Желтую реку — Хуанхэ.

Председателю Мао тут не нравилось. То ли дело Яньань, почти в четырехстах километрах к северу — как пещерная крепость в горах! Здесь же слишком все открыто и незащищено. Но положение обязывает — что было приемлемым для главы Особого Района, то не подойдет для правителя всего Китая! Пусть пока лишь в будущем — но намерение надо обозначить уже сейчас! Чтоб не считали ровней всяким царькам-милитаристам!

Был ли Мао-Цзе-Дун коммунистом — или всего лишь восточным деспотом с "красной" окраской? А разве великие Императоры, правящие Китаем века — не были в то же время истинными конфуцианцами? И по большому счету, Конфуций тоже был революционером — всю жизнь проповедовал, как правители и народ должны себя вести по отношению друг к другу, а когда очередной правитель решал, что пора уже укоротить мудреца на голову, успевал сбежать к соседу, благо та эпоха носила название Семи Царств. Но если конфуцианская вера и определяемая ею политика была разной у всех Династий — то отчего коммунизм китайский и русский должны совпадать? И не воплощением же Конфуция себя объявить — Вождь революционного пролетариата и крестьянства, больше к эпохе подходит. И если нет в Китае революционного класса — значит, его надо создать. Чего не желали понимать эти городские теоретики, Ван Мин и Гао Ган!

Это Чан, и всякая милитаристская мелочь — царьки. Потому что за душой у них нет ничего, кроме собственной мошны. А он, Мао, сумел дать крестьянскому классу Идею! Верно, что и в Особом районе над крестьянами были помещики — для удобства сбора налогов, не к каждому же мелкому хозяину с военным отрядом приходить? И налоги были больше, чем в остальных провинциях. Но зато "красный помещик", будучи по существу управляющим, а не владельцем, не имел права по своей воле согнать крестьянина с земли, не мог отнять у него все. А крестьянин мог уйти из деревни и стать сначала бойцом НОАК, а затем партийным функционером. И эти функционеры были равны с крестьянами перед революционным законом — пожалуй, у них было даже больше шансов быть расстрелянными "за неправильные взгляды". Вот отчего народ (и не только в Особом районе!) шел за коммунистами. А число перебежчиков из воинства Чан Кай Ши в НОАК намного превышало движение в обратную сторону. Ну а жестокость, даже по отношению к своим соратникам, это неизбежный атрибут китайской власти, проверенный тысячелетиями: недостаточно жестокие правители — долго не жили!

Кто главный враг сейчас? Чан Кай Ши не вызывал уже у Мао интереса — как политический труп. Японцы поднимутся нескоро, американцы далеко, все прочие белые дьяволы из Европы очень сильно ослаблены. А вот русские, волей судьбы ближний сосед, оказались неожиданно сильны — и опасны, не только мощью своих войск!

Так устроена жизнь — пока дети не выросли, они живут в родительском доме, послушные воле главы семьи. Возмужав, они требуют себе долю от семейного надела, и строят свой дом. Единство Китая все века держалось на сильной центральной власти — когда же она слабела, провинции разбегались в стороны в мятежах. Именно потому плавания Чхэн Хэ остались эпизодом — в заморской колонизации не было смысла, если даже британцы так потеряли свои американские колонии? А вот у русских все было иначе — Мао не понимал, отчего даже вольные ватаги беглецов в Сибирь от гнета московского царя, осев на новых землях и обложив данью местное население, вместо того, чтобы отложиться, слали царю собранный ясак с просьбой включить эти земли в состав государства Московского и прислать воеводу с ратными людьми? И если эти русские сейчас, нагло захватив Маньчжурию, явно не собираются оттуда уходить, и даже Пекин под вопросом, отдадут ли — то что они сделают с Китаем дальше?

И это — вопрос выживания китайского народа! То, что советские не убивают китайцев, а всего лишь сгибают под себя, еще страшнее! Этого не понимает Гао Ган, в ненависти к Чану ставший русской марионеткой. Но это отчетливо видит он, Вождь Мао! И неважно, что русские пока что сильны, а Китай слаб. Главное, что он, Мао, сделал свой выбор, и видит, куда ему вести свой народ!

Так что, Сиань, древнейшая столица Китая в течение Тринадцати Династий, где сидел сам Великий Император Цинь Ши Хуанди, была достойным местом для Правителя! В войну город бомбили японцы, здесь прокатились и сражения Смуты — но сохранилось еще много строений, помнящих древних Императоров: величественные городские стены с башнями и воротами, Большая пагода диких гусей, Малая пагода диких гусей, Большая Мечеть в мусульманском квартале, Колокольная и Барабанная башни — с которых подавались сигналы жителям, утром вставать и приступать к работе, вечером расходиться по домам и запирать двери. Народ любит пышность — как и жестокость. Подобно тому, как на главной площади собирались толпы, посмотреть на зрелища — выступления циркачей, и публичные казни.

Размышления Мао прервали сигналы тревоги — удары железной палкой по подвешенному рельсу. Высоко в небе появилась маленькая точка, оставляя за собой след — летел самолет. Со времен японских бомбежек, жители Сиани не забывали о воздушной угрозе, защищаясь самым простым и доступным способом — по сигналу, прятались в подвалах и погребах. Хотя многие продолжали заниматься своими делами — ведь гоминьдановцы Сиань не бомбили? Однако в последние дни над городом часто замечали чужие самолеты, и кто-то вспоминал, что американцы сделали с Токио и Хиросимой. Им возражали, а за что янки быть злыми на нас, мы ведь их не трогали, как японцы в Перл-Харборе? Да, мы воюем с Гоминьданом, который вроде как их союзник — но ведь в войну с Японией, американцы прилетали и к нам, и даже привозили свои дары!

От самолета отделилась точка — бомба, нет, контейнер, раскрылся парашют! Как американцы сбрасывали снабжение там, где не могли приземлиться. На улицах началось оживление, люди смотрели в небо, прикидывая, где груз упадет на землю — а если упаковка порвется, и кто-то успеет первым, и сумеет набить карманы и мешок, пока не прибегут солдаты? Кажется, американцы называют это, гуманитарная помощь бедным нуждающимся странам — да ведь было, три года назад, в провинции Юннань, когда там был голод, то американские самолеты точно так же бросали мешки с едой! (прим. — в нашей истории, "продовольственная помощь" с воздуха оказывалась голландцам, весной 1945. Но в альт-истории, отчего бы не помочь и Чан Кай Ши -В.С.).

Мао медлил. Недостаток образования (начальное, и незаконченное среднее) компенсировался у него инстинктивным чутьем на опасность. Которому он привык безоговорочно доверять — и сейчас оно вопило, прячься, уходи! Пусть нет никакой видимой угрозы — даже если это бомба, она упадет не сюда, а сильно в стороне. Ну а если там, например, японские бациллы — как американцы в свое время травили болезнями индейцев? Во дворце крепкий подвал, оборудованный под бомбоубежище (не будь его, Мао бы тут не поселился). И дверь туда совсем рядом — так что вреда не будет!