— Дед, ты видел? — как атмосферно, с придыханием спросил один.
— Конечно, видел. А что вы так возбудились? Там вроде не бордель выездной, а вполне себе мужики. Солдаты.
— Тебе бы всё хиханьки, да хаханьки! Они же нас в порошок перетрут.
— Скорее сами перетрутся.
Вижу — не понимают. Вздохнул. Надо рассказать. Довожу до них предположительный масштаб артподдержки. Откуда знаю? От верблюда. Видели, ротный меня вызывал? Карту показывал. Вот тебе и хо-хо!
— Так что — держите штаны сухими, ребята. И лишний раз — не подставляйтесь. Вам даже попадать в них не надо. Высунул винтарь, шмахнул в сторону противника — молодец. Надо чтобы позиции наши выстрелами сверкали. Чем чаще будете шмахать, тем дольше проживу я, и проживёт мой пулемёт. А вот он — та ещё косилка! Задача ясна?
— Впервые получаю такую задачу — просто не сдохнуть, — скривил обгоревшее лицо один из бойцов. Это он так улыбнуться пытался. Им бы в госпиталь. Но, жираф большой — ему виднее. Это я про ротного, чтоб ему там сейчас икнулось.
— Ну, почти так. Как дойдёт до рукопашной — там мои приказы вам без надобности. Как дойдёт румын до вот тех плашек, видите, я навтыкал? Вот! Кидайте гранаты. Не жалейте. А там — Бог нам всем в помощь! Ну, вы ребята, вижу, та ещё субстанция. Как и я — в воде не тоните, в огне не горите! И помните — главное в танке — не бздеть! С Богом, братва, по местам! Пусть смерть нас боится! Ура!
— Ура! — вполголоса хором отвечают. Расползаются.
Вот. И не пришлось плести про ариев и великих предков. Надоело уже. Не буду больше. Пока того гридня не отловлю и не допрошу с пристрастием.
Пока воодушевлял людей, сам как-то воодушевился. Легко поймал нужную "гармонию", легко вошёл в новый, недавно освоенный, наскоро вспомненный, вид транса. Пусть так и будет числиться — Гармония.
Так хорошо и спокойно на душе. Чую себя, чую людей, чую мир вокруг. Мир стал насыщенным, выпуклым. Как в книге "Области тьмы" — заглотил таблеточку и мир заиграл красками. Только без таблеточки. Натур-продукт.
Лёгкость небывалая в теле и голове. Чистота кристальная в мыслях. И тело своё ощущаю, как никогда. Как никогда лёгким. Чистым. Казалось, подпрыгни — полетишь до Неба. С ангелами, по душам, водочки попить. Ничего больше не болело, не беспокоило. И простуда куда-то делась.
— Дед, а как ты это делаешь? — спросил библиотекарь, приваливаясь к стене окопа рядом со мной.
— Что? — не понял я. Так "ушёл в себя", что потерял нить разговора.
— Что не боишься совсем. Ты так спокоен, будто собрался завтрак сготовить, а не в безнадёжном бою сражаться.
— Просто всё. И сложно, Санёк. Всё просто и сложно. Просто — выбрось всё из головы. Вообще всё. Весь мусор.
— А что — мусор?
— Всё. Очисти свой разум. Пусть он будет чист и ясен, как хрустальная ваза. Не будет в ней места для страха. Выброси его. Мусор.
— Это — сложно, — покачал головой библиотекарь.
— Я так и сказал. Всё — просто и сложно. Самые важные вещи — простые, а простые — всегда тяжёлые для понимания. И будет — чудо. Чудо — это просто. Когда умеешь. И чудо — сложно, когда даже не понимаешь — как.
— Ты про это чудо говорил?
— Про это, Санёк.
— Ты впервые меня назвал по-имени.
— Бывает, — пожал я плечами, вздохнул, — я не знаю, как тебе ещё объяснить. Как объяснить словами слепому, что такое — радуга? Как словами пересказать глухому, что такое — симфония? Как словами научить девственника — как женщину довести до оргазма?
— А это — при чём? — удивился мой собеседник.
— Да — то же. Прочуять это надо. Прочувствовать. Самому. Научиться. Научиться концентрироваться на задаче — отринув всё прочь. Научиться контролировать свой разум, своё тело. Как тебя я научу? Если ты не желаешь даже?
— Желаю!
— Выброси мусор!
— Как? — закричал он.
— Вот так! Возьми — и выброси! — проорал я в ответ.
— Я даже не понимаю — о чём ты! — кричал он. А он — разозлился.
— А я о чём? Даже не хочешь.
— Пошёл ты! Развел тут шаманские танцы! "Очисти разум"! Тьфу! — он отполз от меня.
— Используй силу, Люк! — прошептал я. Тот тоже не понимал. Пока не торкнуло. И я не понимал. И до сих пор не понимаю. Использую. Интуитивно. Не понимая механизма. Как мой трёхлетний сынишка загружал компьютер, загружал нужную игрульку, запускал именно своё сохранение и играл в стрелялки. Не зная ни одной буквы. А что к чему? Как тебя научить тому — в чем сам — ни бельмеса?
Тряхнул головой, вышвыривая этот разговор из оперативной памяти. Пора вернуться к нашим баранам, т.е. румынам. Они как раз пошли в атаку.
У меня заправлена лента, где каждый 4 патрон — трассер. Пристрелочная, наверное. Дал две короткие очереди. И ещё две. Не в румын — они ещё слишком далеко. Не умею я стрелять из пулемёта навесом. Не гаубица, авось. Это я проверил точность прицела. Результат меня устроил.
Навалился грудью на земляной стол, положил щёку на приклад, смотрю на цепи солдат противника вдоль ствола. Мыслей — 0. Планов — 0. Страха и волнений — 0. Тысячи их там. Нам — гарантированный карачун. Может, там, за селом, их и порубают в фарш, но нам это уже будет — фиолетово. Страха — 0. Волнения — 0. Так надо. Надо, значит надо.
Так что ж, друзья, коль наш черёд
Да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрёт,
Не задрожит рука.
Настал черед, пришла пора,
Идём, друзья, идём!
За всё, чем жили мы вчера,
За всё, что завтра ждёт!
Да, пою. Да, громко. Нам песня не только строить и жить помогает. Но и ломать, и погибать. Погибать — так с музыкой!
* * *
Вот-вот-вот! Цепь солдат выползла из низинки на "удобное" место. Для меня — удобное. Для них, соответственно, нет. И вижу — некоторые это поняли. Цепь сломалась, некоторые рванули вперёд бегом, а не шагом. А то идут, как белые офицеры в кино про Чапаева. Пулемёт в моих руках бьётся в станине, посылая росчерки трассирующих пуль в противника, пламя рвётся из пламегасителя. Высадил всю ленту, быстро снял пулемёт со станка, собрался бежать, столкнулся с библиотекарем, что бежал навстречу увешанный пулемётными лентами, как матрос штурмующий институт благородных девиц в Смольном.
— Ходу, ходу, — кричу, перепрыгивая через него. Чую, что лицо моё имеет глупое выражение — от глупой довольной улыбки. Очень уж удачно легла очередь по цепи румын. Вся лента по всей цепи, по серединам корпусов. Складывались, как картонные корпусные мишени. Вся лента. Вся цепь. Редкий на войне случай. У меня — впервые. Поэтому — такой радостный. Доволен удачей. Убил несколько десятков человек — радуюсь. Маньяк!
Их сюда никто не звал! Они шли меня убивать!
К сожалению — больше такой удачи мне не перепадало. И противник больше не ходил в "психические атаки", передвигались рывками, отдельными группами, единично. Пристреляться, как следует, не давали. Дашь 3-4 короткие очереди — сразу пули начинали жужжать сердито вокруг.
Да и пушкари наши как-то быстро отбили у них охоту кучковаться. Сразу упомяну работу артдивизионов сторон, потому что мне было — не до них. Пушкари работали — с огоньком. И наши, и не наши. Молотили знатно. Снарядов — никто не жалел. Наши не жалели, чтобы сдержать, румыны не жалали — всё одно не вывезти. Перекопали снарядами всё поле боя, всю округу. Село разбили полностью. Что могло гореть — горело. Что не могло гореть — тоже горело. Даже печей на пепелищах не осталось.
Горные орудия прожили короткую, но насыщенную, получасовую жизнь в аду. Они били прямой наводкой. Практически в упор. Каждый выстрел — попадание в цель. Короткоствольные пушки давали малый импульс снарядам. Дальность орудий была — низкой. Пробивная сила — ещё меньше. Но, снаряды летели по крутой параболе, ложились в ряды противника чуть ли не как мины — чуть ли не сверху. Осколки летели богато, вдоль земли, собирая свой кровавый урожай. И не было от горных пушечек спасения. Ни в складках местности, ни в ямах, ни в воронках — везде они доставали. Ухали на головы сгруппировывающихся для атак румын.
К сожалению, огневые маленьких, гордых, как горные птицы, горных орудий быстро вычисляли, накрывали. А у них даже орудийных щитов не было.
У румын наибольшее беспокойство нам доставили корпусные орудия. Они не были видны. Били откуда-то с закрытых позиций. Но, били мощно, часто. И смертоносно.
Ещё румыны катили свои пт-орудия. Те самые мелкашки, что обескровили приданные к нам бронеавтомобили. Совсем мелкие. Совсем бесполезные против окопавшейся пехоты. Расчёт — 5-7 чел. Кучкой. Пыжатся, катят. А вдруг — русские Т-34? Одним словом — печеньки. Одной очередью останавливал их мучения. Щита, как такового, у орудия — нет. Укрыться им негде. Пусть я и не убивал всех — говорю же — одной очередью всех — редчайшая удача, но — орудие оставалось на месте, трупы лежали, раненные отползали. Живые — прятались. ПТО-шники даже не пытались со мной перестреливаться. Понимали прекрасно — 40-мм пулька против окопавшейся пехоты — бесполезна. Так что пушка оставалась на месте, пушкари пытались жить, как пехота.
Ещё славно покуражились миномётчики. С обеих сторон. Только вот беда — у наших боезапас, наверное, иссяк. Через несколько часов заметил, что разрывы мин в рядах румын стали редеть. А уж различать по разрыву мину от снаряда — научился. А вот по штрафной роте — миномёты как лупили, так и лупили. Одно радовало — миномётчики румын — не немцы. Не такие заковыристые умельцы. Попадания в сами окопы — редкость. А это в миномёте — самое страшное. Большая часть румынских мин разрывалась снаружи. И то — хлеб.
Теперь про меня и пехотную сторону боя. Тут было всё просто — высунулся, наметил цель, выставил пулемёт, прицелился или подождал цель, построчил, нырнул в окоп — бежишь в позе "Зю" отсель — тудой. И живее, живее. Про миномёты — говорил. Вот и всё. Просто.
Не умереть — сложно. Не словить пулю, осколок — сложно.
Сдержать такими редкими "вылазками" массу пехоты — сложно. Они лезли, как тараканы. Ползком, перебежками. Сотнями.
И танки. Что не лезли вперёд, крутились среди кустов разрывов снарядов, сверкали пулемётами не переставая, изредка сплёвывая со своих мелкокалиберных пушек. С этаким презрением.
Сорокопятки были. Но — там. И гранаты у нас были. Но — тут. А танки — там. Подавляли своими пулемётами. Казалось — абсолютно равнодушные к буйству артиллерийского огня вокруг. Осколки снарядов бессильно били в броню. Это надо было конкретно попасть снарядом прямо в танк. Или так близко с ним, чтобы фугасное воздействие машину повредило. Пока — не случилось. Так что танки наступали с тем самым правилом прогульщика — шаг вперёд, два — назад. Ловко.
А под прикрытием их огня пехота противника — давила. Несла большие потери, но всё ближе подбиралась к окопам штрафников. Казалось — сейчас резко все поднимутся, рывок — пипец котёнку! Такая масса просто растопчет. Но, не поднимались. Нет рывка. Есть медленное и неотвратимое давление гидромолота.
Высунулся. Окинул лунный пейзаж взглядом. Уже и снега не стало. Всё — черно. Ё-о! Сколько вас! Кого ж из вас приголубить? Вот ты, чего руками размахался? А вот ещё стайка гусей прёт 50-мм миномёт и ящики зарядов. Выставляю пулемёт, дышу, как перед прыжком в прорубь, выдыхаю, задерживаю дыхание — Немтырь так делал, земля ему периной, ловлю в прицел руководителя-рукомахателя, но тот, будто почуял, залёг. Перевожу прицел на стайку миномётчиков, что решили подтащить свой инструмент поближе. Выдыхаю. На таком расстоянии они — размером с мух. Целиться надо сюда, чтобы попасть — туда. Придавливаю спуск. Ещё и ещё. Не смотрю — попал или нет. Ловлю следующих. У меня ещё есть время. Копчик ноет, но не бьёт током.
Вижу краем глаза интересную картину — танк прёт вперёд, а за его кормой выстроилась целая толпа, жмутся к нему, как цыплята за клушкой. Я у них — во фланге. Прав был ротный. Фланкирующая у меня позиция. Целю в танк. Пока пули долетят — вместо танка там будут эти воробушки. Стреляю на остаток ленты. И опять не смотрю на результат, ныряю в окоп, горячий ствол на спину, согнувшись, на полусогнутых, бегу на следующую позицию.
Слегка обидно, что результат нашего титанического труда в фортификации так быстро уничтожается — окопы уже наполовину разбиты, осыпались. Как и мои уши. Надо было ставить подпорки, обшивать чем-либо, как немцы делают, чтобы не осыпалось. А так — траншеи стремительно превращаются в продольные углубления. Скоро бегать не выйдет. Только ползать. А в уши надо было ваты напихать, как Лошадь.
А где Лошадь? Где мои патроны? Что это я про него вспомнил? Весь бой было — прохладно, а сейчас заволновался. Бегу искать. И пробегаю мимо. Возвращаюсь, ставлю пулемёт, начинаю по-собачьи рыть землю. Натыкаюсь на ватник, вцепляюсь в него, дергаю. Появился воротник, вцепляюсь двумя руками, дергаю, ткань трещит, ватник рвётся, но удалось выдернуть из земли голову и плечи бойца. Просовываю свои руки ему под мышки, смыкаю их в кольцо, дёргаю. Тело Санька, как тесто, ползёт из моих рук. Зато вырвал его руки из земли. Опять хватаю его под мышки, начинаю не дёргать, а раскачивать, выкорчёвывать. При этом сильно сжимал его. Он закашлял, очнулся.
— Живой, конь педальный! Дальше — сам! И остальных бойцов проверь! Понял?
— А? — он смотрит на меня совершенно потусторонним взглядом.
Ничего он не понял. Махнул на него рукой, схватил пулемёт, схватил две коробки с лентами, что были в руках библиотекаря, когда его засыпало, вместе с руками библиотекаря и освободились. Открыл короба — чисто. Заправил ленту в питатель пулемёта, отбежал шагов на пять, выставил пулемёт. Причесал осмелевших румын, что решили, что раз мой пулемёт молчит непривычно долго, то можно уже и в полный рост ходить-гулять, как по проспекту. Не, ребята! Я ещё жив! Лежать!
Минут через ндцать — в бою ощущение времени — неверное, приполз Санёк, с ящиком патронов. Грязный, как шахтёр. Только глаза и белеют. Глаза, кстати, уже — нормальные. Не шальные. Показал 2 пальца, покачал головой. Минус два. Плохо. Библиотекарь стал трясущимися руками забивать патроны в ленту.
— Ты уже умер! Ты в курсе? — ору ему в лицо. От постоянных взрывов уши как ватой забиты.
Он кивает. И, ... улыбается:
— Я понял, как ты это делаешь! — кричит, заикаясь, — Нет в голове ничего! Ничего! Я — не боюсь! Некогда стало бояться!
Показал ему свою руку, изобразил тремор.
— Близко взорвался. Трясёт всего и тошнит. И очки я потерял, — кричит.
Контузило. Бывает.
Встаю прямо тут, "приглаживаю" своей газонокосилкой марки Рейнсметалл самых смелых и самых глупых врагов. Отбегаю за излом окопа, опять стреляю.
Когда же обеденный перерыв? Что-то я притомился уже бегать! Юмор у меня такой. Хотя, правда, устал. Мадьяры, вы б покурили бы, что ли? Настырные какие! Вот вам порция свинцовых пилюль с притормаживающим эффектом!
Блин! Сглазил! Только вот танка мне и не хватало! Уёжище, устаревший, но — танк, ёпта!
— Санёк, танк! Тащи гранаты! Живее, мать твою! Коромыслом! Туда! Стой, ты! Смотри! Туда тащи! Там встретим! Понял? Беги! Лошадь!
