Сугубо финский попаданец. Часть 2.

"Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью"— хмыкнул Маршал Маннергейм, прочитав последнюю депешу из Армии Перешейка.

Эш славно начал, взломал левый фланг 23-ей армии в узком дефиле между озёр Вуокса и Ладога, потом он выпустил Подвижный корпус— овчарку, которая побежала на юг, вдоль тылов советских дивизий. Те, словно стадо овец, послушно сбились в кучу, вяло попытались прорваться на восток, но отброшенные, печально побрели к берегу Финского залива, подталкиваемые вбок VI, а потом ещё и IV корпусами. С фронта ситуацию контролировал II корпус, проводя локальные атаки, все шло просто замечательно, пока вдруг... Ох уж эти военные неожиданности. Благостную картину испортила самая "тихая" дивизия — 142-я, до сих пор не создававшая вообще никаких проблем. Стояла себе на позициях и никого не трогала, абсолютно не обращая внимания на колонны войск в своём ближайшем тылу. Ходят? Окружают? Да и пусть их. Вместо того, что бы бросить позиции и вместе со всеми обреченно шагать в ловушку расставленную Эшем, полковник Микульский, Семён Петрович, поступил по своему. Терпеливо подождав, покуда арьергард 43-й дивизии не освободит дорогу, он двинулся перпендикулярно общему движению по кратчайшему пути к старой границе, прямо по рельсам железной дороги. Дивизия была как буд-то накрыта шапкой-невидимкой, её никто не видел, ни авиация, ни егеря. Без разведки и боевого охранения, даже не форсированным маршем, стройными походными колоннами, сохранив все имущество до последнего гвоздя они подошли к станции Кямаря через час после того как оттуда ушёл Подвижный корпус. Передовой полк отшвырнул с пути егерский батальон, обустраивающий оборону и дивизия гордо прошествовала дальше к линии Маннергейма, как и предписывал приказ командарма. Передовые части IV корпуса подошли к станции через два часа, после того, как её покинул арьергард 142-й дивизии. Только сейчас штаб Армии Перешейка узнал, что одна "овца" отбилась от стада. На возмущённые вопли оперативного отдела:— "Как такое могло произойти?!"— разведчики смущённо разводили руками. Мистика да и только. Прочитав это сообщение, Маршал схватился за голову и процитировал Бисмарка. Положение нужно исправлять, выход полноценной дивизии на линию КаУР, может вселить в Сталина излишний оптимизм, а это сулит серьёзные проблемы в будущем.

— Соедините меня с генерал-лейтенантом Эшем.— и почти сразу же.

— Леннарт, что ты теперь собираешься делать?

Оплывшие финские и советские окопы, затопленные землянки с провалившимися накатами, подгнившие и покосившиеся сосновые колья с обрывками колючей проволоки — вот тебе и "подготовленные рубежи" на линии Маннергейма. Но приказ есть приказ и в ночь с 26-го на 27-е августа 142-я дивизия начала зарываться в землю. После начала передислокации на новые позиции связисты ни как не могли соединиться с Штармом. Соседей не было ни слева, ни справа, одни, как прыщ на заднице! А с утра началось... Сначала летали разведчики, по ним стреляли все: от зенитного дивизиона до последнего обозника с карабином без штыка, одного даже подбили — "рама" с дымом ушла северо-запад. Потом стали налетать бомбардировщики и штурмовики. Зенитки выбили почти сразу, "Мерзкие" и "Мораны" охотились за каждым орудием, каждым пулемётом направленным вверх, пуская ракеты и вываливая мелкие бомбы. Бомбардировщики, были и пикирующие и обычные, шли уже на разведанные цели и бомбили прицельно, в несколько заходов. Перепахали все позиции и ближний тыл. Хорошо, что успели окопаться, потери среди личного состава были небольшие, а вот обозы и артиллерию потрепали крепко. Часа в три дня, над самыми деревьями застрекотали автожиры, иногда даже зависая над одним местом, если самолёты чего-то не замечали, то от этих было не спрятаться. Стрелять по ним опасались, рядом все время крутились штурмовики. Издалека заработала артиллерия, потом небольшими группами появились пехотинцы, но в атаку идти не спешили, тоже стали окапываться. К вечеру пошли сообщения: обходят с флангов, просачиваются через лес силами до батальона. Ситуация ожидаемая, финны по другому и не воюют, сейчас обойдут, на дорогах сделают завалы и перекроют пути отхода, а потом начнут членить дивизию и уничтожать её по частям. Дилемма, если оставаться на месте, то уже завтра пробиться на восток не получится, оставить позицию без приказа — можно и под суд загреметь, а связи все нет. Полковник Микульский решил рискнуть, посадят не посадят это ещё вопрос, а вот если финны окружат, вопросов точно не будет — либо смерть, либо плен. Будем отходить на Териоки. Так начались мытарства 142-й стрелковой дивизии.

30-го августа 1941 года поздно вечером Главный штаб обороны Финской республики был потрясён, "Старик" снова начал "чудить".

Маршал Маннергейм, сидя в учительской гимназии города Миккели, которая служила ему кабинетом уже вторую войну, пытался разобраться с отчетом службы тыла по наличию вагонов и паровозов на которые армия может рассчитывать в ближайшую неделю. Без стука распахнулась дверь и в комнату влетел генерал Айро Аксель — нынешний начальник штаба — лицо покрасневшее, глаза под очками лихорадочно блестят, в руках бланк расшифрованной радиограммы.

— Какого черта...— начал было Маршал.

— Белоостров и Сесторецк!

— Чего, Белоостров и Сесторецк? Докладывайте нормально, что случилось?

— Эш — генерал потряс бланком — Эш взял Белоостров, который "новый" и Сесторецк!

— Это хорошо...— протянул задумчиво Маннергейм и тут до него дошло — Что?! Как взял? Вот так перешёл границу и взял?

— Так точно! — Айро засиял как Тульский самовар — дорога на Петербург открыта, штаб Армии Перешейка докладывает, что войск перед ними нет!

Второй раз за четверо суток Маршал схватился за голову, взбучка которую он давеча дал Леннарту Эшу за побег 142-й дивизии, оказалась слишком сильной. Самый талантливый генерал армии, закусил удила и вот пожалуйста — перешёл границу и сейчас небось рвётся к второй столице СССР. Без приказа, идиот!

— Стоять!!!— проревел Маршал — Стоять кретины! Заставь дурака богу молиться...— добавил он по русски.

Обстановка на поздний вечер тридцатого августа была следующей.

На оконечности полуострова Койвисто скопились остатки 115-й и 123-й дивизий и бригады морской пехоты-несколько тысяч человек без тяжёлого вооружения, их сейчас спешно эвакуируют на остров Бьёрке. В motti от Поралампи до Липпола — основные силы 43-й, тех же 115-й и 123-й, их артиллерия, тылы и огромные гурты колхозного скота. Вся эта группировка была поначалу отрезана только Подвижным Корпусом и оставалось немало "дыр" по лесам, через которые на восток пробивались небольшие группы "красных" и бездорожьем уходили к старой границе. К вечеру 27-го августа на помощь генералу Хегглунду стали подтягиваться части IV корпуса, уплотняя "днище котла". Кольцо motti становилось все менее проницаемым и Эш в очередной раз решил проявить инициативу, да ещё и "реабилитироваться" за предыдущий промах. В ночь на 28 августа он приказал наиболее мобильной части Кавалерийской дивизии — обеим кавбригадам оставить позиции в "оцеплении" и форсированным маршем двигаться по Приморскому шоссе к старой границе. Внимание Главного штаба было отвлечено перипетиями борьбы с 142-й дивизией, которую старался окружить генерал Талвела и инициатива Армии Перешейка осталась незамеченной. О взятии Териоки, "столицы Куусинена" зимой 39-го, доложено не было и вот пожалуйста — полная неожиданность для штабов Маннергейма и Ворошилова — Белоостров и Сесторецк! Если не унять этого "скорохода", то глядишь через пару дней он окажется в Петербурге, а вот это уже совсем не укладывалось в план Маршала. Тут и родился знаменитый "Стоп-Приказ", который излишне образованные офицеры штаба сравнивали с приказом Гитлера в мае 40-го года.

30 августа 1941 года. Командующему Армии Перешейка, генера-лейтенанту Л. Эш.

Ближайшей целью операции является уничтожение советских вооруженных сил, окруженных в Липпола, путем концентрического наступления правого крыла наших дивизий и быстрого захвата побережья Финского залива в этом райґоне. В связи с этим:

Приказываю.

Приостановить наступление Подвижного Корпуса вдоль берега Финского залива, кроме локального, для улучшения позиций. Закрепиться на достигнутом рубеже. Подготовиться к отражению атак противника.

Верховный Главнокомандующий Маршал Маннергейм.

Приказ вызвал глухое недовольство офицеров штаба во главе с Акселем и вполне явное со стороны Армии Перешейка, ещё бы — у пса отбирают кость. Пришлось в ту же ночь собирать совещание и объяснять прописные истины: прорыв подвижной группы к Петербургу почти неминуемо грозил окружением, если не будет поддержан ударами по всей линии границы, что в свою очередь невозможно пока не ликвидирован котёл и не сломлено сопротивление 142-й дивизии к которой в последние сутки подошла на помощь 265-я. Начальник Главного штаба попытался возражать и предложил срочно перебросить на правый фланг Танковую дивизию и часть VI корпуса, в этом случае "горловина" прорыва была бы в безопасности, а ударная группировка имела б необходимую мощность. Пришлось его резко оборвать и потребовать прекратить измышления, а вместо этого заняться организацией выхода дивизий единым фронтом к пограничной реке Райайоки, по русски "Сестре". В просьбе ввести в бой последние резервы Маршал раздраженно отказал, в его планы не входило облегчать жизнь немцам и предоставлять им Петербург "на блюдечке". Уже ранним утром 31-го августа генерал Эрфурт был проинформирован о "Стоп-Приказе". Пока шло совещание, передача приказов и распоряжений, генерал Эш, не желая останавливаться на достигнутом, переговорил по телефону с Хегглундом. В результате этого разговора боевая группа 2-й кавбригады — два эскадрона, восемнадцать танков и шесть самоходок на рассвете 31-го по шоссе двинулись на север. Без противодействия проскочили деревню Александровка и ворвались в урочище Мертуть. Дело того стоило — удалось захватить грандиозный ДОТ, стоящий без гарнизона, который тут же прозвали "Миллионер", продвинуться дальше к Чёрной Речке сил уже не хватало, в тылу ещё оставались Ольховка и Старый Белоостров, не занятые финскими войсками. Наступление Армии Перешейка окончательно выдохлось, можно было подводить итоги "Блицкрига по Фински".

14 глава. Война без компромиссов.

04/IX-1941 года. Город Миккели. Ставка Верховного Главнокомандующего.

— Да сделайте хотя бы что-то для демонстрации доброй воли! — Воскликнул, не сдержавшись генерал Йодль. Маршал холодно молчал, с лёгкой брезгливостью рассматривая самого доверенного человека генерал-фельдмаршала Кейтеля. Это было верхом неприличия, от волнения начать "терять лицо" и повышать голос.

"Немецкий генерал при финской ставке" генерал Эрфурт получил копию "Стоп-Приказа" ранним утром 31 августа, он прекрасно понимал что это значит. Русские смогут сосредоточить дополнительные силы против ГрА "Север" и захват Петербурга станет невозможным, а значит неминуема зимняя компания к которой Вермахт абсолютно не готов. Нужно срочно что-то предпринимать пока не поздно. В своей радиограмме он предположил, что врожденный пессимизм одержал временную победу над Маннергеймом и рекомендовал наградить престарелого маршала каким-нибудь немецким орденом, чтобы восстановить его моральный дух. Так цивилизованные народы всегда поступали с мелкими царьками, предоставляющими вспомогательные войска и это должно подействовать. Предложение Эрфурта рассматривалось лично Гитлером, которому уже пришлось совсем недавно просить финского маршала об услуге — наступлении на Карельском перешейке. Услуга была оказана и опять есть необходимость просить о новой, что было необычно и невыгодно, поскольку даёт возможность финнам играть в независимость. Вопрос надо решать кардинально, в идеале заставить "товарищей по оружию" активно участвовать в войне, подписать "антикоминтерновский пакт" и передать концессию на никелевые рудники Петсамо концерну "И.Г.Фарбениндустри". "Фюрер" разразился очередной длинной бессвязной речью из которой окружающие вынесли понимание того, что финнов, с их "психологией мелких хуторян", необходимо склонить к сотрудничеству любыми путями и при этом не испортить с ними отношений. Выполнить столь деликатную задачу поручили начальнику оперативного штаба ОКВ Йодлю. 4-го сентября Ю-52 с "главноуговаривающим" на борту приземлился в Миккели.

В обстановке максимально торжественной Маннергейму был вручён орден Железного креста всех трёх степеней сразу и была произнесена пафосная речь, но кажется престарелый хитрец не проникся и высокие стороны уединились для обсуждения конкретных предложений. Только Йодль успел заикнуться о целях визита, как маршал перебил своего собеседника и начал пространно и нудно жаловаться на отсутствие буквально всего: от хлеба и самолетов до состояния железных дорог и отсутствия кораблей для Онежской флотилии. По его словам выходило, что немцы втягивают финнов в затяжную войну, а президент и кабинет министров осаждают Маннергейма просьбами быть бережливей и не расходовать попусту людские ресурсы маленькой страны. Ведущие промышленники рвут на себе волосы и предупреждают, что, поскольку все взрослые мужчины воюют, экономику ждёт неизбежный крах. Наконец финская конституция требует от главнокомандующего получать разрешение правительства на ведение операций за линией границ. Йодлю показалось, что он боится того, что Вермахт не сможет "громко постучать в двери Ленинграда" и с жаром принялся расписывать силу и мощь войск фон Лееба. Маршал с интересом послушал и задал резонный вопрос — "Тогда зачем его просят о новом наступлении, если все так лучезарно?"— Йодль сник. Вот теперь пошёл действительно серьёзный разговор, Маннергейм уже не казался престарелым хитрецом, пытающимся выторговать чего-нибудь у великодушной Германии. Чётко, последовательно, с хорошей долей язвительности были перечислены все просчеты и промахи ОКВ и штаба армии "Норвегия", было указано на стратегические ошибки и не верно обозначенные цели, а в заключении был сделан вывод о несостоятельности планов по войне с СССР на Севере. После этого Маршал отстранённо замолчал. Начальник оперативного штаба ОКВ, понимая обоснованность упреков, попытался пробить стену ледяного молчания и переубедить собеседника, но исчерпав разумные аргументы в отчаянии воскликнул:

— Да сделайте хотя бы что-то для демонстрации доброй воли! — Длительная пауза, полный презрения взгляд и наконец скрипучий голос:

— При чем здесь моя воля, не важно, добрая или нет? Вопрос намного серьёзнее — о принципиальной возможности разгромить Советы до наступления морозов, если этого не удастся сделать, то победа во всей войне не возможна. А это уже вопрос выживания обеих наших наций.

— У вас есть конкретные предложения?

— Есть. — Маннергейм поднялся из кресла, пару раз прошёлся по кабинету как бы в раздумье, потом продолжил.— Падение Петербурга позволит вам высвободить войска и в критический момент перебросить их под Москву. Это первая стратегическая цель. Потеря обеих столиц и почти всей европейской части России смертельна для режима Сталина, ему придётся срочно прекратить войну для того, чтобы подавить возникшее недовольство своих рабов, разочаровавшихся в его гении. Такая ситуация нестерпима для Великобритании и соответственно США и они сделают все, чтобы этого избежать, посылая оружие, а потом и войска для спасения режима. Значит захват Мурманска это вторая по важности стратегическая цель на Севере, все остальное не так важно, — снова тяжёлая пауза и наконец. — Я могу достичь обеих целей уже в ближайшее время, но для этого мне нужна вся полнота власти, над всеми войсками, в том числе и армией "Норвегия", а так-же развязанные руки, без указаний ОКХ и ОКВ. В противном случае Финляндия прекращает наступательные действия и переходит в глухую оборону, готовясь отбивать атаки Красной Армии, после того как вас этой зимой постигнет судьба Наполеона. — Немая сцена.